Константин Матросов разбирает тексты песен легендарной группы «КиШ».
Продолжение.
Двое из ларца, одинаковы с лица
Интересно, что у «Внезапной головы» есть свой приквел, который замаскирован в альбоме — поставлен не до этой песни, а после, хитро разделён «Шаром голубым» — «Злодей и шапка». В одном из интервью, где Князев показывает свою старую тетрадь со стихами, стихи «Злодей и шапка» и «Внезапная голова» идут как раз в правильном порядке, практически как дилогия. Но, видимо, музыканты правильно почувствовали, что в циклах стихотворений, в данном случае песен, более слабая песня «принижает» более сильную, и общее качество в результате проседает. Правда, здесь обе песни не назвать совершенными, потому что они шероховато написаны, и все-таки обе они — великолепны. Однако если сделать из этих двух произведений диптих, «Внезапная голова» потеряет в своей загадочности — появление головы прояснится, а это пойдёт не на пользу стихотворению. Возможно, «Злодей и шапка» и есть тот самый «опус магнум» группы «Король и Шут», по крайней мере, в плане текста.
Злодей и шапка
Как-то некто на базар пришёл он,
К самой первой лавке подошёл он.
«Эй, продавец, ну-ка думай быстрей,
Какую выбрать одежду мне в лавке твоей,
Я по характеру злой, моё стремление — власть,
Во мне горячая кровь, во мне свирепая страсть.
Я хочу, чтоб, видя облик мой,
Все меня обходили стороной,
Чтобы сразу понимали, кто я в душе такой».
Торговец понял — дело непростое.
Что бы это предложить такое?
«Я б не хотел тебя, приятель, обидеть,
Но такого как ты, да лучше б вовсе не видеть,
Я, кажется, знаю, что тебе подойдёт,
Твой горячий характер каждый сразу поймёт».
И старинный он сундук открыл,
Вынул шапку и проговорил:
«В своё время сам Великий Карл её носил»
«То, что надо!!!» — Злодей заулыбался,
Новой шапкой очень восхищался,
Шёл он домой, воображал и гордился,
Перед зеркалом в спальне он весь вечер крутился.
Но когда снял он шапку, с ним случилась беда —
Вместе с шапкой снялась и его голова.
Я хочу, чтоб, видя облик мой,
Все меня обходили стороной…
В тексте сошлись все звёзды: блестящая идея, неожиданный поворот в конце, реализм, который вдруг оборачивается мистикой, притчевость текста, хотя главный герой только заявляет о своём злодействе — мы не видим его аморальных поступков. И прекрасная кода-рефрен, повторённая — и правильно! — не полностью, которая поворачивает текст в юмористическое русло.
Я хочу, чтоб видя облик мой,
Все меня обходили стороной…
Действительно, на безголовый труп мало кому понравится смотреть, и все будут обходить его стороной, как и желал главный герой песни.
Еще в тексте присутствует великолепный элемент, который выполнен не до конца. Он необязательный, но работает на общую идею, дополняя её факультативной иронией. Я имею в виду отсылку к Карлу Великому. Я не бог весть какой знаток истории, поэтому был уверен, что Великий Карл закончил свою жизнь на плахе или гильотине, исходя из текста песни, но, нагуглив недавно статью о нём, удивился узнав, что, цитирую: «сражённый сильной лихорадкой, Карл Великий слёг в постель. В начале января 814 года к лихорадке присоединился плеврит, и 28 января император умер ». Вероятно, в далёкие безынтернетные девяностые, когда Андрей Князев писал этот текст, он что-то напутал, и отсылка для знатоков истории стала холостой.
У «Злодея и шапки» есть тематический двойник — «Отец и маски», если сформулировать их общую тему как «продавец, сбывший покупателям магический артефакт, повлиявший на их судьбу».
Вообще самоповторами, которые я применительно к раннему творчеству назвал бы вариациями на тему, группа занялась с первых же альбомов. Помимо упомянутых песен это: «Холодное тело» и «Мария» — тема убийства возлюбленной, во втором случае лучше решённая, благодаря иронии и присутствии экзотической для масскульта романтической некрофилии. «Смельчак и ветер» и «Дурак и молния». В первой песне ГГ воюет с разбушевавшимся ветром, а во второй пытается поймать в сумку молнию. Вторая песня поинтересней благодаря тому, что идея ушла дальше от источника — ветряных мельниц Дон Кихота. Добавьте сюда пару «Внезапная голова» — «Злодей и шапка», и мы получим целых три пары в одном альбоме.
Что это? Кризис идей? Думаю, не совсем. Просто группа несколько первых лет до издания номерных альбомов выковывала себя. Черновые мелодии забракованных песен использовались в других, уже «чистовых» песнях, идеи прыгали из стихотворения в стихотворение. Да и единственная по-настоящему внятная (в плане текстов, а не музыки) попытка сделать концептуальный альбом «Бунт на корабле» — альбом про пиратов — иллюстрирует желание группы делать на одни и те же темы не один заход.
Например, пара в «Тени клоуна» («Вестник» и «Дагон») относятся к Лавкрафту, причем в первом случае в качестве литературной основы взято его стихотворение — что с группой почти не случалось — а во втором — повесть «Тень над Инсмаутом».
Есть случаи и музыкальных парочек. Например, в «Бродяге и старике» при некотором усердии узнаётся ритм песни «Девушка и граф» из предыдущего «Акустического альбома» — причём и в куплетах, и в припевах, но сделан он жёстче, уже не в таком романтическом ключе. А «Писатель Гудвин» и «Красавец-мерзавец» — попросту два разных текста, написанные на одну и ту же музыку (вероятно, второй текст Горшок забраковал, поэтому Князь добился присутствия песни в альбоме только с пометкой «бонус»).
Также есть «двойники», которые находятся в разных альбомах. Мало кто помнит, но прыгал со скалы Андрей ещё в старой дурацкой песне «Любовь и пропеллер», а в темницу впервые был заключён ещё до «Кто это всё придумал»? в песне «В доме суета». Впрочем, второй «тюремный срок» оказался качественнее по причине большой суггестии: в старой песне есть тайна и грустная романтика, а вот новая быстро стала хитом, так как спрос на невинно осуждённых у народа большой. Это, кстати, тот редкий случай, когда песня «КиШа» стала популярной из-за справедливого чувства сопереживания невиновному.
Откуда растут ноги?
Песенная поэзия существует в собственном гетто, практически никак не замечается критикой. Главенствует мнение, что это вообще никакая не поэзия, а «тексты песен». Песня, конечно, жанр синтетического искусства, состоящий из музыки, вокала и текста, как минимум. Как максимум, песня может существовать на фоне клипа или концерта, в первом случае вбирая в себя составляющую кино, действующего чаще всего по законам сна, иногда — анекдота, во втором — харизму исполнителей. Но «текст песни» — это точно не проза, не драма и не какая-нибудь металлургия. Я уверен в том, что это поэзия (по крайней мере, говоря строго), вот только какого качества и насколько она самостоятельна — большой вопрос.
В бардовской песне есть некоторое количество авторов, почти единогласно принятых поэтами в свой стан. Это Высоцкий, Окуджава, Галич, Щербаков. Специалисты наверняка назовут ещё несколько десятков имён, но и они согласятся, что я назвал крупнейшие из существующих. С так называемой рок-поэзией всё сложнее. Розу классической поэзии к дичку рок-музыки удалось привить в полной мере, пожалуй, только Башлачёву. Причём первая половина его творчества — скорее бардовская поэзия. Частично это получилось у БГ. Тексты остальных исполнителей читать с листа не особенно интересно: чувствуется нехватка костылей в виде аранжировки и голоса исполнителя.
Песенная поэзия представляется мне соседним с мощным стволом «бумажной» поэзии деревцем (если не веткой на этом дереве) того же вида, чахленьким, с подпорками, о которых сказано выше. Оно и понятно, предназначена она для больших неискушенных масс, и главное в ней — суггестивная насыщенность, материя самого стиха там часто оказывается очень непрочной. Однако, должно быть, «бумажной» поэзии есть чему поучиться у поэзии «голосовой», ведь когда-то они были единым целым, разошедшись в 20 веке с приходом «бардов» и расходясь всё дальше с появлением рокеров и рэперов — это ясно видно уже по меньшему, чем в бумажной поэзии, количеству силлабо-тоники в песнях первых, и практически нулевому количеству её в песнях вторых.
Вернемся к «КиШу». Несмотря на то, что сюжеты у «Короля и Шута» часто опираются на сторонний первоисточник, со стопроцентной уверенностью о принадлежности конкретной песни к тому или иному сюжету говорить почти всегда трудно. Андрей Князев зачастую переосмысливает те или иные сюжеты, уже существующие в мировой культуре, но чаще придумывает свои, а со многими первоисточниками я, вполне может статься, просто не знаком. В большинстве случаев исходник замаскирован в тексте, реже о нём участники группы говорят напрямую, например, о том, что ноги «Медведя» растут из одноимённого произведения Шварца, говорилось неоднократно. Вдохновение черпается из основных двух источников: кино и литература. Будем говорить о двух случаях: когда у текста есть первоисточник и когда с текстом есть (случайное или нет) сближение.
Если говорить про кино, то «Верная жена» подозрительно напоминает эпизод с подвалом из «Зловещих мертвецов», «Двое против всех» — фильм «Прирождённые убийцы», «Отец и маски» — переосмысление фильма «Маска», «Воспоминание о любви» копирует, но в более романтическом ключе «Дом восковых фигур», «Хороший пират — мёртвый пират» очень похож на «Пиратов Карибского моря», «Свой среди чужих» — это «Декстер», перенесённый на несколько веков в прошлое, «Писатель Гудвин» — вылитый фильм «Персонаж», а «Красавец-мерзавец» был бы копией эпизода из «Гравити Фолз», если бы последний не был нарисован гораздо позже выпуска песни, поэтому здесь перед нами, видимо, случайное совпадение произведений из разных видов искусств. «Энди Кауфман» написан под впечатлением от фильма «Человек с луны», о чём непрозрачно намекается в самом тексте, «Камнем по голове» отдалённо напоминает «Бурю столетия», «Прерванная любовь, или арбузная корка» похожа по своему трешевому чёрному юмору на «Очень дикие штучки», «Дед на свадьбе» перекликается со сценой из «Чёрная кошка, белый кот» Кустурицы, «Маска» имеет источником то ли опять же одноимённый фильм, то ли его микс с мифом о Медузе гГоргоне, а «Разборки из-за баб», чьё единственное достоинство, похоже, — это максимальное количество (восемь) действующих персонажей, написаны по закону любой сцены веселой драки в вестерне/боевике в локации салуна/бара, взять хоть тот же «Человек с бульвара Капуцинов».
Если говорить о книгах, то вот параллели, которые мне удалось обнаружить: «Бунтарь» — Кен Кизи, «Невидимка» — Уэллс, «Дагон» — «Тень над Инсмаутом» Лавкрафта, «Смельчак и ветер» — нивелированная история Дон Кихота, «Лесные разбойники» явно основаны на мифах о Робин Гуде, «Песня мушкетёров» со стопроцентной вероятностью — с называнием имён всей легендарной четвёрки — наследует известному роману Дюма, «Вор, граф и графиня» может иметь три потенциальных источника: «Портрет Дориана Грея», «Портрет» Гоголя и даже фильм «Охотники за привидениями 2», «Смешной совет», если верить статье Алексея Саломатина — ремикс стихотворения В. Уфлянда, в «Утопленнике» несложно рассмотреть одноимённое стихотворение Пушкина, а, возможно, и также одноимённую песню «Сектора газа», «Карапуз» может напомнить эпизод с «Фёклой» из стихотворения Блока «Над озером», хотя Князев вряд ли читал Блока и наверняка не читал его в больших количествах, а «Внезапная голова» — это по-хармсовски или даже по-кафкиански извращённая версия Колобка, которая потом магически через несколько лет появляется в совсем другой стране и другом виде искусства — в «Унесённых призраками» Миядзаки.
Реже короли своего жанра обращаются к экспериментам коллег, но случается и такое. «Жаль, нет ружья»! вполне себе сойдёт за вариант «Ночи перед Рождеством» «Сектора газа», «Хардкор по-русски» — заклюквившаяся рафинированная версия разухабистой трёхэтажной «Патриотической» песни «Красной плесени», а «Марионетки» кивают в сторону композиции с тем же названием у «Машины времени».
Особняком стоят «Идол» как вариант реальной истории Джеймса Кука и «Генрих и смерть», написанная по мотивам фрески (!) из церкви Тёбю. Эти последние тексты своей родословной намекают на то, что источников у текстов Князя гораздо больше: это и фольклор, как нашего производства — с его лешими, водяными и русалками, так и заграничного — с его троллями, гномами и эльфами, и городские легенды, и детские страшилки, разговоры пионеров ночью у костра — всё это преображено в поэтике Князева.
Дважды в текстах Андрея Князева периода творчества «Короля и Шута» появляются черти, убийцы по случайности, палачи, оборотни, монахи, маски, лесники, короли и зловещие продавцы. Трижды — уроды, солдаты, пленники, внутренние демоны и воры. Четырежды — шуты, разбойники, пираты и волки. Пять раз — ведьмы и шесть — в разных вариантах от колдуна до некроманта — маги. Восьмерых вампиров легко обгоняют по численности по четырнадцать маньяков и безумцев в разных вариациях — от безобидных и романтических до зловещих и кровавых. А лидируют, как ни странно, в количестве пятнадцати штук зомби — а правильнее сказать — ожившие мертвецы, которые воспряли к жизни по разным причинам: от чисто мистических до морально-кармически-сказочных, если можно так выразиться.
Из 149 текстов 88 реалистичных и 61 мистический, хотя иногда грань между реализмом и мистикой в тексте определить трудно. 97 хорроров — если считать хоррором только тот текст, где происходит какое-либо насилие. Три четверти эпоса и четверть, которая приходится в основном на последние два и на третий номерной альбомы, лирики. Самый мистический альбом «Жаль, нет ружья», а самый реалистический — «Бунт на корабле».
***
Группа «Король и Шут» — одна из культовых групп русского рока. В чём заключается феномен её популярности? Много говорилось о харизме Михаила Горшенёва — одного из фронтменов группы. Что есть, то есть: Горшку обаяния не занимать. Но мне представляется, что группа стала популярной благодаря текстам песен. Причём не качеству текстов обязана популярность группы — что я попытаюсь ниже показать — а их тематике.
Много ли в традиции нашей бумажной поэзии мистической поэзии? Да ещё и мистического эпоса? На память приходит Сологуб, баллады Жуковского, отдельные стихи Блока (те же «Пляски смерти»), что-то из Бальмонта (причём не из лучших его стихотворений, впрочем, там мистика сказочная, безобидная — всяческие кавайные феи), ну и масса отдельных стихов практически у всех хоть сколь-нибудь крупных поэтов — у Пушкина, Лермонтова, Фета, Бунина, Гиппиус и т. д. В современной традиции более-менее удачно в этом направлении работает Иван Козлов из Перми. Но сказать про кого-то: «Вот он — наш “поэт ужасов”», — язык едва ли повернётся. Тем временем «поэтов ужасов» за пределами России, если не много, то уж по крайней мере достаточно. Это и Бодлер, и Роллина во Франции, Гейм и другие экспрессионисты в Германии, Тувим в Польше, Фрост — с некоторыми оговорками (всё-таки Бродский был, пожалуй, прав) в США. Стоит упомянуть и европейскую балладу с её ундинами и лесными царями. Всё это — большие поэты.
А что с рок-поэзией? Есть ли в ней группы, специализирующиеся на эпической мистике? Хотя у «КиШа» есть предшественники и современники, никто из них не сделал этот жанр своим творческим направлением. Конечно, стоит упомянуть «Арию», их альбом «Кровь за кровь», некоторые отдельные композиции. Пара-тройка песен из «Кукрыниксов» (младший брат Горшенева не мог обойтись без влияния старшего) — «Солдатская печаль», например. «Сказка» группы «Сплин», написанная балладным размером и до сих пор остающаяся одним из лучших текстов коллектива, да и жемчужиной отечественного рока вообще. И, возможно, главная предтеча «КиШа» — «Сектор газа». Целиком альбом «Восставшие из ада» (за исключением «Демобилизации») и много песен с других альбомов: «Укус вампира», «Ночь перед рождеством» и т. д. Похоже, «Сектор» — первопроходец «песен ужасов» в русском панк-роке.
Но «Ария» глобальнее по тематике и сверхпатетична в своём романтизме. «Сектор газа» серьёзнее и площе. «КиШ» же весёлый, разнообразный, редко занимается морализаторством. Из вышесказанного можно сделать вывод, что Андрей Князев набрёл на золотую жилу, на почти нетронутую целину, причём почти нетронутую не только в песенной поэзии, но и в книжной. Да, мистического содержания тексты создавались и до «Короля и Шута», но никто не ставил это «на поток».
Но, может быть, тут дело не в тематике, а в качестве текстов? Я думаю, что нет. Большинство текстов «КиШа» написаны или плохо, или из рук вон плохо.
Продолжение следует...
Голый Князь: о песнях группы «Король и Шут». Часть первая
Голый Князь: о песнях группы «Король и Шут». Часть вторая