Родников в Кувшиново, городе, в котором я сейчас живу - четыре.
Первый можно найти, если поедешь на Осташков прямо у речки, которая называется Негочь. Название красивое, но происхождение его неизвестно. Найти разъяснение трудно. Когда произносят НЕГОЧЬ, то мне почему-то сразу представляются большие черные буквы на синем морозном фоне. Или провалы, черные промоины в снегу. Негочь. Холодное, зимнее имя. Как неизвестная болезнь. Лихорадка.
Сразу под мостом - первый родник. Он самый доступный для автомобилистов. И сюда полгорода ездит, запасаясь вкусной свежей водой.
Второй родник тоже городского значения. Говорят, что его немецкие военнопленные построили. Как можно родник построить, не знаю. Но течет он по железной трубе, наверно немцы скважину бурили.
В Кувшиново оккупации не было, но пленным поработать здесь пришлось.
Третий родник где- то за улицей Семашко, за деревянной дореволюционной больницей, в деревянных жилых кварталах.
А четвертый? А четвертый прямо у старой водокачки.
Старой - престарой, с толстыми кирпичными стенами красного цвета. Стены такие толстые, что
дзоты можно делать.
Я писала о ней здесь.
Когда- то очень давно, во времена ревущих паровозов, здесь была настоящая водокачка.
Вода добывалась насосом из под земли и по трубам, проложенным, наверное, прямо под рельсами, передавалась в водонапорную башню.
Старую водонапорную башню, что стоит сейчас, как пенал для карандашей - забытая и никому не нужная.
А в какой-то из западных северных стран проходил конкурс по благоустройству старых водонапорок. Их делают жилыми, открывают в них рестораны и музеи.
Почему у нас не сделать что-то подобное?
Сегодня днем я и моя собака, похожая на кляксу слетевшую с тетрадного листа, пошли прогуляться именно на родник за линией, к старой водокачке.
Мы прошли по тропинке за огородами, вышли к вокзалу и по перрону отправились в путь.
На первом пути стоял поезд.
С огромными, толстыми бревнами.
Поезд был короткий, вагонов девять, но очень внушительный.
Он стоял начеку и ждал, когда семафор сменит красный фонарь на зеленый, и тогда можно будет отправляться в дальние страны. Все поезда только и мечтают об этом, чтобы отправится в дальние страны
Красный мотовоз, что вез поезд, тоже только и ждал, когда в него сядет толстый такой машинист в желтом костюме железнодорожника, и они смогут ехать туда, где совсем нет леса, и где нужны круглые тверские бревна.
Мы с Мотькой спросили у машиниста ,куда направляется состав, и он неопределенно помахал рукой.
Мы перемахнули через рельсы прямо под носом у тепловоза и по тонкой тропинке пошли в лес.
Странное место - эта улочка за путями. Здесь потерялся кусочек
Красноармейской. Вся основная часть ее красуется на пригорке над железной дорогой, а здесь в низине, будто отломанный кусочек на два дома.
Перед поворотом - пилорама.
Летом на ней были индюки.
Они копошились в небольшом птичем дворике, обнесенном сеткой. Сейчас зима, и индюков, видимо, съели, и только пилы повизгивают, да заполняются доской штабеля.
Дорога катится в елки, Мотька бежит впереди, вот мы и у дома с елочной оградой. Ограда ровная, из подстриженных кругло колючих красавиц. Елкам уже лет по двадцать, но постоянная стрижка делает их похожими на инопланетян.
Раньше здесь жили два отъявленных пса. Когда мы проходили к роднику летом, они крутились, как мельничные колеса, рвали гремучую цепь и грозились унести за собой весь этот дом, что спрятался в круглых елках.
Сейчас пес один, другой, наверно, умер, но и этот старается оторваться из- за сильного рвения .
Домик в этих глухих местах один, кругом сплошная низина, и зимой один он олицетворяет весь обрывок улицы с замечательно героическим названием Красноармейская.
Второй дом зимой заколочен.
Мы с Мотькой минуем пса.
Видим задумчивые ели, санный путь, уводящий в неведомые края, и вот она - старая водокачка.
Сколько ей лет...Если считать,что она построена в одно время с вокзалом, водонапорной башней , немецким домом, старой баней, в которой мыли раненых, то ей -сто одиннадцать лет. Она еще помнит , как пахли мазутом те старые паровозы, которые возили составы с бумагой, выпущенной на фабрике во времена барыни Юлии Михайловны Кувшиновой.
Была она очень вьедлива, и могла приехать сюда на двуколке в любой неурочный час.
Проверить, работают ли немецкие насосы, исправны ли трубы, купленные в Петербурге... И, наверно, отсюда из старой водокачки, выбегал к ней навстречу работник в черной железнодорожной форме, отчитаться перед строгой барыней.
А сейчас ...А сейчас в водокачке- тень, да доски, да сено для хозяйской коровы.
В глубоком колодце - насос.
Это домик за елями снабжает себя родниковой водой. Вот для чего годится старая водокачка, пережившая революцию и войну.
Мы с Мотькой подходим к роднику и не верим своим глазам - у родника ледяной нос.
Просто вода , текущая из него, заледенела. Вот так , да...
Неужели, правда нету воды?
Неужели так бывает.
Я носком сапога постучала по ледяному конусу, и он поддался .
Оборвался у домика нос, и пошла чистая , прозрачная вода, чуть пахнущая железом.
Мы набрали ее в бидон и бутыль и пошли домой.
Бидон себе, а бутыль для бабушки одной, что поет в местном ветеранском хоре.
Бабушка эта , наверно, тоже помнит черные паровозы, которые ревели на тесных железных путях. Давно это было.
Дав- но...
P.S. А красный мотовоз и поезд с тяжелыми бревнами ушел, не дождался, когда мы вернемся домой. Мы шли по тонкой тропинке к себе на улицу с весенним названием 8 марта,а он отстукивал железные пути, где- то уже далеко, приближаясь к Осташкову... Так-то...
Читайте...
