Мы часто читаем о том, как во время второй мировой за пару часов до начала войны главам государств передавали ноты объявления войны через послов, для соблюдения приличия. И сегодня вам предоставится шанс посмотреть на этот процесс с двух сторон Греко-Итальянской войны 1940 года
“Греческий народ,
Настал час сражения за нашу свободу, землю и честь. Несмотря на все наше миролюбивие и показанный нейтралитет, Италия отринула наше право на свободную жизнь. Сегодня в 3 утра Итальянский посол передал мне ультиматум: Предоставить в использование итальянской армии те земли и дороги для прохода, что она посчитает нужной от нас в 6 утра. Я ответил, что эти требования и манера их передачи означают объявление войны Италией нашей Греции.
Греческий народ,
Настал час доказать нашим предкам, что мы достойны свободы и жизней, что они отвоевали для нас. Вся наша нация в едином порыве сразится за нашу Родину, наших жён, детей, и славу предков!
Глава правительства - Иоаннис Метаксас”
Эта речь была произнесена утром в день объявления Италией войны 28 октября 1940 года против Греции. “Годовщина отказа”, или при прямом переводе: Годовщина “Нет”! (‘οχι - читается как охи - нет на гр.)
Все газеты пестрили словами о начале национальной борьбы за честь и свободу, о героизме. О том что наша слава гремит веками и предки улыбаются нам, и мы готовы защитить землю, не теряя безрассудно сынов отечества. Было много слов. Кроме одного:
Нигде до 1942 года не было написано слова “ΟΧΙ”, лишь потом сопротивление в применило это название в целях пропаганды и борьбы с захватчикам.
Вот что писал о вручении ноты сам посол, Эммануэль Грацци:
“За 10 минут до трёх утра, точно по времени, я прибыл в сопровождении переводчика и военного омбудсмена к вилле главы правительства. Переводчик сказал охраннику, что итальянский посол прибыл для срочного объявления. Охранник нажал на звонок двери, но весь персонал спал. Мы ждали самые долгие минуты перед воротами, в тишине, под лай собак. Наконец, звонком разбудили самого Метаксаса, который вышел из маленькой служебной дверце рядом с воротами виллы, и приказал пропустить меня. Он был в темном шерстяном халате на обычную рубашку.
Пожав руки, мы прошли в маленькую гостиную, такую, что есть в каждой квартире. Стиль её как “Беседы” Гвидо Гоццано (Итальянский поэт) - безвкусна и заставила задуматься с меньшей улыбкой о Вилле Торлония. Как только мы сели, я заявил, что мое правительство отдало указания сделать срочное объявление, и бесхитростно передал ему ноту. Метаксас начал читать. Его руки подрагивали, и сквозь очки я видел как из глаз проступила влага - как обычно, когда он возмущен. После прочтения он посмотрел мне прямо в глаза и сказал уверенно, но с печальным вздохом: “Итак, это война! (Метаксас произнес это на французском - Alors, c'est la guerre! - прим. автора)”
Я возразил, что Итальянское правительство верит в благоразумность греческого и что оно примет просьбу и не станет противится продвижению итальянских войск в 6 утра.
Метаксас спросил меня, думаю ли я, что если бы даже он сдался, смог бы он взять у короля подпись и отдать инструкции о свободном проходе Итальянских войск.
Без задней мысли, по простому, схватившись за последнюю соломинку, как тонущий в море, я ответил: “Все не так безнадежно”. Конечно, у него была прямая телефонная линия с Королём. Что касается войск, то были бы достаточны устные инструкции по радио всем командирам о продвижении Итальянских войск.
После, Метаксас спросил о том, какие же стратегические узлы так важны Итальянцам. Не имея ни малейшего понятия, я ответил: “Не имею представления”
После он ответил: “Как вам хорошо известно, это невозможно. Ответственность за войну лежит исключительно на итальянском правительстве. Ваше правительство знало, что мы только и желали, что оставаться нейтральными, но мы также желаем защищать нашу землю от любого врага”
Я встал. И ответил, что надеюсь, что он примет во внимание заверения Итальянского правительства об отсутствии
намерений отнимать
суверенитет и независимость Греции, и ждёт ответа через посольство до 18:00 о принятии просьбы.
Метаксас промолчал. Лишь когда я был на пороге, он сказал, как будто мне: “Vous etes les plus forts (Ты силён духом - прим. автора)”. У этой фразы не было продолжения, но его голос изменился.
Я не знал что ответить на его печаль. Я думаю, нет в мире человека что хоть раз в жизни не испытывал отвращение к своей профессии. Если за всю мою жизнь и службу на государство и был момент, который я ненавидел больше всего, то именно этот - он был моим крестом печали и унижения, то был момент печали, склонившего голову старика, который всю свою жизнь боролся и страдал за свою страну, её королей, и который в момент истинной истории предпочел путь самопожертвования, отбросив бесчестье.
Я поклонился ему с глубочайшим уважением и покинул его дом. Мне сказали, что через пару месяцев одна гречанка, зашедшая утешить вдову уже после его смерти, хотела сесть на тот стул, что был моим в ту ночь. Его Вдова убрала стул и ответила: “Не садись. На нём сидел Граци в ту ночь”
Воля Метаксаса была так же крепка, как и алкоголь созвучный его имени.
В тот день он связался с Королём, Генштабом и с командирами. Он приказал отойти на оборонительные рубежи в горах и долинах. Он дал речь в генштабе, где призвал как национальному единению народа в борьбе за свободу и жизнь.
С печалью в сердце он начал борьбу. И хоть Греция пала, но она победила - не потеряв ни честь ни свободу, восстав из пепла второй мировой и гражданской войны, как Феникс
Автор Владислав Кинтонис
Коллективный исторический паблик авторов - https://vk.com/catx2