Ранее: Как мы мать проспали.
Ехали в автобусе долго, всё это время я думала о том, что будет. Отец больше молчал. Вообще все молчали. Поначалу да, мальчишкам интересно было смотреть в окно, да и на таком автобусе они впервые ехали, раньше только мимо нас проносились. Когда приехали до конечной остановки, всех будить пришлось. Уснули. Отец сначала нас в столовую повёл, накормил и только Юра опять несколько ложек супа взял, а от остального отвернулся. Только пил.
Отец спросил у прохожих какой-то адрес и мы отправились туда. Пришли в учреждение, нас оставил в приемной, а сам зашел в кабинет заведующего. Секретарша сидела, поджав губки, и неодобрительно смотрела на нас. Потом туда вызвали и меня. Заведующий ОблОНО, а это был он, не поверил отцу и стал спрашивать у меня правда ли, что мать ушла.
Я сказала, что да, что Юра у нас болеет сильно, а она ушла и вещи свои забрала, отец болен туберкулёзом и ему скоро в больницу ложиться. Потом он вышел и посмотрел на нас всех и вернулся в свой кабинет. Нам на пятерых дали направление в детский приемник. Отец отвёз нас туда, но Юра был еще не устроен, и он договорился, что пока Юру не устроим, я буду находиться при Юре и отце, а потом меня тоже приведут туда. Оставили детей и ушли.
Нам сказали, что Юру можно сдать в Дом ребенка. Мы поехали туда, но там сказали, что принимают только здоровых детей, а наш Юра болен и надо его сначала в больницу определить, а оттуда уже его сами направят в Дом ребенка.
Едем в больницу, а там тоже не принимают. Ребенок ниоткуда, прописки в Чимкенте нет и ещё что-то. Юра совсем устал, мы устали и тогда я отцу предлагаю вернуться в горОНО. Его оставляю на улице, в свои планы не посвящаю, прошу только подождать меня. Прохожу в приемную и сажусь там, прошу секретаршу сказать своему начальнику, что я вернулась и прошу направить Юру в больницу.
Она объясняет, что в больницу они не могут направить, это не в их компетенции, но я сижу. Спрашивает, что чего я сижу и не ухожу, время то к концу рабочего дня. Отвечаю, что отец пошел за корреспондентом газеты, чтобы он потом написал, как в их конторе ребенок умер на руках у ребенка. Корреспондентом я решила напугать по примеру матери, которая вообще то была скандальной и часто кого-то пугала корреспондентом, где она работала якобы нештатным фотографом.
Было, конечно, стыдно за эту пугалку, но мне ничего не оставалось делать, ребенка надо было положить хоть на какую-то мягкую кровать, чтобы он просто свободно лег, о чём я не переставая думала весь день.
Секретарша зашла в кабинет, что-то там поговорили и она вышла, села на своё место. Сидели молча, пока кто-то не зашел в приемную и не спросил у неё: - «Этих?». Она ответила утвердительно и меня попросили пойти с ними. Я спросила куда, хотя мне уже было всё равно. Когда вышли, то на улице стояла Скорая помощь, куда меня попросили сесть, я позвала отца, и мы куда-то поехали.
Привезли нас в детский тубдиспансер, где нас приняли сразу. Юру осмотрели, поспрашивали чем и когда болел, чем кормили и еще что-то. Ответила на все вопросы, они составили карточку и Юру унесли. Это было так неожиданно, что я разревелась, даже не предупредили и не дали обнять на прощание.
Отец повёз меня назад в Детприемник. Я спросила его где он будет ночевать сегодня, домой было ехать поздно. Он ответил, что может в гостинице остановится, а может знакомых найдет, если они там еще живут. В Детприемнике распрощалась с отцом, он уже никого не увидел там, а меня отвели в комнату с девочками и всех заперли на замок. На ужин я опоздала.
Ко мне сразу прильнул Павлик, который без меня чувствовал себя очень неуютно и потерянно. Тома тоже кинулась ко мне, она была в этой же комнате, а Витя с Толиком в другой комнате с мальчиками и тоже под замком, и я не знала, как они там.
Утром все встретились за завтраком в чистой и уютной столовой. Посмотрев, с кем мальчики находились в комнате, успокоилась. Среди них был только один взрослый мальчик, которого должны были направить в колонию, но он тоже только хорохорился, но чувствовал себя неуютно скорее от неизвестности.
Мальчик был худ и что-то сказал в мой адрес, а я попросила Кащея Бессмертного меня не трогать. Так его все и стали звать. С тех пор в столовой между нами постоянно шло пикирование всякими замечаниями, но мы не ссорились. Остальные были либо моими ровесниками, либо младше меня.
Перезнакомились. После завтрака нас стали готовить к медосмотру. Там были уже и старожилы, которые находились более 10 дней и всё знали. Поэтому легко адаптировались и мы. А на медосмотр нас водили каждый рабочий день, только в выходные мы сидели целый день взаперти, как арестованные. Слышали, как мальчики в окно что-то кричали и просили у прохожих, потом, когда встречались в столовой, просила своих не кричать в окно, но они говорили, что они и не думали.
Когда шли на медосмотр, я заметила, что мы проходим рядом с тем тубдиспансером, куда поместили Юру, и просила воспитателя или кого-нибудь из персонала, чтобы разрешили навестить Юру или меня одну отпустить, я от своих не убегу. Но понимания не нашла. По ночам часто плакала, что не могу навестить его, хотя и рядом.
На персонал в Детприемнике мы не обижались. На нас не кричали, в столовой всегда добавки предлагали, даже разрешали в комнаты хлеб брать. Иногда кого-нибудь брали на базар за продуктами. Брали и меня. Однажды в паре с казачонком. Такой маленький, шустрый мальчик, мне по плечо, чисто по-русски говорит. Мне он понравился своей искренностью и непосредственностью. Не думала, что он может хитрить.
По дороге на базар, я взяла его за руку, как старшая, чтобы он не затерялся в толпе и не отстал. Он тоже держится за мою руку, даже не думает отпускать её. Набазарились, возвращаемся, у обоих по сумке, и он спрашивает, а сколько же мне лет. Говорю, что двенадцать, а он отвечает, что ему четырнадцать. Мне неловко стало.
Я с собой везла еще и вышивку с нитками мулине, что мне когда-то подарила тётя Надя, соседка, так я, чтобы вышивка не осталась запертой в комнате на случай, если вдруг нас станут отправлять в детдома, спрятала этот набор за картиной в столовой, к которой всегда был доступный вход, но при отъезде благополучно забуду.
В один из дней в Детприемник поступили две чумазенькие девочки, которых поручили отмыть в нашей летней душевой. Одна Томина ровесница, вторая года на два старше её. Там мы и познакомились. Девочки были прехорошенькие, смугленькие, с темными глазками, кудрявенькие
С другими девочками, которые находились в комнате ещё до меня познакомилась, но я чем-то не подошла им, и они держались обособленно. Несколько раз подвели меня в мелочах, и я не стала набиваться к ним в подруги. Держалась Томы и Павлика. Павлика жалела очень. Он теперь не отходил от меня, как раньше от матери, всё время держался за платье, а когда уходила за чем-то, то он уже не плакал, а только обреченно смотрел на меня, как будто понимал, что я могу не вернуться.
Но забрали его и тоже не дали попрощаться. Мы пришли с медосмотра, а его уже не было. Когда стала спрашивать, то сказали, что пришли с детдома и забрали. Ждать нас им было недосуг. Теперь он будет в Чимкентском детдоме №3. Через какое-то время повезли и нас, четверых, и еще одного мальчика, моего ровесника Геер Валеру.
Я очень переживала, что до отъезда из Чимкента мне не дали попрощаться с Юрой и Павликом, будущего не боялась. Знала, что теперь в школу обязательно пойду. Но мыслями возвращалась в наш дом и мне было его жаль невероятно, жаль того, что получилось, жаль, что у нас уже не будет семьи, а жить будем в разных детдомах и, когда пойдёт в школу Павлик, направят ли его в наш детдом. А как будет Юра до школы и где. Вопросов было много, но ответов никаких.
Теперь мы ехали в поезде. До Арыси было всего несколько часов.
Далее: Как мой немтырь заговорил.
К сведению: Это одно из моих воспоминаний на моем канале "Азиатка" , начиная со статьи "История знакомства моих родителей". За ними следуют продолжения о моей жизни и жизни моей семьи. Не обещаю, что понравится, но писала о том, что было на самом деле.