Война 1828-29 гг. на Черном море замечательна тем, что в течение почти двух лет главные силы флотов обеих воюющих держав ни разу не встретились.
Единственный источник, охватывающий действия флота в целом, запись вице-адмирала Меникова, бывшего во время войны Начальником Штаба Черноморского флота, объясняет это явление «исключительно благоприятными для турок стечениями обстоятельств...» и, следовательно, исключительно неблагоприятными условиями для нас. Перефразируя Суворовское изречение, хочется сказать: «не все же несчастье, да несчастье — было, видно, и неумение!»
Турки но крайней мере в начале войны не искали боя — это не подлежит сомнению, но турецкий флот, в большем или меньшем составе, выходил в море семь раз, подойдя в последний раз на 10 миль к Сизополю (1-2 июня 1829 г.), главной базе нашего флота.
Полная безнаказанность этих выходов объясняется отсутствием блокады Босфора Черноморским флотом и заменой ее «наблюдением» легкими судами, которым даже при самых благоприятных условиях требовалось слишком много времени, чтобы дойти до Сизополя и известить Командующего флотом о выходе противника, и все выходы нашего флота неизбежно происходили слишком поздно. Силы же высылаемых разведочных судов были слишком ничтожны но сравнению с турками, чтобы принять бой и задержать противника — по крайней мере в теории. На практике же нашелся корабль, который и принял, и с честью выдержал этот неравный бой, вдохновленные которым через 100 лет два десятка офицеров на тральщике "Китобой" отказались спустить Андреевский флаг перед целой британской Эскадрой.
6 мая бриг «Ганимед», крейсировавший у Босфора, еле ушел от, преследования трех турецких судов, и донес адмиралу Грейгу об этом выходе. Тем не менее, до 12-го числа не только не была установлена тесная блокада, но даже вовсе не высылалось разведчиков, и только 12-го из отряда капитана 1 ранга Скаловскаго, вернувшегося из удачного набега на Анатолийское побережье, были выделены фрегат «Штандарт» и бриги «Орфей» и «Меркурий» и отправлены к Босфору.
Турки, встревоженные появлением отряда Скаловского у Пендераклии и произведенным ими, разгромом, решили обрушиться на него всеми своими силами и 11-го мая вышли из Босфора в составе 18 вымпелов. Пройдя до Пендераклии и не встретив русского отряда (входившего в это время на Сизопольский рейд), турецкий флот повернул обратно к проливу. На высоте Пендераклии турки встретили шедший в крейсерство к Синопу фрегат «Рафаил», командир которого, при виде такого подавляющего количества врагов, сдался без боя. С захваченным призом флот продолжал двигаться к Босфору.
На рассвете 14-го мая, неся все паруса до лиселей и медленно продвигаясь при слабом ветре, турки увидели наших трех разведчиков и немедленно начали погоню. Наши суда легли на Сизополь, убедившись, что имеют перед собой весь турецкий флот. Лучшие ходоки «Штандарт» и «Орфей» скоро стали удаляться, а «Меркурий» стали настигать передовые корабли турок — 110-пушечный корабль Капудан - паша и 74-пушечный младшего флагмана. Несмотря на усиленную работу гребцов в подмогу парусам, к 2 часам дня стало совершенно ясно, что уйти им почти невозможно.
Командир, капитан-лейтенант Александр Иванович Казарский, спросил мнение офицеров, начиная с младшего. Корпуса флотских штурманов поручик Прокофьев первый предложили, когда все средства борьбы будут исчерпаны, схватиться с одними из линейных кораблей и взорвать бриг. Мнение его единодушно было принято всеми офицерами. В простых, ярких словах Казарский напомнил команде о долге перед Родиной и сумел поднять дух ее до полного воодушевления.
Турки приближались. Положив заряженный пистолет на шпиль и условившись, что последний из офицеров спустится в крюйт-камеру и взорвет ее, Казарский уселся на борту на юте, подбадривая гребцов и наблюдая за противниками. В половине третьего турки открыли огонь, попадая в паруса и такелаж. Одними снарядом выбило несколько весел. Видя легкое замешательство, Казарский крикнули гребцами: «Ничего, ребята! Пускай пугают — они несут нам Георгия!»
Приказав открыть ретирадные порты и обрубить кормовой ял, мешавший стрельбе, Казарский с офицерами открыли огонь из ретирадного орудия. И только когда 110-пушечный корабль стал приближаться, чтобы расположиться за кормой, была пробита боевая тревога и убраны весла. Уйдя маневрированием от продольного залпа, Казарский все-же не мог избежать того, что турки поставили его в два огня и дали по нему два залпа, после чего с адмиральского корабля послышался окрики по-русски: «Сдавайся, убирай паруса!» В ответ последовал залп из всех 18 пушек брига и ружей. Турки подались несколько назади, убрали приготовленные абордажные партии и начали осыпать бриг залпами. Три часа длился этот неравный бой. На «Меркурии» паруса были изорваны, в трюме прибывала вода, несколько раз вспыхивали пожары...
В начале шестого часа удалось у трехдечнаго корабля Капудан-паша перебить ватер-штаг и грот-брам-стеньгу.
Корабль убавил паруса, сдался назад и лег в дрейф. Еще целый час продолжалась борьба со вторым противником, который переменными галсами проходил под кормой брига и бил продольными залпами. В б часов у турка удалось сбить фор-брам-рею и разбить нок-фор-марса-рею, которые увлекли, в падении за собой и лиселя. Турок привел в бейдевинд и лег в дрейф. Громкое «ура» столпившейся около своего контуженого командира команды отметило конец боя.
Потери в личном составе были ничтожны: 4 убитых и 6 раненых. Тем хуже было состояние корпуса и рангоута. Пробоин в корпусе — 22, повреждений в рангоуте — 16, в парусах — 133, в такелаже — 148. Палуба засыпана обломками. Все гребные суда разнесены в щепы. B таком виде «Меркурий» встретил около 5 часов пополудни на следующий день флот, вышедший из Сизополя.
Сохранилось письмо штурмана с турецкого 74-пушечнаго корабля. Он пишет: « ... дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться: он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что стыдно сказать, мы прекратили сражение, а он со славой продолжал, свой путь. В продолжение сражения командир русского фрегата говорил мне, что капитан сего брига никогда не сдастся, а если он потеряет всю надежду, то тогда взорвет бриг свой на воздух». Ежели в великих деяниях древних, и наших времен, находятся подвиги храбрости, то сей поступок должен все их помрачить и имя сего героя достойно быть начертано золотыми литерами на храме Славы: он назывался капитан-лейтенант, Казарский, а бриг — «Меркурий». С 20 пушками он дрался против 220 в виду неприятельского флота, бывшего у него на ветре».
Награда за этот подвиг была достойна героев. Высочайшим указом император Николай Павлович повелел сохранить навеки имя «Меркурия» в русском флоте с преемственностью пожалованного доблестному кораблю Георгиевского кормового флага. Всей команде пожалованы знаки отличия ордена Св. Георгия и звание флигель- адьютанта было наградой командиру. Всем офицерам на вечную память потомству пожаловано в гербы изображение пистолета, которым они поклялись взорвать корабль.
Спасибо, что дочитали до конца.
Если Вам понравился материал - обязательно подписывайтесь на наш канал и, пожалуйста, не забудьте поставить ЛАЙК!
Всего Вам доброго!