В марте 2018 года я прочитал роман Дмитрия Быкова «Списанные» - острый, злободневный, не лишенный изящества и афористичности философских формулировок, но в целом разочаровавший меня дозой некоторой русофобии. Сейчас, читая «Эвакуатора», понимаю, что Быков – прежде всего гуманист, быть может, последний шестидесятник нашего времени: хоть по возрасту он и не подходит к этому определению, но обостренное нравственное чувство, неприятие всех форм тирании и социального хаоса, выдаваемого за порядок, делает его наследником дела Аксенова, Галича и Окуджавы. «Эвакуатор», написанный в конце 2004 года, изображает коллапс не только российской государственности, трепещущей под шквалом террористической угрозы, но мира вообще, отчего апокалиптический характер этой книги многих и смутил, сейчас же в разгар эпидемий, в том числе и революционных, он, как это не страшно звучит, актуален как никогда.
Почти пастернаковская в своей беприютности и неприкаянности история любви простой московской девушки и инопланетянина, мечтающего ее спасти и вывести на свою планету, завершается, как и «Доктор Живаго», пронзительными и очень личными для Быкова стихами. Балагур и шутник, человек с вечно веселыми глазами Дмитрий Львович воспринимается нами часто как вечный оппозиционер, но, как показывает этот роман, он вовсе не либерал, а одинокий Дон Кихот с обостренным чувством добра и зла, не дающем ему жить спокойно, оттого он и диссиденствует которое десятилетие. Как показывает «Эвакуатор», Быков довольно мрачно смотрит на вещи: у мира ни в каком виде нет будущего, ибо его агрессивно и нагло атакует иррациональное зло, с которым и сражаются одинокие интеллигенты-донкихоты, никогда не объединяющиеся в группы, ибо сама группа, толпа, масса – формы инобытия этого зла, стирающего различия и разнообразие как формы самой жизни, за которые жизнь им и ненавидима.
Быстро взрываемая террористами Москва, ответные репрессии властей, негарантированность будущего даже на счастливой отдаленной планете – весь этот мрачный антураж сделал бы чтение невыносимым, если бы не иногда точный, иногда пошлый юмор автора. Ирония Быкова – это форма тотального восприятия мира, порой она ложится широкими масками на холст романа, порой напоминает приправу, призванную разнообразить вкусовые ощущения читателей, и оттого рассыпанную на блюдо сюжета щедро, не щепотками, а горстями. Однако, даже недостатки «Эвакуатора», как это не странно, становятся его достоинствами – столь гедонистично само письмо Быкова, столь велико наслаждение у читателя от текста, которое окупает абсолютно все.
Как говорил он сам: «Что с наслаждением пишется, то с наслаждением и читается». В отношении данного романа это верно на 100%. Даже планетарный пессимизм автора не ложится гирей на читательское сознание, не давит на диафрагму настроения, избегая депрессивности в своем суггестивном эффекте. «Эвакуатор» - книга о том, что любить – значит пребывать с любимым в космической пустоте, оторванным от связей с мирозданием, это роман о тщетности спасения в стремительно разрушающейся вселенной: любимые везде будут чужими и непонятыми. Трагедия мира, считает Быков, - в том, что он занимается колоссальным производством ненависти и чужд истинной любви, потому полюбить – значит поместить себя в изоляцию от мира, который, видя твою любовь, еще больше тебя ненавидит.
В «Эвакуаторе», как и в творчестве Быкова в целом, звучит и богоискательская тема, но она начисто лишена какой бы то ни было ропотливости и предъявления Богу счетов, поэтому в одном из завершающих роман стихов лирический герой сравнивается с солдатом, а Бог – с командиром. Пожелаем же Дмитрию Львовичу, идущему путем побед и поражений к своей заветной цели – защите человеческого достоинства посреди окружающего беззакония и хаоса, мудро и зрело не верящему в окончательную победу Добра на земле, пожелаем ему стойкости в своем одиноком донкихотстве, не пошатнуться, не обратиться, не предать, не сдаться, устоять в творческом служении Тому, Кто отметил его печатью незаурядности, которая так бесит всяческую авторитарную, «левую» и «совковую» серость.