Я научилась просто, мудро жить,
Смотреть на небо и молиться Богу,
И долго перед вечером бродить,
Чтоб утомить ненужную тревогу.
Когда шуршат в овраге лопухи
И никнет гроздь рябины желто-красной,
Слагаю я веселые стихи
О жизни тленной, тленной и прекрасной.
Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
Пушистый кот, мурлыкает умильней,
И яркий загорается огонь
На башенке озерной лесопильни.
Лишь изредка прорезывает тишь
Крик аиста, слетевшего на крышу.
И если в дверь мою ты постучишь,
Мне кажется, я даже не услышу.
А. Ахматова 1912 г.
А ведь было время, когда эти стихи мне совершенно "не заходили", если выражаться на современном сленге. Мало того, они раздражали меня, мне хотелось их смахнуть с себя, как надоедливую паутину, нудно и болезненно беспокоящую сердце. "Никогда!!!", - думала я! "Никогда в жизни не буду такой, просто вот не опущусь до этого, до такой старости, вечно буду тонкой, звонкой и прозрачной, бешеной кобылой с битвой гормонов в крови. Как она могла написать ТАКОЕ? ОНА!!! Та, которая, писала ВОТ ЭТО!!! "
Так беспомощно грудь холодела,
Но шаги мои были легки.
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки.
Показалось, что много ступеней,
А я знала — их только три!
Между кленов шепот осенний
Попросил: «Со мною умри!
Вот это ОНО!!! Моё, настоящее, любовь-кровь, судьба-беда, а не какой-то там кот с аистом...
А вчера, когда я после прогулки вдоль заснеженной реки перед закатом, пришла домой, сняла старенькие варежки, отцепила собаку от поводка и погладила котёнка Кузю, который, кстати пришёл к нам сам, эти стихи вдруг возникли ниоткуда, запели, зазвучали нежно. И не грянули сверху, пнув меня ногой поддых, как я любила раньше, а прошептали тихо-тихо, баюкая. Я их вспомнила сразу, полностью, целиком. И, Господи, поняла их смысл...
Я научилась просто, мудро жить... Смотреть на небо и молиться Богу...
Я смотрю на небо совсем недавно. Года два, наверное, с того момента, когда гонка за деньгами и успехом стала казаться мне тараканьим бегом. Я тогда встала утром, стряхнула с себя эту дрянь и задрала голову в небо. Дооолго стояла, глядя, как несутся облака, разглядывая каждый, как драгоценность. Я истинный смысл и ценность вещей вдруг поняла.
-Как прекрасно не бежать на поводке, а держать время за руку, распоряжаясь им по своему усмотрению.
-Как шикарна тишина и полное отсутствие людей...
-Как чудесно достать свой хлеб из духовки, ржаной, тёмный, с запахом меда, и, дав ему остыть, отломить кусочек, вдохнуть аромат, да такой, что закружится голова...
-как тихо на вечерней улице на окраине села, как пахнет парным молоком из двора соседки, и как умиротворяюща и спокойна мелодия деревни...
Вот, честное слово, выбраться в город за покупками для меня сейчас - настоящее наказание, через час толкотни мне хочется выть. А ведь это я носилась по Москве сбесившейся жучкой, успевая перед работой (на ВДНХ) сгонять в ГУМ, схватить чего нибудь, авось выбросили. Боже? Это правда была я? Эта безумная курица с выпученными глазами, носившаяся по работам, подработкам, вечерним аспирантурам, которой вечно чего то не хватало, это я? Ты не шутишь? Не верю...
Театры-кинотеатры, музеи-галереи, нет, ничего мне не надо теперь. Чужая жизнь, которую изображают для развлечения масс, мне больше не интересна.
Я живу своей... Я обожаю...
-открыть окно, вдохнуть вечерний воздух , взять из рук молочницы тёплую банку с молоком, а потом возиться на своей светлой кухне, делать творог и сыр...
-выйти на плэнер, нацепив старенькую куртку, разместить холст напротив заходящего зимнего солнца, и, совсем заморозив руки, пытаться поймать особенный свет от белейшего ствола берёзы. Никогда не видели, как она сияет на фоне фиолетовых туч?
- чистить снег!!! Оказывается, я обожаю чистить снег!!! Хрустяще-бриллиантовый, чистый, чистый, пахнущий свежевыстиранным бельём. Или это оно, повисев на морозе, пахнет снегом?
-Писать в тишине ночи. Полной, звенящей тишине, ночь в селе особая, у неё свет и звук счастья... И не бояться припоздниться, потому что утром тебе не надо бежать, тебе просто больше не надо бежать... Никуда...
Я научилась просто, мудро жить. Я услышала тебя, Анна...