Покинув Мариинское, где в 1854 году казаков Николая Муравьёва-Амурского встречали годом ранее обосновавшиеся на амурском берегу солдаты Геннадия Невельского, "Метеор" мчится дальше. Следующую пару сёл он проходит без остановок - они стоят в нескольких километрах от дороги и нескольких десятков километров от райцентра, хоть и придётся из него сдавать назад. Сами сёла, однако, весьма интересны - вот например Булава была основана в 1812 году, за полвека до прихода русских:
И считается ныне столицей ульчей - коренных жителей амурских низовий. В Булаве (1,7 тыс. жителей) они составляют примерно половину населения, а значит здесь живёт четверть всего этого крошечного (2,7 тыс. человек) народа:
"Метеор" обходит живописный Ауринский утёс:
За которым показывается Савинское - здесь из 350 жителей на ульчей приходится около трети:
Обратите внимание, что вид этих сёл куда более опрятный и зажиточный по сравнению с русскими деревнями. И нет, дело не в культуре и трудолюбии - ленивый русский человек на Дальний Восток бы просто не доехал, а о трудных отношениях сибирских народов с алкоголем все знают и без меня. Причина проще и печальнее: Восточная Сибирь и Дальний Восток в последние десятилетия воем воют от законов, лишающих людей возможности использовать "подножный корм".
На Амуре таковым во все времена являлась рыба, на ней и богатели переселенческие сёла, а вот в наше время рыбачить так, чтобы не стать браконьером, тут можно максимум для праздничного стола. Для коренных малых народов же, тем более "ведущих традиционный образ жизни", законодательство делает исключение - ульчи или нанайцы рыбой могут свободно и питаться, и торговать. И в этом, конечно, есть смысл: рыбой жили они ещё при мамонтах, и если запретить им рыбачить - они за поколение исчезнут, рассеявшись по городам. Проблема не в том, что ульчам рыбачить можно, а в том, что русским в адекватных объёмах нельзя.
Грузовички на берегу определённо ждут рыбацких лодок:
А вот промелькнула турбаза, постояльцы которой машут "Метеору" руками:
Самих ульчей я фотографировал в Богородском:
У многих - приятные, добрые лица:
Хотя поручиться на 100%, что в кадре именно ульчи, я не могу: выше по Амуру живут нанайцы (крупнейший из малых народов Приамурья), с левобережья заглядывают эвенки (мелкодисперсно рассеянные от Енисея до Охотского моря и здесь известные также как орочоны), а близ устья обитают нивхи - "евразийские индейцы", об уникальном происхождении и самобытной культуре которых я уже рассказывал на Сахалине. Нанайцев до революции называли гольды, эвенков - тунгусы, ульчей - мангуны (у переселенцев 19 века) или нгатки (у казаков в 17 веке), но их советские названия (в большинстве своём означающие просто "местные" на соответствующих языках) у русских быстро прижились. Нивхам повезло меньше - в обиходе их по-прежнему называют гиляки, хотя сами нивхи считают это слово обидным.
Ещё есть удэгейцы, живущие на горных реках Приморья , и орочи с реки Тумнин за Сихотэ-Алинем , а так же две крошечных общины сахалинских ороков - одни морские рыбаки и зверобои, другие - охотники, гонявшие добычу верхом на оленях. Ещё два народа - примкнувшие, только негидальцы из верховий Амгуни произошли от эвенков, а тазы из залива Ольги - от китайцев, когда-то бежавших с родных лёссовых плато в тайгу.
Им было, к чему примыкать: приамурские народы - наследники одной из самых удивительных культур, которой лишь чуть-чуть не хватило напряжения, чтобы стать одной из колыбелей цивилизации. Порядка 13 тысяч лет назад, в одно время с Индом или Нилом, Амур стал обрастать стационарными селениями. Очередное потепление тогда лишило местных охотников за мамонтами любимой добычи, и те, кто пережили голод, поняли, что вовсе не обязательно гоняться за едой по лесам и степям, а можно просто сесть у берега рек и ждать, пока еда сама приплывёт в руки.
Так в рыбных местах стали возникать стойбища, но жители их столкнулись с новой проблемой: охотник мог поймать свою добычу и тут же её употребить, а вот лососевые путины случались раз в год, и хотя приходило рыбы несоизмеримо больше, чем могли бы съесть люди, ей всё равно нельзя было наесться на год вперёд. Так люди научились сушить, коптить и вялить рыбу, консервировать её в собственном жиру, добывать соль, а главное - делать герметичные ёмкости из обожжённой глины: керамику, первый на Земле искусственный материал, придумали около 13 тыс. лет назад именно рыбаки где-то между Амуром и островом Хонсю.
Вокруг путины вертелась жизнь здешних селений, дополненная подспорьем в виде подлёдной рыбалки, охоты, морского промысла, собирательства и даже примитивного земледелия. Которое, впрочем, быстро забылось: климат делался всё мягче, технологии хранения рыбы - всё надежнее, а стало быть и тяжкий труд в земле себя уже не оправдывал. Не нуждались древнеамурцы и в металлах - из кости тоже отлично получались рыболовные крючки. Природа не послала на Амур такого вызова, ответ на которой привёл бы к появлению городов, ремёсел и письменных законов, а потому здесь затянулся высокий каменный век .
Породивший в том числе неповторимое искусство с характерными криволинейными узорами - кажется, высшее достижение того, что можно было сделать камнем по камню. И на опушке тайги воевали чжурчжэни и маньчжуры, утверждались технологии и государственные концепции из Китая и Кореи, свирепствовал Чингисхан, а в тайге жизнь шла своим чередом, разве что обогащаясь понемногу достижениями более развитых соседей. У нынешних народов Приамурья (кроме нивхов, негидальцев и тазов) близкородственные языки, схожая внешность, практически общее искусство, а обособились друг от друга нанайцы, удэгейцы, ульчи, ороки и орочи скорее по образу жизни и связанным с этими различиями культов.
В радиусе сотни километров от Хабаровска сохранилось множество петроглифов, а чрезвычано выразительная Кондонская Венера уехала в Эрмитаж. Но на кадре выше - древняя личина из Николаевска-на-Амуре, а на кадре ниже - костюмы местных народов, так схожие с костюмами в музеях Ноглик, Южно-Сахалинска, Хабаровска или Владивостока. На одних и тех же витринах - наследие разных народов вперемешку, поэтому обращайте внимание на точки: зелёным я отметил вещи ульчей, синим - нивхов, красным - эвенков.
Традиционной одеждой всех амурских народов служили халаты с полой на левом боку, у ульчей в летнем варианте называвшиеся капчума, а в зимнем - лэбэли. Обратите внимание на орнаменты - на этих столетних одеждах они почти такие же, как на личинах и петроглифах, вырезанных тысячи лет назад. Не меньше впечатляет материал - если праздничный костюм (на кадре выше справа) сделан из ткани (вероятно, китайской), то повседневную рабочую одежду амурские жители делали из рыбьей кожи - трудной в производстве, но прочной и непромокаемой. Из рыбы здесь научились получать натурально ВСЕ, как тундровые народы из оленя - вон на кадре выше ещё и бусы из рыбьих позвонков:
Жители самых рыбных низовий, ульчи и были самым рыбацким из амурских народов. Тем не менее ходили они и на охоту, и даже, небольшими артелями, на морской промысел за Сихотэ-Алинь. У амурских народов была своя конструкция нарт, на которых сидели верхом или свесив ноги к полозьям. По сравнению с ненецкими нартами она кажется отсталой, но местные народы мало того, что ездили на собаках (которые послабее оленей), так ещё и упряжь их была несовершенной, так что работало животное не столь грудью, сколько шеей. Для сохранности которой, видимо, и кормили собак не с земли, а со специального столика уэйчу.
Подавали на этот столик в основном юколу: для себя речные люди делали её из рыбьего мяса, а для собак - из спрессованных рыбьих костей. Жили ульчи по большей части хуторами в 3-4 семьи, которые зимовали в общем хагду (срубной дом на столбах с двумя очагами и системой отопления из труб под нарами), а летом разуплотнялись в даура (домик из жердей и бересты) и генгга (на сваях). К оседлой жизни ульчи так привыкли, что у них даже не было переносных жилищ - аундя (охотничьи шалаши) или наму-аундяни (чумы морских зверобоев, крытые рыбьей кожей) делались из подручных материалов.
Зато лодки у ульчей были на все случаи жизни - от берестяных дяи до деревянных утонгто. Арсенал рыбака состоял из пары дюжин инструментов, будь то невод (арга), ставная сеть (нэмда), снасть (куйтэли), багор (тэмули), острога (дёгбо) для ночного лова в свете факелов и многое другое. У морского зверобоя основным орудием служил гарпун (дарги), а ульчская охота была скорее сухопутной рыбалкой - не столько луком или копьём, сколько ловушками и самострелами. Ульчи принадлежали к десятку родов со звучными фамилиями (Тумали, Чорули, Баяусали, Вальдю, Ольча, Дечули, Килер, Бельды, Удзяли, Оросугбу, Ходжер, Джаксор, Дзятала, Пильдунча, Куйсали), группировавшимися в духа (союзы), но жить предпочитали малыми семьями, после женитьбы покидая родительский хагду.
В этом кадре, впрочем, всё нивхское, но ульчский быт выглядел не сильно иначе:
На охотничьей витрине музея - предметы сплошь нивхов (в том числе копья къах) да эвенков (включая ружьё), а ульчский охотник представлен только меховой шапкой с парой наушников "дява", похожих на кошельки. Зато таёжное искусство в этом музее - почти исключительное ульчское, будь то берестяные туеса, резные хуни (ложки) и вазы или плетёная посуда:
И конечно же узоры и орнаменты одежды, наволочек, платков, украшений.
Куда ж в этом краю без шамана? Тут, правда, бубен нивхский, коврик эвенкский, а цветной ковёр нанайский. У ульчских шаманов помимо бубнов был ещё столб дару, по которому шаман лазил в иные миры в сопровождении верных аями (духов-хранителей, переходивших по наследству), а где-то там, за краем, каждый шаман имел дюасу - магическое хранилище, в котором сберегал души младенцев. Ульчские шаманы делились по уровням - одни могли помогать лишь себе, другие - только близким, самые могущественные - всем.
Мир ульчей делился на Бакт (Небо), Муна (Землю) и Буни (нижние сферы). И собственно боги (ба) во главе с демиургом Ундё жили на небе, однако люди больше боялись и чтили земных эдени - хозяина лесов На и хозяина вод Тэму. С ними был связан адау - культ близнецов: считалось, что если человек родился в двух экземплярах, значит он угоден и тому, и другому. Вот в кадре предметы культа: посуда для кормления водяных духов (1), скульптуры духов аяни (2; помощник шамана), ингдавла (5, 4), бучу (3; помощник охотника и рыбака), кальдями (6; остроголовые великаны, которые могли и помогать, и преследовать) и дуэнмени (9). Справа - ещё один калдями и нивхские ритуальные ковш и ложка.
А вот внизу - ошейник ритуального медведя: у всех народов бассейна Японского моря, включая айнов был Медвежий праздник, являвший странный эрзац человеческих жертвоприношений. Медвежонка, убив его мать, похищали зимой из берлоги, растили в доме среди людей, холили и лелеяли, а через пару-тройку лет наряжали, водили в гости, кормили до упора... и выведя на круг, расстреливали. Идея ритуала была в том, что медведь становился членом общины, и отправлялся на тот свет ходоком к высоким духам. Последний медвежий праздник на материке проводили в 1968 году нивхи.
Теперь, конечно, всё это лишь достояние музеев: ульчи давно крещены, перешли на русский язык, и выделяется скорее внешностью да доступом к рыбе.
См. также.
Амур. Чем эта река примечательна и необычна ?
"Метеор". Пассажирский транспорт низовий Амура .
Нижнетамбовское и Ягодный. Неоконченные стройки СССР .
Киселёвка . Село, доступное только с воды.
Циммермановка. И немного об экспорте леса в Китай .
Софийск. Несостоявшаяся столица Дальнего Востока.