Предыдущую главу можно прочитать здесь
Купить книгу "Козлиха" на Ridero
ДРАКА
Это была особенная дискотека. Началось все с песни Линды. От нее у Сашки по всему телу забегали мурашки, и возникало такое странное состояние, будто все вокруг — и эти выхватываемые из темноты разноцветными лучами лица, этот барабанный пульс, «эти острые коготки, эти тонкие лепестки», «это ты, это я» и это «мало, мало, мало, мало, мало огня» — все объединялось и связывалось в общий, полный необъяснимого смысла ритм. Как будто все, даже самый маленький осколок восприятия между вспышками стробоскопа, имеет значение, открывающееся только ей, для нее. А когда следующей песней ди-джей, который обычно крутил надоевшие, туповатые песни группы «Дюна», «Коко Джамбо» и «Кэптен Джек», вдруг поставил Сандру — «Little Girl», Сашка завизжала от восторга. Она обожала эту песню, знала наизусть, и хотя слова не понимала, интуитивно чувствовала, что поется о ней. Вдохновленная совпадениями, будто только что произошло чудо, Сашка ощущала такую приподнятость, словно парила в воздухе. Темный тесный зал «Родника» расширился, низкий потолок исчез, а двигающиеся под музыку люди стали казаться ярче, красивее, будто подсвечивались собственным внутренним светом.
Рядом с Сашкой, необычно оживленная и улыбающаяся, танцевала Воронина; Колька Белый невпопад повторял движения из клипов группы «Кармен»; Пашка Штейнер радостно подпрыгивал на одном месте; и даже Женька Еремкин, не попадая в ритм, раскачивался и тряс головой.
Сашка была счастлива. Это был ее бал, прощальная дискотека, последняя в этом городе. Послезавтра она уедет в Москву, в новый, страшно интересный и непредсказуемый мир. Но сейчас Сашка танцевала. И ей казалось, что пришли все — пришли, чтобы с ней проститься. Тут был Сизый, Газаров, Вадик Щербак, Слямзя — все, кто ей нравился, кого она, быть может, немного любила и ненавидела. Но у всех чему-то училась. И, конечно, здесь был Денис. Он стоял у стены, смотрел на нее, улыбался и даже помахал рукой. Наверное, он простил ее, как и она ему все простила. Сашке было жаль расставаться с ним, с мечтами и мыслями о нем, потому что она предчувствовала, что это действительно расставание. Конечно, они будут видеться, когда она приедет к родителям, но это уже будет другой Денис и совершенно другая Сашка. От этих мыслей у нее защипало глаза, захотелось тихо и растроганно плакать.
Краем глаза Сашка видела, как в зале промелькнул Киса. «Он же не ходит на дискотеки», — подумала она. Но ей захотелось выбежать на улицу, увидеть его на площадке у входа, рядом с зелеными жигулями — большого, улыбающегося и родного. Обнять и вдыхать его запах: смесь одеколона, детской присыпки и подсолнечного масла. Сашка стояла и смотрела в просвет выхода, но не могла решиться. Что-то удерживало ее, какая-то щемящая грусть, которая лишала сил.
— Эй, козлиха, — кто-то грубо развернул Сашку за плечо. Над ней, воткнув руки в бока, нависала Ващенкова. Сашка ощутила пробежавший внутри холодок страха.
— Выйдем? Разговор есть, — сказала Ващенкова, дернула Сашку за рукав в сторону двери и, не дожидаясь, пошла вперед. Сашка послушно двинулась следом.
Они шли через замызганный узкий коридор с мокрым полом, где возле туалетов толпился не заинтересованный в Сашке народ; мимо добродушно кивающей всем гардеробщицы и кассирши тети Тани; мимо двух ехидно улыбавшихся одноклассниц: Давыдовой и Терентьевой. Выйдя за двойные двери на улицу, в теплый вечер, пахнущий мокрой пылью от недавнего дождя, Сашка мысленно, теперь уже буквально, со всем этим прощалась. Ей казалось — ее ведут убивать. Даже если не убьют, ей долго, может быть, безуспешно, придется собирать свой внутренний мир по частям и бороться с бессмысленным желанием поквитаться.
Ващенкова завела ее за угол, где ждали Потникова и Штырева. Они окружили Сашку: напротив встала Ващенкова, слева — Штырева, а справа, чуть поодаль — Потникова. Сашка увидела, как из света на углу вынырнули силуэты. Это были Ленка и Пашка Штейнер.
— Ну что, сука, знаешь, за что мы тебя бить будем? — неуверенно спросила Ващенкова, беря Сашку за шкирку и выкатывая свои и так выпуклые глаза. Сашка нервно хихикнула.
— Что ты ржешь, сука!
— Да врежь ты ей! Че ты с ней базаришь? — устало и равнодушно сказала Потникова.
— Я хочу, чтобы она знала, за что, — Ващенкова отпустила ее.
— Я знаю, — тихо сказала Сашка.
— Что ты там буробишь? — Штырева сильно толкнула ее в плечо, и Сашка приложилась головой о стену дома.
— Повтори, мразь! — приказала Ващенкова.
— Я знаю, за что, — крикнула Сашка и хотела ударить Ващенкову кулаком по лицу, но в последний момент ладонь почему-то раскрылась, рука чуть сдвинулась на подлете к скуле и слегка мазанула по ней пальцами.
— Мочи ее, — завизжала Ващенкова и схватила Сашку за волосы, за ее длинные, русые волосы, которыми два раза обернула кулак.
Драка оказалась совсем не страшной, даже смешной. Сашка, которая только что с ужасом осознала, что не может ударить человека по лицу, через несколько минут мотания за волосы и отпихиваний вдруг поняла, что драться довольно скучно и что ей нужно коротко остричься, потому что длинные волосы мешают жить. Где-то в стороне визжала Воронина, она дралась со Штыревой. Они обменивались оплеухами и пощечинами без энтузиазма, больше орали друг на друга матюгами. Потникова дралась с Пашкой Штейнером, который, несмотря на ее выкрики, что «западло драться с бабой», молча уворачивался от ее кулаков и методично, как учили на секции по «кекусинкай», наносил удары ногами по ее плотному, квадратному телу. Сашка заметила это и тоже попыталась вспомнить что-то из карате. Но тут Ващенкова ударила ее кулаком под дых. Сашка согнулась, держась за живот. Что-то внутри схлопнулось, не давая сделать вдох. Пока Сашка хватала ртом воздух, Ващенкова, прицелившись в нос, резко притянула ее за голову к своему колену. Сашка видела, как медленно приближается обтянутая цветастыми лосинами ляжка, и с отчетливой ясностью понимала, что не в силах отклонить удар. Потом все пропало.
Сашка открыла глаза и увидела над собой лицо Пашки Штейнера, он держал ее голову, вглядывался в лицо и чему-то улыбался.
— Порядок, — крикнул он кому-то сзади, и над его плечом появилась Воронина с заплывшим левым газом.
Сашка села и ощупала лицо: нос был цел, на лбу набрякла шишка, болела голова. Но, несмотря на боль, Сашка вдруг вспомнила все, и какое-то радостное возбуждение пробежало электрическим током по ногам, рукам, всему телу, захотелось куда-то бежать и опять драться. И еще она почему-то гордилась собой.
Сашка осмотрелась. Она сидела на грязном линолеуме, а над головой вереницами курчавились пустые гардеробные крючки.
— Ты цела? — спросил Пашка.
— В порядке. Жить буду, — она хотела встать, но Пашка удерживал ее.
— Лежи,— повторял он, — лежи! У тебя сотрясение!
— Спасибо, что заступились. Втроем они бы меня… — Сашка все же высвободилась из цепких Пашкиных рук и села.
— Да ладно, — сказал он, с сожалением глядя на нее.
— А как я здесь оказалась? — спросила Саша.
— Пашка тебя донес, — ответила Воронина.
Сашка хотела было сказать: «Как дотащил-то? Он же маленький!», но почему-то сдержалась. Вместо этого она тихо, почти шепотом произнесла:
— Паш, ты мой рыцарь…
Штейнер покраснел и как-то засуетился. Он оглядывался по сторонам, потом буркнул «щас» и сбежал.
— Это он твои песни заказал, — сказала Ленка.
— Какие песни?
— Ну эти, твои любимые. Линда и литл кто-то там. Даже денег заплатил, чтобы поставили кассету.
Сашка молчала и изумленно смотрела вслед Штейнеру.
— Он тебя завтра в гости хочет пригласить. Прощальный романтический ужин.
— Даже не знаю, что сказать, — растроганно, но с сожалением сказала Сашка.
— А че тут скажешь? Любит он тебя.
Сашка встала, держась за голову, осмотрела себя. Одежда была цела, только выпачкана.
— Ну, а ты-то как? — спросила она Ленку, заглядывая в заплывший глаз.
— Нормуль. Синяк под глазом, и все.
— Блин, прости. Все из-за меня.
— Да ладно. Я давно хотела Штыревой врезать. Да и мне это все даже на руку, я теперь Блатному пожалуюсь, что Витек меня бьет. А это — доказательство.
— А он тебя че, бьет?
— Бьет. Только не по лицу. По другим местам.
— Ужас! Леночка моя, — Сашка обняла ее и погладила по спине.
— Да успокойся ты. Все нормально, — Ленка высвободилась.
Они помолчали.
— Пацаны идут! Если че, я тебе ничего не говорила.
К гардеробу подошли Колька Белый, Пашка Штейнер и Женек. В зале, скрытом от них стеной, заиграл медленный танец, и Пашка с Сашкой, не сговариваясь, посмотрели друг на друга. Она — с признательностью, он — с какой-то тоской и неуверенностью. «Не решится», — подумала Сашка, и невольно усмехнулась уголком губ. Пашка заметил это и начал микроскопическими шажками продвигаться за спину Женька.
— Сашка, ты прости, что я за тебя не заступался. Я как-то даже не заметил, — оправдывался Колька.
— Конечно, с Моисеевой обжимался в углу, что уж тут заметишь, — ревниво сказала Воронина.
— С Моисеевой! Ого! Да ты, Белый, растешь! — Сашка похлопала его по плечу.
— Может, домой? — предложил Пашка. — Последний танец. Вроде бы…
— Пошли, — согласилась Сашка.
КОНЕЦ