(К 190-летию выхода в свет знаменитого романа Виктора Гюго)
Ко времени выхода в 1831 году романа «Собор Парижской Богоматери» поэт и драматург Виктор Гюго был известен Пушкину, прежде всего, как автор драмы «Кромвель» (1827) – «одного из самых нелепых произведений». Растянутая и несценичная драма Гюго вошла в историю литературы благодаря авторскому предисловию, ставшему манифестом французских романтиков.
Через три года, весной 1830-го, Пушкин прочел повесть Гюго «Последний день приговоренного к смерти» и «с наибольшим удовольствием» его драму «Эрнани». Именем прекрасной донны Соль, любовь с которой объединила трех главных героев пьесы, Пушкин и Вяземский будут называть не менее прекрасную А.О. Россет.
В июле того же 1830 года, в атмосфере общественного подъема, вызванного Июльской революцией, двадцативосьмилетний Гюго начал свой первый роман. Изучив огромный исторический материал, прочитав горы книг, Гюго обратился к истории позднего французского средневековья, Парижу ХV-го века и его сердцу – Собору Парижской Богоматери, строительство которого длилось три столетия с ХII-го по ХV-ый век.
Первое издание романа вышло 15 марта 1831 года в тревожные дни холерных бунтов в Париже (!) и разгрома архиепископского дворца и церкви Сен-Жермен и в течение одного года выдержало семь изданий.
Почти сразу о романе узнали в России. «Вскоре…весь читающий по-французски[1]Петербург начал кричать о новом гениальном произведении Гюго, - писал позднее И.И. Панаев. – Все экземпляры, полученные в Петербурге, были тотчас расхватаны. Я едва достал для себя экземпляр и с нервическим раздражением приступил к чтению. Я прочел «Notre Dame» почти не отрываясь…Клод Фролло, Эсмеральда, Квазимодо не выходили из моего воображения…Я больше двух месяцев бредил романом и перечитывал отрывки из него».
Тотчас по приезде из Москвы в мае 1831 года Пушкин спрашивал Е.М. Хитрово: «Можно ли уже достать Notre-Dame?». Просьбу поэта Елизавета Михайловна исполнила. Через две недели, в один из своих кратких приездов в Петербург из Царского Села, возвращая Е. М. Хитрово взятые у нее книги, Пушкин делится впечатлениями от прочитанного романа Гюго: «Ваше восхищение Notre-Dame вполне понятно. Во всем этом вымысле много изящества. Но…я не смею сказать всего, что о нем думаю». Как далек этот отзыв от восторга, тогда же испытанного Пушкиным по отношению к роману Стендаля «Красное и черное»! Откуда эта холодность к произведению, исключительный интерес к которому в Петербурге вытеснил даже злободневную к началу лета 1831 года тему холеры? «..О холере больше не слышно; она вышла из моды…; но что в самом деле производит теперь фурор – это «Собор Парижской Богоматери», роман Виктора Гюго, о нем говорят на улицах и в гостиных, и столько, что отнимают у меня охоту его читать…» - писала в конце лета 1831 года сестра Пушкина О.С. Павлищева.
Как видно из письма Пушкина Е.М. Хитрово, общего восторга по поводу новой книги он не разделял, не признавал в ней убеждающую силу колоритных описаний. Из всего романа поэт отметил сцену падения Клода Фролло с верхней площадки собора в заключительной, одиннадцатой книге, считая, что «падение священника великолепно со всех точек зрения, от него просто кружится голова».
Но правдивого образа эпохи, отмеченного им у создателя исторического романа В. Скотта, Пушкин, по всей видимости, не увидел. Гюго и сам признавал, что у его «книги нет истинных притязаний на историю…Она – произведение, созданное воображением, причудой, фантазией». Фантазия автора и строила сюжет романа на сплетении невероятных событий, случайностей, совпадений, общих романтических мотивах, таких как мотив похищения ребенка или история девушки (или молодого человека), которых стремятся погубить или запутать в какой-нибудь преступной истории.
Взгляд Гюго на историю как на вечное противоборство двух мировых начал – добра и зла определил и некий надисторизм, символичность его героев, с их четким делением на положительных и отрицательных: озаряющая все вокруг уличная танцовщица Эсмеральда, со своим неосознанным стремлением к любви и добру: «Она была словно факел, внесенный со света во мрак» - и недоступный жалости и состраданию архидиакон собора Клод Фролло, аскет и ученый-алхимик, наделенный почти сатанинским величием. В столкновении аскетизма и чувственности Фролло, уродства и доброты звонаря Квазимодо, красоты и ничтожества капитана королевских стрелков Феба, которому отдает свое сердце цыганка, завязывается интрига, временами напоминающая приключенческий роман. В конце его главные герои гибнут. «Феб де Шатопер тоже кончил жизнь трагически. – иронически замечает автор. – Он женился».
Вряд ли Пушкин, накануне знакомства с книгой Гюго написавший «Станционного смотрителя», мог безоговорочно принять произведение с явным романтическим сюжетом, где в изображении чувств и речей героев не хватает простоты и меры. Но все зная и понимая, мы, прочитавшие «Собор Парижской Богоматери» не в зрелом возрасте, а в ранней юности, не можем не чувствовать потрясающей художественной силы этой книги, особенно в описании хмурого величия Собора, к которому стягиваются все нити действия романа, не признавать торжества духовной красоты Квазимодо, не любить доверчивой Эсмеральды, и ее чудной ученой козочки, спасенной в конце книги юным поэтом Пьером Гренгуаром.
Татьяна Галкина
[1] На русский язык роман будет переведен только в 1866 году.
