Два раза в год – на 7 ноября и на 1 мая - студенты и преподаватели педагогического института выходили на демонстрацию. Считалось, что дело это совершенно добровольное, однако старосты групп должны были отчитываться, кто явился, а кто отсутствовал и почему.
Допустимо было уклониться студентам худграфа или инъяза (что и происходило), но для истпедовца отсутствие политической сознательности – хуже оспы, отметина на лице и на будущей карьере. Впрочем, свободно-принудительная явка больше раздражала иногородних, тех, кому хотелось уехать на праздники домой, а костромичи воспринимали демонстрацию как растянутую во времени и не лишённую некоторых прелестей прогулку – вдоль Волги по набережной, по круто поднимающейся вверх улице Чайковского, по Советской, мимо трибуны с партийно-советскими лидерами и почётными гостями и дальше, минуя круглую площадь, прозванную Сковородкой, снова вниз, к институту.
Маршрут никогда не менялся.
По пути колонна несколько раз останавливалась, ожидая, когда подойдут и займут своё место трудовые коллективы других организаций и ведомств. Движение было расписано строго по графику, к третьему курсу мы научились этим пользоваться.
Пока все стояли возле здания гороводоканала, мы успевали подняться вверх по Молочной горе, забежать в пивной бар «Славянский» и выпить по кружке пива, а затем снова влиться в людскую массу, подогретую ожиданиями скорого застолья и портвешком, а то и водочкой, потому как более основательные, капитальные люди приносили с собой чекушки и бутылки и принимали на грудь, забежав за угол.
Не пили и не бегали взбодриться только первокурсники – им выпадала почётная и муторная обязанность нести портреты членов Политбюро.
На истпеде, как во всяком закрытом сообществе, царила своя дедовщина – мягкая, как романтическое порно, и негласная, словно племенной обычай. На первую нашу демонстрацию парням нашего курса вручили наклеенные на фанерку чёрно-белые фото вождей (к оборотной стороне фанерки был прибит деревянный черенок, как у лопаты) и предупредили о персональной ответственности за сохранность изображения. Друг наш Вовочка Успенский, однако ж, куда-то отошёл, и парторг по фамилии Волков долго искал его, настолько перенервничав, что когда увидел, закричал неестественно-высоким голосом: «Ты где там с Косыгиным шляешься?!»