Когда-то шла она по лесу и вдруг увидела лису. Та улыбнулась без ответа, поморщив складки на носу. Потом тихонько мягкой лапой, за ухом быстро теребя, уселась задницей пушистой на белом плюшевом снегу.
— Привет, оранжевое чудо, скажи мне, как тебя зовут?
И та, оскалив хитро зубы, с ухмылкой обойдя вокруг, вела пушистой снежной лестью историю, но не про то.
Ложь улыбнулась и уселась на белом плюшевом снегу. Пока лиса ей песни пела, ходя вокруг и снег кружа, рисуя вихрем образ дивный прекрасного богатыря.
Он был холен, и смел, и весел, и гуманизмом восхищен. Он знал слова всех этих песен, поэтому не удивлен…
Ложь, посмотрев на эту пару, прикинула такой расклад, что эти двое ей помогут осуществить зловещий план. Недолго думая, сказала:
— Мне пригодится ваш талант! —
И пригласила в свой театр на улице Разбитых Грез.
— У нас шикарные актеры, и вам понравится у нас. А режиссер такой матерый, что люди не отводят глаз: сидят прикованные к стульям и с замиранием глядят, как их обводят вокруг пальца и нервы долго теребят.
У нас есть главная актриса, и имя ей дано — Любовь. Она довольно эксцентрична, но ей прощают всё и всё. На сцену ей цветы бросают и дарят множество всего. Она довольно озорная, когда не хочет никого.
Но настроение приходит, и, зорко глядя на него, она с себя печаль снимает. И нет ей ближе никого, чем тот, давно забытый клоун в потрепанных своих штанах, который мерзко душу травит, снимая старый, пошлый грим, и с упоением мечтает оставить сцену пилигрим.
Но, завязав корсет потуже, накрасив губы в красный цвет, она безвольно продолжает этот заезженный балет. И ей обрыдло всё немое, что видит та в глазах чужих. И standing ovation, зал рукоплескает, не понимая душу их…
И вот уж занавес закрылся, и меркнет свет, и таит лед. Она, как тряпка, уползает со сцены в свой холеный гроб. И нет приятнее темницы в печали горькой утопать. Но две строптивые зарницы, бокалами громко звеня, ее так рьяно приглашают на комплименты от царя…
Напудрив нос, платье меняет и красит губы в алый цвет. Она искусно обвиняет в своих невзгодах белый свет. А тот ей льстиво преклоняет из дней чудеснейших букет.
Поставив в вазу безразличия и хлопнув дверью, уходя, она, держа огонь в руках, шагает по коридору на банкет.
И тут она его встречает — нового богатыря. И вдруг она огонь роняет, совсем не глядя на царя…
— Как вас зовут, месье? Где мы встречались? — заискивает, как лиса, и с любопытством донимает с вопросами богатыря.
Он, закурив сигару, смотрит, как сука вьется подле него, и лишь с презрением роняет:
— Нет, не уверен в нашей встрече. Я б запомнил — вы звезда. А в вашем блеске угасают кисейных барышень глаза.
— Я чувствую себя козырной! — кричит в истерике Любовь и падает к его ботинкам, рыдая, лежа на полу.
Он наклонился нежно-томно, провел рукой по волосам и прошептал, как Ложь учила, искусно уходя в туман…
Тут Ложь безумно удивилась, не представляв такой расклад. А ведь Любовь даже не знает, кто он, и вот — лежит в его ногах…
— Как вас зовут, месье, ответьте! — рыдает, глядя на него. — И так давно в душе мечтает, когда же встретит лишь его… Я знала, знала, вы придете! И вы обнимете меня, и в теплый пледик завернете, налив горячий шоколад!
Он улыбнулся в поцелуе и нежно поднял на руках. Она раскрылась пышной розой и стала лишь прекраснее в его глазах…
За черной шторой лишь глаза блестели, как на болоте светлячки. И Ложь в руках лису держала, с прищуром глядя на двоих.
— Ты посмотри, я говорила — она изменится при нем! Ну, всем пойдем писать сценарий, а старый пусть горит огнем!
Ну, что касается царя… Он тот еще развратник и платит. Ревности за то, что та его в костер агонии кидает, бесцеремонно глядя на него.
— Любовь, все вторит, я в смятеньи, скади же имя мне свое! И я в безумном нетерпеньи, ты видишь, я горю огнем!
— Ну будет, киска, я признаюсь, когда мы будем лишь в двое. И имя тайной покрывает, чтоб не услышало никто.
И вот, ее в постели нежно обнимая, лишь на ухо шепнул легко:
— Котенок, я все ПОНИМАЮ… Но дальше будет нелегко…
Так состоялся тот союз, известный, где Понимание и Любовь слились в одном сценарии бесчестном под руководство гиблой Лжи.