27 января - дата для моего города священная: день снятия Блокады. Как он жил во время нее, как держался, как, будучи во вражеском кольце, приближал Победу, мне, тогда еще журналисту "Смены", рассказывали люди - очевидцы тех страшных событий. И многие из них в те роковые для страны годы были детьми. Детьми Блокады.
Судьбы этих людей сложились по-разному, а вот детство было одно на всех: блокадное детство. Воспоминания о нем – это разные по яркости переживаемых событий эпизоды, которые, как пазлы, складываются в одну большую картину – картину минувшей войны глазами детей блокадного Ленинграда.
Очнулся – гипс!
Вениамину Александровичу Блохину на момент начала войны было всего пять лет. В блокадном городе они с матерью прожили всего год. Но этот трудный год он помнит так, словно это было вчера. Не зря же говорят, что детские впечатления – самые сильные.
Воспоминания о детстве для Вениамина Александровича начинаются с парадной дома № 17 на Бульваре Профсоюзов. Парадная была просто сказочная: просторная, отделанная мрамором, с чугунными орлами на лестничных пролетах. Зимой 1941 года в нее угодил фашистский снаряд, и она вмиг рассыпалась. Только дверь уцелела – тяжелая, из красного дерева. Уцелела сама и спасла жизнь соседке, выходившей на тот момент из дома. Накрыла ее как крышкой, и тотчас сверху на них обрушилась груда мрамора, высотой почти с двухэтажный дом. Дворовые ребятишки решили использовать этот завал как горку – скатиться по ней на санках.
- Я сидел на санях впереди всех, - рассказывал Вениамин Александрович. – Разогнался и…очнулся в больнице имени Ленина с переломом бедра. Всю жизнь хромаю.
А ружье-то деревянное!
- Я был не просто пятилетним мальчишкой, я был ребенком, который каждый день, стоя на цыпочках у занавешенного окна, ждал с дежурства свою маму, - вспоминал он. - Мы тогда остались с ней вдвоем: отец ушел на фронт, три сестры уехали в эвакуацию. Мама – Мария Леонидовна – охраняла газобомбоубежище, и ее обмундирование и военное снаряжение вызывали уважение и зависть у малолетних соседских пацанов. Особенно ружье, портупея и берет со звездой. Я очень гордился мамой и однажды докопался-таки до ее ружья. А оно оказалось бутафорским, деревянным, выкрашенным черной краской! Вот я разочаровался!
Печка-спасительница
Для той холодной ленинградской зимы спасительницей всего живого была печь. Кирпичной кладки, с большой металлической колбой внутри. Пока в осажденном городе было чем топить, печь несла тепло и создавала мало-мальский уют. Когда топить стало нечем…
- …печь стала выполнять другую функцию – спасать человеческие жизни, - объяснял Вениамин Александрович. – Было даже распоряжение правительства: во время бомбежек, артобстрела, стоять в обнимку или лежать рядом с печкой. Дом от попадания снарядов мог рухнуть, а печь – оставалась стоять...Для малышей был еще один способ уцелеть – успеть запрыгнуть на подоконник. Пока родители были на работе, мы тренировались. Но это было только в первую половину зимы, пока были силы…
Разводили и ели клей
Отец Вениамина Александровича – Александр Петрович – был на все руки мастер. Мог и сапоги дамские сшить так, что любой сапожник позавидует. И мебель из красного дерева смастерить. Такую, что ни сломать, ни распилить нельзя. Как только объявили мобилизацию, отец ушел на фронт. А семье оставил свою продуктовую карточку и…
-…столярный клей в таблетках! – удивлял меня Вениамин Александрович. – Мы с мамой его разводили и ели. Так нам удалось продержаться еще пару месяцев.
Враг зажал город в кольцо
Лидии Константиновне Белковой, в девичестве Голубевой, в 1941-м исполнилось 12 лет. Семья жила тогда на улице Плеханова, 15 (нынешней Казанской). Вот, что рассказала она.
Страшное слово «блокада» вошло в наш лексикон 8 сентября. В тот день в городе были страшные бомбардировки, из-за чего он просто полыхал от зарева пожаров. Было страшно, но мы не могли позволить себе бояться: надо было спасать наш любимый Ленинград. Мы помогали разбирать чердаки от хлама, красили стены в них суперфосфатом – он не горит, таскали песок. Тушили «зажигалки». Разносили по квартирам повестки о дежурствах и вызовах в военкомат. Иногда приводили в дежурки, которые были в каждом доме, ослабевших людей и отпаивали их кипятком. Да, еще крутили машинку, с помощью которой подавался сигнал тревоги.
Учеба не прекращалась
Вскоре из классов нас перевели в подвал, где уже были поставлены столы и скамейки. Отапливались эти подвалы печками-буржуйками. Дрова для них мы искали сами. Электричества в городе не было. Но нам сослужили хорошую службу чернильницы-непроливайки: вместо чернил них наливали масло, вставляли фитиль, и при таком свете мы учили уроки. Учителя нас подкармливали дрожжевым супом. Каким он казался нам вкусным! Кормили нас и во Дворце Пионеров, где раз в месяц устраивались, так называемые, «дни отдыха» с усиленным питанием. В новый год детям выдавали подарки: конфеты, печенье, мандарины. Мандарины я очень люблю до сих пор.
Красное платье – мишень для врага
Еще память относит меня в лето 1942 года. Мы, школьники 5-6 классов, были мобилизованы на прополку овощей в совхоз «Выборгский» на Пороховых. Помню, вышли мы на поле. Вдруг прилетели истребители, завязался воздушный бой. А бежать некуда, вокруг – ни кустика. И я, как назло, в красном платье. Воспитательница от волнения голос сорвала, кричит, чтобы я немедленно платье сняла. А я засунула голову под капустный лист и так переждала бой. А в октябре в награду за смелость и выполнение нормы на 190 процентов выдали нам с Лидой премию – по мешку капусты. Помню, дотащила я его до дому, поставила у двери и упала без сил…И только к концу Блокады получили мы с Лидой настоящие награды – медали «За Оборону Ленинграда».
Послесловие
Главное, что они хотели донести до современных жителей города: не верьте тем, кто кричит, что город в Блокаду был мертв! Ленинград жил! И достойно прожил, а не просуществовал эти страшные годы. Не было среди ленинградцев малодушия и безобразной паники. Город жил и трудился. И он выстоял, Ленинград!