Забурился в бурево - книжное, коллекционное, постраничное. Старьевщик он старьевщик и есть. Странно, но от книг дохнуло жизнью. Кухонными разговорами, ночными спорами под водочку с картошечкой, когда по душам хлещет правда, и в общем то слова не нужны. Интеллектуальным сопротивлением.
Вкусы дело тонкое, интимное. Могут измениться в любую секунду. Разочаровавшись в человеческой стороне автора - этичности поступка, высказывания, поведения, можно потерять написанное, снятое или сыгранное - автор из своих переходит в чужие, а вслед за ним уходят тексты. Более того, остается неприятное чувство - еще бы, обманули в лучших чувствах, провели за нос и выставили на посмешище. Топил за своего, а на самом деле помогал недругу.
Чего греха таить, внутренне не согласен с тем, что говорят или делают люди гораздо чаще чем согласен. Включая самых близких, верных и преданных. Укушенные психологией, выведенные из состояния равновесия, лишенные малой степени комфорта или наткнувшись на неоправдавшиеся ожидания-надежды, несут бог знает что - долго и упрямо, с пафосом или обидой, закушенными губами, вздернутыми носами и неприступными спинами. Сам такой.
И в этой мясорубке-скороварке крутится все подряд - от деревни до аристократии, расовой предубежденности или национального вопроса, интеллектуальных способностей, полного отсутствия стиля, вкуса, разумения или дурного запаха изо рта. Тем не менее, мы вместе.
Понимаем, проявляем снисходительность, иногда уступчивость, порой твердость, но главное, пытаемся сохранить общность - глубинную, спрятанную, оберегаемую от пустословия или расхожей бравады.
Общность ценнее, хотя, если не беречь по-взрослому, можно расколоть за полсекунды. И если настоящая, а не задекларированная в пользу выгоды-сейчас, стоит повыше привычных координат. Коммунизма, фашизма или либерализма, Динамо или Спартака, прошлого или будущего.
Жители общего дома, тот самый субъект "мы", "свои" или "наши" - те, к кому никогда не будем относиться как к средству, будучи при этом абсолютно уверенными, что обратное тоже верно.
И увидел он, что это - хорошо