Ян и Марк Горечавка ещё пятничным вечером придумали себе занятий на субботу: поиграть в «Буйного рыцаря», побегать от соседской собаки, насидеться на заборе, слопать дыню, найти кошачий ус, построить крепость из подушек. Но даже такая серьёзная штука, как «расписание», не помогла мальчишкам насладиться выходным.
В субботу утром Яна разбудил папа и попросил быстренько одеться. И непросто сменить пижаму на домашние штаны, а собрать на себя полный уличный комплект – брюки, кеды и футболку. А ещё папа сказал взять рюкзак и сложить в него интересности. Тут-то Ян всё и понял. Расписание не сработало. Мальчика везли к бабушке, да к тому же одного.
– Пап, – Ян кашлянул, чтоб голос не дрожал, – а где мама с Марком?
– По делам ушли, – ответил папа. – Они попозже за тобой заедут.
– А ты останешься со мной у бабушки?
– Нет, сынок. Я на работу. Сегодня только тебе повезло ничего не делать.
Ян занервничал по-взрослому: где мама с Марком – непонятно, папа что-то утаил, а все эти «возьми рюкзак» и «за тобой заедут» обещали мальчику невозможно долгий одинокий день.
Расплющив щёку о стекло машины, дорогу к бабушке Ян от начала и до конца высидел непривычно тихо. Он размышлял над тем, что ему и Марку очень повезло. Ведь их бабушка умела играть в компьютерные приставки, уважала мультики, никогда не спрашивала про школу и любила поболтать о розыгрышах и комиксах.
Но в то утро даже бабушка не успокоила Яна. Когда он обнял её и спросил: «Бабуль, а ты знаешь, где мама с Марком?» она молчала. Ответа пришлось подождать. Ян заметил, что бабушка взглянула на папу, кивнула ему и слишком широко заулыбалась:
– Нет, дорогой, не знаю.
Мальчик вздохнул, помахал папе рукой и потащил рюкзак за лямку в дом. Одиночество поплелось следом.
Бабушкины комнаты поджидали Яна убранные, прохладные и тёмные. Они не пахли сладостями. Они не звали строить замки из книг. Они не хотели дружить с Яном, как и всё остальное этим утром.
Мальчик закинул рюкзак в угол, лёг на диван и сделал вид, что уснул. Бабушка притворство внука, кажется, раскусила. Иначе зачем бы она шумно ходила по дому, стучала шкафчиками, да ещё и кричала из прихожей:
– Дорогой, я в сад. Приходи, если захочешь.
– Сплю я, – ответил мальчик и зажмурился.
Дом вздохнул скрипучей дверью, и время остановилось.
Ян приоткрыл глаза, чтобы взглянуть на это самое остановившиеся время. Оно выглядело скучно и даже немного ненужно: жёлтые часы без секундной стрелки, пухлые книги на полке под потолком, поблёкший ковёр у дивана, чёрный экран выключенного телевизора. Остановившиеся время пахло ничем и звучало никак.
– Мне тут самое место, – вздохнул Ян и спрятал нос в подушку. – Один, забытый и тоскливый.
Когда мальчик пролежал неподвижно так долго, что у него разболелась голова, он поднялся с дивана и встал посередине комнаты.
– Был бы тут Марк, – разговаривал Ян со своим отражением в телевизоре, – я б ему щелбан дал. За то, что смотался без меня в место поинтереснее.
Мальчик подошёл к рюкзаку, отпинал его на середину комнаты и объяснил выдуманной невидимке:
– На маму я не злюсь. У неё точно что-то важное случилось.
Ян замер и нахмурился.
– Да не, – мальчик пожал плечами и шлёпнулся на ковёр рядом с рюкзаком, – на папу тоже не злюсь. Он работает.
Видавший виды бинокль, который Ян вытащил из сумки, сверкнул линзой, и остановившееся время испуганно вздрогнуло. Оно заметило, как мальчик выудил из сумки тетрадь с карандашом, устроился возле окна и с важным видом, принялся следить за садом.
– Одну головную боль спустя, – Ян приподнялся на коленях, – начал вести наблюдение. Так и запишем.
Мальчик начиркал в тетрадке заметку.
– Бабушка возле клумб. Установил зрительный контакт. Так и запишем.
Застывшее время потихоньку оживало. Ян заметил, как оно позволило солнечным зайчикам запрыгать по биноклю и цветочным обоям. Воздух нагрелся и запахло пионами из сада.
– Бабушка работает граблями. Так и запишем. Работает граблями. Всё ещё граблями. О, нет, уже лопаткой. Так и запишем. Ищет что-то на голове. Теперь вокруг себя. Под куст роз заглянула. Не двигается. А, вот, нашла очки в кармане. Так и запишем. Это что ещё такое? На заборе ворона огроменная. Ничего себе какая. Да ещё с пакетом в клюве.
Стоило Яну вывести в тетради слово «ворона», как застывшее время больно ткнуло его в челюсть. Бинокль упал на ковёр. Мальчик заскулил.
– За что? – Ян прижал ладонь к щеке. – Больно же. Дёсны мои чем помешали?
Теперь мальчику только и оставалось, что вернуться на диван и стать таким же неважным и бездельным, как всё это утро и время в нём. Ян растирал пульсирующую щёку и причитал:
– Вот на тебя, сегодняшний день, я зол. Скорее бы ты уже кончился.
Пока мальчик высказывал в воздух всё, что он думает о застывшем времени, о зубной боли и об одиночестве, в комнату прокрался сон. Он, не стесняясь, навалился на Яна.
Мальчик проспал без сновидений два часа.
– Дурила, эй.
Ян потёр глаза.
– База вызывает дурилу. Приём.
– Приём, – отозвался Ян и зевнул. – Ты что, пришёл и укрыл меня одеялком?
Младший из братьев подёргал двумя пальцами пёстрый плед, который разноцветным потоком спускался со спинки дивана ему на плечи.
Марк сидел на полу, потирал щёку и объяснял:
– Ещё чего. Это тебя бабушка укрыла.
– А ты знаешь, что она ещё сегодня делала?
– Нет, не знаю.
– Я записал для тебя в тетрадку.
– Спасибо. Почитаю.
Ян поднялся и робко осмотрел гостиную. В комнате, такой яркой и уютной, не осталось и следа от застывшего времени. Мальчик сел поближе к близнецу, чтобы возмутительно одинокий день вдруг снова не появился.
– Ты как? – спросил Ян.
– Порядок.
– Больно было, да?
– Нормально, – кивнул Марк. – Ночью зуб разболелся, и мама рано утром меня в поликлинику повезла. Тебе не сказали, чтобы ты переживать не начал
– Выдрали, да? – Ян потёр недавно болевшую щёку.
– Ага. Зуб отдали.
– Здорово! Покажешь?
– Если хочешь, подарю.
Марк помолчал немного, а потом сказал:
– А я знаю, что тебе одиноко было.
– Да вот ещё, – Ян отвернулся от брата, – я в такого шпиона играл! Обзавидуешься.
Больше мальчик ничего близнецу не сказал. Они оба знали правду. Это у них с рождения как-то получалось. Близнецы понимали друг друга без слов, один у другого мысли читал, да ещё и чувства разделяли пополам, будь то радость, тоска или боль. И так всегда выходило. Даже на расстоянии.
– Ладно, – старший брат хлопнул младшего по коленке. – Пошли. Мама и бабушка звали чай пить.
Близнецы поднялись и прижались друг к другу плечами. Марк шагнул с правой ноги, а Ян – с левой. Так братья замаршировали на кухню, а время побежало перед ними привычно резво и задорно.