Студенты называли его Адольфом Бабичем Пьяничем. И не то чтобы не любили и не уважали, а тихо ненавидели. И было за что.
Преподавателем Алексей Борисович Панков был посредственным. Лекции читал вяло, говорил неубедительно, предметом своим интересовался мало. Но зато на экзаменах становился настоящим «зверем». Доставал из портфеля учебник по дисциплине собственного сочинения и заставлял студентов шпарить наизусть определения оттуда, строго сверяя их слова с текстом.
За шпаргалки наказывал жесточайше. Никаких отговорок не принимал. Мог вести экзамен по 8–10 часов, испытывая настоящее наслаждение от мук терпящих бедствие обучаемых. Алексей Борисович, верный своему прозвищу, любил представительниц прекрасного пола, поэтому красивым студенткам за определенное внимание к собственной персоне прощал незнание предмета.
Ну и горазд был выпить, оттого его лицо уже к 50 годам приобрело заметный красноватый оттенок.
Но студенты, слагая про Пьяныча анекдоты, не знали, что преподавателям достается от Алексея Борисовича гораздо больше, чем им. Потому что высоких должностей в вузе у него было много.
Панков заведовал кафедрой и являлся председателем диссертационного совета, ведя бдительный контроль за подчиненными и бедными соискателями ученых степеней, которым не посчастливилось попасть к нему в руки.
Вымучивал он людей долго, тянул сроки защиты, придирался по мелочам. Не гнушался брать взятки, не давая никаких обещаний.
С легкой руки одной из соискательниц коллеги звали его за глаза «Нероном», полагая, что он очень напоминает кровожадного римского императора, мечтавшего стать актером.
Алексей Борисович в юности несколько раз пытался поступить в Щуку. Но оказался не в заветном театральном вузе, а в армии. А вернувшись, стал студентом-заочником философского факультета.
Решился на такой шаг, скорее, от отчаянья.
А его младший брат смог воплотить в жизнь свою мечту. Он успешно окончил Щуку, стал играть в столичном театре, а потом попал в кино.
Первая роль Андрея Панкова была отрицательной. Он изобразил какого-то уголовника, расхищающего народное добро. Но в этом амплуа актер показался зрителям убедительным. На него обратили внимание и стали наперебой приглашать сниматься.
Правда, положительных героев удавалось играть редко, но к Андрею пришла настоящая слава, а вместе с ней и звание народного артиста.
Алексей брату завидовал чрезвычайно, но упорно скрывал это. Отношения поддерживал благопристойные, но без особой близости.
Сам он после окончания вуза смог поступить в аспирантуру, где выбрал тему, которая касалась развития атеистических убеждений молодежи под бдительным оком коммунистической партии. В диссертации через каждые пять страниц текста прославлял мудрую партию и ее линию на разоблачение поповских мифов.
Правда, защищаться пришлось долго и трудно.
В вузе в те годы на Алексея Борисовича никто особого внимания не обращал. Умных и способных и без него хватало.
Все изменилось после развала СССР. Массовое обнищание преподавателей и обесценивание их труда привело к тому, что лучшие кадры ушли, молодые учиться дальше не захотели, а такие, как он, заняли «свои» ниши.
Тогда-то Нерон подсуетился, договорился с нужными людьми, быстренько защитил докторскую «докладом» и стал «почивать на лаврах».
Но все равно в душе покоя не было. Имя брата знала вся страна, а его имя было известно только в очень узких кругах.
Однако в середине 2000-х гг. Андрей перенес инсульт и потерял возможность играть в кино и на сцене. Последняя жена увезла его куда-то в Подмосковье и там держала вдалеке от журналистов и привычных для него амурных дел и застолий с друзьями.
Алексей к брату не приезжал, отделываясь редкими телефонными звонками.
А у него самого наступил в это время настоящий «золотой век». Именно в 70 лет он обрел необыкновенное могущество. Диссертационный совет активно работал, что приносило «Нерону» и прибыль, и радость от ощущения своего высокого положения.
В 2010 году из СМИ он узнал, что Андрей скончался. Горечи от этой новости не испытал, посетовав только на то, что невестка даже не позвала его на похороны.
Продолжил жить дальше, как и раньше.
И вдруг…
Брат Андрей стал приходить к нему в снах. Сначала он видел его где-то вдалеке, но потом стал разговаривать.
— Ну что ты пристал, — говорил ему Алексей раздраженно, — ты же умер, что теперь от меня хочешь?
— Предупредить хочу, — тихо отзывался Андрей, — там все не так, как нам представлялось…
— Что не так, — начинал сердиться Алексей, — что добрый Боженька на небесах и ангелы вокруг?
Андрей задумчиво качал головой.
— Ты не понял. Бога надо уметь видеть. Если при жизни не научился видеть, тут уже не увидишь…
И Алексей просыпался.
На брата, который после собственной смерти вдруг решил заняться его перевоспитанием, он стал обижаться. И при жизни покоя не давал, и после смерти в душу лезет.
Не выспавшийся он приходил на работу, кричал на студентов и срывался на коллег.
А ночью начиналось все сначала.
— Понимаешь, — говорил Андрей тихо, — главное — это любовь, а больше ничего на земле собирать не нужно. Все проходит, только любовь остается.
— Ты это мне брось, Андрей, заговорил прямо как поп. Я эти россказни еще когда учился, слышал и читал. Уж и не думал, что ты таким же голосом запоешь.
Андрей грустно вздыхал и уходил куда-то в сторону, но на следующую ночь опять упорно возвращался.
— Понимаешь, у меня уже нет времени, а у тебя еще есть, — говорил он. — Ты еще можешь изменить себя, изменить свою жизнь. Это очень нужно.
Постоянство сновидений постепенно стала пугать «Нерона». Чем-чем, а религиозностью он никогда не отличался. Никогда не был фантазером, душевными болезнями не страдал.
Может быть, так сходят с ума?
Но у кого спросить об этом? С кем посоветоваться?
Вариант найти хорошего психотерапевта или даже священника и рассказать им о своих видениях Алексей Борисович отвергал. Рассказать приятелям об этом не мог. Засмеют просто.
И что делать с этим не знал.
Он осунулся, ушел в себя и однажды решил съездить на могилу Андрея.
Нашел ее в цветах на дальнем кладбище в Подмосковье. Увидел рядом церковь, крест которой, как корабль, плыл по морю облаков.
Захотел зайти, но потом одернул сам себя, вернулся домой.
— Понимаешь, этого мало, — сказал ему Андрей следующей ночью. — Нужно любить, прощать. Я вот так и не научился. Но тебя мне жалко…
Это было что-то невообразимое. Держать в себе такое Алексей Борисович уже не мог!
Но и сделать было ничего невозможно.
Он стал ругать брата во снах, требуя, чтобы он прекратил свои посещения. Андрей виновато улыбался, но каждую ночь все продолжалось по-старому.
Однажды утром Алексей Борисович не проснулся. Во сне у него остановилось сердце.
Весть о его внезапной смерти быстро распространилась по вузу. И большинство людей восприняли случившееся с облегчением…
