Свежий кусок книги "Реки текут к морю" (Ю_ШУТОВА).
В стекло стукнули, через пестрый ряд сигаретных пачек замаячило круглое Стасово лицо. Смена пришла. Ленуся отперла дверь Но охранник был один.
— А Леха где? — Удивилась.
— А он это... Не придет он. У него там что-то случилось. Жена что ли в больницу попала. Я не понял. Он сказал, чтоб ты на ночь осталась, а он в шесть утра подскочит, отпустит тебя.
— Вы чего, сдурели? Какая ночь? Я смену свою проторчала и хватит. Я тоже человек.
— Ну, он сказал двойную зарплату тебе выплатит. А откажешься — уволит. Лен, ну чего делать-то? Я торговать не умею.
— Ну дак закройся и сиди. Сторожи бариново добро, пес цепной. А я пошла.
«Чего я его обозвала? Сейчас обидится, еще врежет, вон у него рожа какая, нос набок, ясное дело, в драке перебили. Нашла перед кем выпендриваться. А Леха точно уволит, у него не заржавеет. И куда я пойду? В другой ларек. Подумаешь, какая разница. А есть разница. Я тут спокойно сижу, возле дома, да без весового товара. Сунула в окошечко шоколадку или бутылку водки, и всего делов. А то придется на накрученных весах народу мандарины впаривать. И будут все меня полоскать: воровка, обманщица бесстыжая. А я ж не в свой карман обвешиваю, в хозяйский. Хозяину деньги — мне тычки. И еще кланяйся за это. Ладно, посижу одну ночь, не рассыплюсь. Тем более по двойному тарифу ».
Стас на «цепного пса» не обиделся, только вздохнул и опять:
— Ну, Лен...
Упрашивает.
— Точно двойную выплатит? — Надо же уточнить.
Разулыбался — ямочки на щеках — уболтал, значит:
— Точно. Зуб даю.
Лена хмуриться продолжает, пусть видит, она девушка строгая.
— Я домой сбегаю, тут рядом. Скажу чтоб не ждали. Поесть чего-нибудь захвачу. Не сигареты же на ужин жевать. Тебе принести чего?
— Не, я дома поел. — Подумал и добавил, — может чаю? В термосе. У тебя есть термос? Я свой кокнул. А без чая всю ночь сидеть... Тоска.
Она кивнула:
— Будет тебе чай.
Отсидеть ночь в ларьке оказалось не так и трудно. Сначала они болтали, потом, где-то к часу, Ленуся начала зевать, засыпать на ходу. Даже крепкий сладкий чай не помогал. Тогда она прилегла на полку:
— Если придет кто, толкни меня, ладно?
— Ладно. Кемарь.
Леха приволок откуда-то и привинтил к стене полку от плацкартного вагона. Под ней стояли ящики с водкой, сверху тоже было что-то навалено в коробках. Прикрыто покрывалом от досужего любопытства покупателей. Но можно было это все сгрузить и вытянуться, прикрывшись своей шубейкой. В ногах как раз жарила батарея, трамвайная печка. Грела она мощно. Так что было тепло.
Периодически Стас толкал Ленусю в бок, она открывала глаза, совала в окошечко пузырь водки, пиво, сигареты, считала деньги. Что еще народу надо среди ночи?
— Лен! Вставай. Просыпайся.
Она разлепила глаза: «Черт, так хорошо уснула, уже и снилось что-то. А чего темно-то так? »
— Стас, ты чего свет выключил? Или лампочка перегорела?
— Не знаю. Тут фонарик есть?
— Справа на витрине пошарь, там должен быть. И еще в коробке должны быть где-то. Нашел?
Защелкала зажигалка. Маленький огонек осветил угол.
— Вон, вон, видишь? — Ленуся ткнула пальцем в маленький пластиковый фонарик.
Такие стали теперь на ключи вешать, чтоб в темноте подъездов мимо собственной двери не промахнуться. Исчезали лампочки с лестничных клеток быстро, будто слизывали их. И все жильцы ругались, делали вид, что это некие чужаки. Прямо банда лампочников по городу орудует. Как страшно жить!
Фонарик пробивал только на тридцать сантиметров. Дальше был полный мрак.
— Дай-ка я на полку встану, гляну, что там с лампочкой, — Стас завозился в темноте, по стенам заметался испуганный белый лучик.
— Подержи, — сунул Лене в руки выкрученную лампочку, посветил на нее, — спираль вроде целая. У тебя другая есть?
— Есть, конечно. И не одна. Свети давай, коробки подписаны, сейчас найдем.
Но и новая лампочка наотрез отказалась включаться.
Стас пощелкал на щитке.
— Ноль по фазе. Значит, это не у нас. Значит, это снаружи.
— Ага, — Ленуся протянулала ладошку к печке.
Та была горячей. Но надолго ли? Он ведь тоже от щитка запитана. Через час, максимум, полтора в этой жестяной коробке будет как на улице минус восемь-десять градусов.
— Время-то хоть сколько?
Он посветил фонариком себе на запястье, зелеными штрихами зажглись стрелки командирских часов.
— Половина третьего.
— Супер. Через час мы тут дуба дадим. Одного на двоих. Надо Лехе звонить. Это его проблемы. Форс-мажор. Война, чума и революция. Ну и это, как его, глобальное похолодание, обледенение. Пусть едет и сидит тут на своей водке. А мы — по домам. Давай я до угла и позвоню. Вот он обрадуется. — Ленуся подхватила свою шубейку и уже собралась отпереть дверь, но Стас дернул ее за руку:
— Сиди.
— Ну тогда ты иди звони. Чего сидеть-то?
— Не надо выходить.
— Чего не надо-то? Говорю же до шести утра мы тут не дотянем. Вымерзнем, как динозавры. Вон, остывает уже печка-то.
Стас сел рядом с ней на полку, посопел, будто думал, говорить – не говорить, щелкнув зажигалкой, закурил:
— Тут такое дело. Ну я не уверен, конечно. Всяко может быть. Но это Аркашины ребятки могли наш ларек отключить.
— Какие ребятки?
— Аркаши Камаза. Слыхала?
— Да кто про этого придурка не слыхал? Он рынок крышует.
— Не только.
— Да мы-то ему зачем?
— Не мы с тобой, конечно. У них с Лехой какие-то терки. То ли Леха ему платить не хочет, то ли Аркаша хочет его отсюда убрать. Короче, мы уйдем — они ларек подломят.
— А если не уйдем? Нас подломят?
— Не. Они же не мокрушники.
— И чего? Мы из-за Лехиного барахла тут мерзнуть будем?
— Ты совсем глупая или кто? Ты думаешь, у Лехи заржавеет эту водку на тебя повесить? Ну и на меня, само собой. Ты думаешь, он к Камазу побежит: «Твои ребятишки мой ларь обнесли, верни деньги»? Он эти долги с нас стрясет. У тебя бабло лишнее есть? Нет? И у меня нет. Поэтому сидим и не рыпаемся. Потом с него свое потребуем за доблесть. Давай фонарики доставай, сколько есть, счас иллюминацию новогоднюю устроим. Пока свет горит, никто сюда не полезет.
Они высидели в этой выстуженной будке до шести утра. Жались друг к другу, накрывшись поверх одежды пыльным покрывалом. Стас сунул замерзшие Ленусины ступни себе под куртку на живот:
— Ничего, не отморозишь.
Когда кончился чай в термосе, Стас открыл бутылку водки. И на закуску — банку китайской тушенки. Они передавали бутылку друг другу, держать ее варежками было не удобно, но не снимать же — холодно. От водки стало весело, Стас травил анекдоты, и она смеялась, выдыхая белые маленькие облачка. Ленуся решила тоже выдать что-нибудь, но ничего не вспоминалось, и почему-то она начала рассказывать про Джейн Эйр. Когда-то она плакала над этим романом, примеряя судьбу чужой и не вполне понятной девушки на себя. Слегка путаясь в сюжете, она расписывала несчастья, преследовавшие героиню, и вдруг поняла, что Стас внимательно слушает. По лицу его бродили неясные тени, от переживания или от света разложенных вокруг фонариков, бог весть. Но он слушал. И реагировал:
— Как родная тетка могла девчонку в этот поганый интернат отдать? Вот жаба! Жили хорошо, не последний кусок отдавали, а спровадили сироту куда подальше. Я б ей... Ну не знаю. Таких жаб давить надо.
Когда же она добралась до хеппи-энда, этот здоровый бугай, качок бритоголовый чуть не плакал:
— Ты подумай, какая девка! Это она его слепого и однорукого не бросила. У меня дружбан с Афгана вернулся без ноги, дак невеста его сразу деру дала, куда ей инвалид, она себе другого, целого найдет. А эта — молодец. Уважаю.
Он все принимал за чистую монету, за правду. Будто вся эта история произошла не чёрти когда и не в книжке, а в самом деле с кем-то из Ленусиных знакомых. И Ленусе он показался вдруг большим лохматым щенком. Щенком волкодава. Сильные лапы, широкая грудь, опасный оскал, а свистни ему: «Иди сюда, дурашка!» — он прибежит и будет вертеть хвостом, улыбаться всем своим существом, радостно прыгать, стараясь обслюнявить свое божество, своего хозяина.
Когда в шесть утра явился, наконец, Леха и застал их, сидящих в обнимку в вигваме старого покрывала, с двумя пустыми пузырями «Столичной», он только руками развел:
— Ну вы, блин, даете. Пингвины!
Выходя из размороженного ларька, Стас сказал:
— Поехали ко мне.
И Ленуся ответила:
— Поехали. Я только домой звякну, что все в порядке. И поедем. На такси. На автобусе я не доеду.
Со Стасом ей было уютно, как в мягком подушечном гнезде. За диковатой личиной, в надежном бункере бугристых мускулов пряталась пестрокрылая бабочка детской души. Он всему удивлялся: фильмам, Ленусиным пересказам прочитанных книжек, а он все время просил рассказать что-нибудь. Удивлялся, быстро забывал, и снова удивлялся. Он смотрел мульфильмы. Мог часами крутить «Тома и Джерри», «Утиные истории» или наши — «В поисках Олуэн», «Серый Волк энд Красная Шапочка», «Ёжик в тумане». И каждый раз веселился, будто впервые видит. Как ребенок. У него даже фамилия была какая-то игрушечная — Неделькин. Стаська Неделькин, детский сад, штаны на лямках. Он звал ее Лёлей. А когда сердился — Лёлишной. И это тоже было или из детского фильма, или из мультика, она не помнила. Он грозил ей своим громадным кулаком и говорил:
— Ну, Лёлишна, держись. Счас я тебя... Ух!
На этом все и заканчивалось, он не умел долго сердится. И он дарил ей цветы. Часто. Просто так, без всякого повода. Всегда одни и те же — фиолетовые хризантемы. Она даже думала, что у него выход на какого-то цветочного оптовика. Она спросила: «Почему только такие?» Он пожал плечами: «Они самые красивые».
Его убьют в девяносто восьмом.
Из-за красной паджеры, дестилетнего корыта. Тогда у Стаськи будет уже свой бизнес, связанный с грузоперевозками. Кто-то не отдаст ему долг, и он заберет у должника его тачку. Это же нормально, правда? Долги надо возвращать. К нему придут и скажут: «Паджеру верни!» Но он откажется. И его просто пристрелят на улице возле дома.
Тогда их отношения уже давно будут в прошлом. У него останутся жена и трехлетний сын. На похороны Ленуся не пойдет. Она придет на кладбище на следующий день, положит на свежий песочный холм букет фиолетовых хризантем.
До и Дальше здесь .
Постоянно обновляющийся текс книги Ю_ШУТОВОЙ "Реки текут к морю" можно читать на ЛитРес .
Самое популярное на канале :
Русский кот во Франции - птица вольная. Ни замки, ни заборы его не остановят
Невыносимое счастье первой любви
У французской пары не было детей, и они взяли их в советском провинциальном детдоме
Большая стирка в Кастелламмаре и сарацинская башня в Вико-Экуэнсе
Урок географии