Тайга встретила нас тишиной, лишь лёгкий шум ветра в верхушках спящих деревьев нарушал её. Солнечный свет тонкими стрелами пробивался сквозь изумрудные игольчатые ветви вековых сосен и падал на влажный травяной ковёр, переливаясь в мелких капельках росы всеми цветами радуги. Шли распадком, стараясь придерживаться заданного маршрута. Большей частью молчали, лишь изредка обмениваясь короткими фразами: обстановка не располагала к оживлённой беседе. Прохладная сырость земли бодрила: шагалось легко и свободно.
Я шёл и думал о тайге – бесконечной, беспредельной, бескрайней. Велика она, и всё же это – единый организм, каждая клеточка которого дышит неведомой нам жизнью. Здесь всем и всему отведена своя роль. Сколько тайн хранит этот молчаливый мир, сколько сокровищ бережёт, сколько ответов знает? Одному богу известно. А человек, возомнивший себя её повелителем, на самом деле лишь гость её, да и то порою незваный, которого и терпят только потому, что не особо замечают. А ведь как легко сгинуть здесь, в непроходимой чаще, затеряться среди топких болот и сумрачных низин: ищи-свищи да поминай, как звали.
– А ты, случайно, часы не взял? – прервал мои мысли Булибин. – А то я мобильник у деда Михея оставил, здесь он всё равно без надобности. А часами я вообще давно не пользуюсь. Смартфоном обхожусь.
– Половина шестого, – ответил я. – Это мы с тобой уже часов десять шлёпаем. Ты по карте сверялся?
– Не-а, – беспечно сказал Иван. – Да тут всё ясно: главный ориентир – река, она у нас сейчас слева… Нет, справа…
– Постой, так мы точно запутаемся. Речка-то близко, давай попробуем по звуку определить, где она.
Мы прислушались. Слева явственно доносился шум бегущей воды.
– Ну вот, я же говорил – слева! – радостно заявил мой спутник. – Выйдем на берег, сориентируемся!
Минут через десять мы вышли к реке. Потускневшее вечернее солнце бросало прощальный взгляд на притихшую землю, и даже стремительно несущаяся мимо нас вода, казалось, замедлила свой бесконечный бег в преддверии ночи.
– Здесь недалеко должна быть заброшенная деревня, о которой говорил дед Михей – сказал Булибин, изучая карту. – Где-то за той излучиной. Пойдём скорее, пока совсем не стемнело.
– Он же вроде про две деревни говорил и в одну из них заходить не советовал. – вспомнил я.
– Сейчас уже некогда разбираться! – решительно заявил Иван. – Нам бы любую из них найти, или придётся спать на голой земле!
Перспектива провести ночь в тайге под открытым небом нам совсем не улыбалась, и мы торопливой рысцой двинулись в указанном направлении. Едва мы увидели полуразрушенные строения, как стало уже совсем темно, и дом для ночлега пришлось искать уже с фонариком. Обнаружив довольно приличную избу, в которой даже стёкла не были выбиты, мы зашли в неё и занялись подготовкой к ночлегу. Отыскав во дворе остатки поленницы, принесли дров и затопили печь. Сразу стало веселее. Нашёлся и чайник. Он немного заплесневел, но я спустился к реке, хорошо отчистил его мелким песком и, наполнив водой, вернулся в дом.
Заварили чай, и, поужинав, тут же легли спать. Булибин расположился на лавке, а я устроился прямо на полу. Пеший переход не прошёл для нас даром: уснули мгновенно. Пробудился я от громкого стука. Открыв глаза, я увидел в утренних сумерках, что мой спутник упал со своей импровизированной кровати на спину, слабо копошится, точно перевёрнутый на спину жук, и пытается встать на ноги. Я хотел подняться и помочь ему, но буквально в ту же секунду меня прижало к полу так, что я едва мог дышать. Ощущение, доложу я вам, не из приятных. Казалось, каждая клеточка моего тела весит целую тонну. Наверное, подобное чувствуют космонавты при запуске на орбиту. Продолжалось это всего минуту, а может, и меньше, но мне показалось – прошла вечность. Отпустило нас с Булибиным одновременно. Мы молча, не сговариваясь, трясущимися руками быстро собрали наши пожитки, слегка пошатываясь, покинули дом и на ослабевших ногах что есть мочи рванули подальше от этого места. Утреннее солнце уже разбросало мириады золотых песчинок по сосновым верхушкам; встречая новый день, замысловато щебетала в вышине ранняя птица, а посвежевшая и отдохнувшая тайга ласково улыбалась нам, словно успокаивая: «всё хорошо, ничего не случилось, жизнь продолжается!» Постепенно страх отступил, ноги обрели прежнюю силу, и остаток пути до заимки деда Михея мы преодолели даже быстрее, чем рассчитывали. Тот встретил нас на пороге дома.
«А я вас заждался, даже беспокоиться стал, – взволнованно произнёс он, – всё ли в порядке!?»
Мы поведали о своих приключениях.
«Да-а, ребята! – воскликнул лесничий. – Говорил я: не надо в ту деревню ходить. Это «жмызь» вас на зуб пробовала. Эх, мне б сразу вам про неё рассказать, да кто же знал, что, по иронии судьбы, вы именно туда забредёте! Ну, умывайтесь, а я пойду ужин готовить. Потом поговорим».
За ужином дед Михей рассказал нам историю той деревни. Жил там некий Жмызин – жлоб из жлобов: зимой снега не выпросишь. Женой не обзавёлся, видно, тоже из жадности: один куркулевал на отшибе. Но, поскольку был он зажиточный, народ всё одно к нему с просьбами ходил. И придумал этот Жмызин ростовщичеством заниматься. Даст тебе, к примеру, рубль – верни два. Не отдал вовремя – уже три набежало. Через год ему уже вся деревня задолжала. Хотели мужики сговориться и проучить его, да какое там! У него уже и наушники с соглядатаями появились, и охранников крепких из соседней деревни он себе нанял; оружия – полон дом, да волкодавы злобные по двору бегают: не подступишься! А однажды зима случилась особо суровая да голодная, и пришёл к нему на поклон крепко задолжавший многодетный отец. «Дай, – говорит, – ещё хоть немного в долг, дома дети с голодухи пухнут. Помоги! Придёт весна – всё отработаю!» А тот вдруг упёрся: «Ничего больше не получишь!» И дико хохочет ему в лицо. «Креста на тебе нет!» – в сердцах говорит односельчанин. Тут Жмызин совсем озверел, пинками его во двор вытолкал. Слюной брызжет, вопит: «Не тебе, нищеброду, рассказывать, чего на мне нет!» Народ из соседних домов от этих криков повыскакивал, гудит осуждающе, но молчат все, поскольку тоже в долгах, как в шелках. «Бог тебя за это накажет!» – отвечает ему проситель. А Жмызин в раж вошёл, ревёт бешено, будто лось на гону, аж заходится. «Я, – орёт, – здесь вам всем и царь, и бог, и управы на меня не сыщется ни на земле, ни на небе!»
Произнёс он эти слова, и вдруг звук странный раздался, точно присоску резиновую кто-то от стены отлепил, громко-громко «чпокнуло» – вся деревня услышала. И враз сгинул Жмызин, словно сквозь землю провалился. Подошли поближе: на том месте, где стоял он, лишь пятно тёмное растекается. Потрогали, понюхали: и не грязь, и не жижа, и не слизь, а так… «Жмызь», – сказал кто-то. С тех пор этим словом в деревне стали называть всё самое жуткое, противное да гадостное. И жить бы им после этого счастливо, но вот только и самой деревне после этого недолго существовать осталось. Стали там странные дела твориться: то одного, то другого «жмызь» так сдавит, что ни дохнуть, ни продохнуть. До смерти, правда, никого не сплющило, но рассудком некоторые, особо чувствительные, слегка ослабли. И стали люди разбегаться из этого гиблого места, и вот уж лет десять, как никого там нет. А заодно и соседняя деревня опустела: там хотя ничего и не происходило, но, всё одно, поразъехались сельчане кто куда, от греха подальше.
Закончив свою историю, дед Михей задумался, а потом сказал: «Вот ведь как бывает: жил человек никчёмный, никому добра не сделал, одни пакости люди от него видели, а помер, так одно слово «жмызь» от него и осталось. А ещё, видно, разбередил он силы тайные, и теперь тайга постоянно на вшивость людей прощупывает; прижмёт к земле-матушке: «а посмотрим-ка, мил человек, что ты из себя представляешь, силён ли духом, да крепок ли верой. Если есть в тебе стержень настоящий, любовь к жизни да к ближнему, то ничего с тобой не случится. А коли пустой ты внутри, выгорел дотла, лишь оболочка одна небо коптит, или, наоборот, раздулся от собственного величия, будто клоп поганый, то вмиг в «жмызь» и превратишься…»
---------------------------------------------------------
Недели через две, мы с Булибиным, окрепшие, обветренные и загорелые, сидели у меня на кухне и пили свежезаваренный чай из таёжных трав, заботливо собранных для нас дедом Михеем.
– Ну, профессор, что думаешь о случившемся? Ты ведь любишь всякие загадки разгадывать! А тут на собственной шкуре, в буквальном смысле этого слова, испытал всю мощь сил, доселе неизвестных науке! – спросил я с улыбкой.
– Ну почему же неизвестных? – задумчиво изрёк Булибин, с залихватским присвистом прихлёбывая чай из кружки, – подобные отклонения – явление не новое. Например, давно известно, что в глубоких шахтах, скважинах и под морским дном земное притяжение больше обычного, а в районах тектонической активности вертикальные движения пород часто усиливают гравитационные аномалии. Если ты помнишь, я тоже пытался работать в этой области…
– Да уж, – ответил я язвительно, – такое трудно забыть. «Попрыганцы Булибина» останутся в моей памяти навечно. Ещё внукам буду рассказывать. Ты объясни лучше, почему эта «аномалия» возникла так внезапно и чуть нас не раздавила в лепёшку, вернее – в две лепёшки.
– Сложный вопрос. Мы ведь пока не знаем доподлинно, что такое гравитация. Видимо, в результате природного сбоя, возможно даже спровоцированного человеком, произошло изменение гравитационного поля, а может быть, причина кроется в перемещении неопознанных объектов сверхвысокой плотности где-то в глубине земной коры…
И Булибин пустился в пространные научные рассуждения… А я почему-то вспомнил слова, сказанные напоследок дедом Михеем: «Я так думаю: будь хоть дворником, хоть олигархом, но если ты – «жмызь» по жизни, то судьба тебя, всё одно, найдёт и накажет». И, положа руку на сердце, мне такое объяснение больше по душе.
© Михаил Власов. 07.02.2021
Все рассказы о Булибине:
Жмызь. Часть 1
Агглютинатор Булибина
Хомо Булибис
Молодильник Булибина
Откровение дона Амару
Биомасса Булибина
