I
Доктор Маркус уже второй час сидел в кресле, сложа руки на груди и уставившись в одну точку, и пытался найти объяснение событиям последних дней. Единственный гуманитарий в космической экспедиции, он был доктором философии и магистром психологии. В свои шестьдесят лет профессор Международного университета Эммануэль Маркус обладал крепким здоровьем и физической силой, которой могли бы позавидовать его молодые коллеги. Всегда ухоженный, с аккуратной седой бородой и улыбающимися серыми глазами, для членов экипажа корабля «Астры» он был мудрым старцем, к которому идут за жизненным советом. Его спокойствие, рассудительность и аристократическая любезность располагали к нему людей. Но проблема, с которой столкнулась экспедиция, оказалась сложной даже для профессора Маркуса.
Вот уже больше недели после экстренной посадки межгалактического корабля на планете Гляциум весь экипаж находился в состоянии ползучего психоза. Капитану Альфредо Такэде — перуанцу японского происхождения — пока ещё удавалось контролировать ситуацию, но всё равно экипаж находился на грани паники. И дело было даже не в самой экстренной ситуации, а в том невидимом, еле заметном чувстве страха, которое поселилось среди членов экспедиции.
Поломка корабля; экстренная посадка на абсолютно непригодной к жизни планете, представляющей собой огромную льдину размером с Юпитер; невозможность восстановить связь с центральной станцией на орбите; вечный мороз (минус сорок градусов по Цельсию) да ещё эти галлюцинации у всех членов экипажа. Последнее особенно заботило доктора Маркуса. Необычность этих галлюцинаций заключалась в том, что их видели почти все члены экипажа из тех, кто выходил на поверхность Гляциума. Фантомы из этих видений появлялись тогда, когда член команды оставался один. Самое главное заключалось в том, что эти призраки были очень похожи на настоящих людей: легко можно было уверовать в их реальность, а не в то, что это реакция уставшего мозга на стресс. Инженеры-бурильщики Стасов и Хартерштейн говорили, что даже прикасались к фантомам и чувствовали исходящий от них холод.
— Я до сих пор не могу поверить в то, что я видел! — вспоминал Ханс Хартерштейн. — Мы с Александром выгрузили оборудование и робота. Я стоял всего в десятке метров от корпуса «Астры», когда Александр вернулся в отсек, чтобы закрепить пульт управления. Вы ведь знаете, что после аварийной посадки мы не можем использовать аккумуляторы, поэтому все работы ведём вблизи корабля, не рискуя отойти от него дальше пары сотен метров. Так вот, я остался один буквально на полминуты, как почувствовал затылком чей-то взгляд. Сначала я не придал этому значения, но чувство тревоги меня не отпускало. Я как будто услышал позади себя звук, который царапал по поверхности льда, и тут же обернулся. Ужас сковал меня: хоть я и не из трусливых, но у меня всё поплыло перед глазами. У меня за спиной, чуть поодаль, стояла старуха в рваных лохмотьях. Несмотря на сильный испуг, я помню её вид очень хорошо. Это оказалась старая женщина, худая, измождённая, с седыми распущенными волосами, беззубым ртом и сухой иссиня-серой кожей. Кажется, у неё была азиатская внешность. Её тело прикрывало какое-то тряпьё, которое даже трудно было назвать лохмотьями, — просто куски ткани, накинутые кое-как на тело. Всем своим видом она излучала какое-то неземное страдание. Синие от холода губы шевелились, как будто она хотела что-то сказать. Когда она протянула ко мне руки и прикоснулась к скафандру, я словно почувствовал ледяной холод, а потом не выдержал и закричал. Стасов уже вышел из отсека, и я на мгновение повернулся к нему в панике. Он подбежал ко мне, но, когда я обернулся, старухи уже не было.
Почти у всех членов экипажа совпадали рассказы об этих странных галлюцинациях. Разница оказалась только в том, что кто-то видел старых или молодых мужчин, а кто-то — женщин или детей. Описания фантомов были всегда одинаковыми: люди были в лохмотьях, явно страдали от сильного мороза и молча смотрели на членов экипажа. Изредка кто-то из призраков пытался что-то шептать замёрзшими губами или хотел прикоснуться к члену экипажа.
II
Планета Гляциум самим фактом своего существования нарушала все известные законы физики. Во-первых, это была единственная планета в системе звезды SW-455-HDPQ-1131, а во-вторых, эта открытая двести лет назад планета представляла собой одну-единственную сплошную глыбу льда H2O (учёные до сих пор ломали голову, пытаясь понять, откуда могло взяться в открытом космосе такое количество кристально чистой воды). В-третьих, у этого гигантского куска льда была своя атмосфера, с точностью повторяющая атмосферу родной нам Земли во всех пропорциях кислорода, азота и углекислого газа. Это оказался самый главный феномен планеты, ведь на ней не оказалось никаких живых существ, в том числе микроорганизмов. Да что там микроорганизмы — не было даже других элементов таблицы Менделеева. Планета Гляциум оказалось абсолютно необитаема: на ней нельзя было найти ни одной бактерии, ни одного вируса, ни тем более одноклеточных организмов. На ней постоянно светило местное солнце, звезда SW-455-HDPQ-1131, и на всей поверхности планеты всегда была одна и та же температура: –40,5 градуса по Цельсию. Двести лет с момента открытия планеты лучшие умы Земли бьются над её разгадкой.
Несколько беспилотных экспедиций не пролили свет на тайны ледяной планеты, а только лишь прибавили новые вопросы и гипотезы. Уже лет двадцать, как интерес к Гляциуму начал спадать. Человечество успешно колонизировало две новые планеты — Элизиум и Ган Эден, — ставшие образцовыми автономными колониями. А Гляциум так и остался неприветливой загадкой из глубин космоса. Проект «Астры» был первой и, возможно, последней пилотируемой экспедицией на ледяную планету. Перед экипажем поставили простую задачу: найти хоть какой-нибудь смысл в дальнейших исследованиях Гляциума. Для этой цели подобрали команду из восьми ученых и специалистов: капитан Такэда, инженеры-бурильщики Александр Стасов и Ханс Хартерштейн, профессор Маркус, бортинженер Реувен Рубин, психолог и врач Мария Нгвангве, гляциологи Месут Мерт и Роберт Макфеллон, а также всезнающий и незаменимый бортовой робот мисс Дэйзи. Хотя из-за жёсткой посадки Дэйзи вышла из строя. Да и поломка корабля стала ещё одной загадкой. Внешне полностью исправный механизм корабля просто отказался работать, словно умер. Реувен Рубин несколько суток не спал и не ел, пока не проверил лично все системы «Астры». Всё, абсолютно всё было в порядке, но не работало. Мисс Дэйзи не отвечала ни на один запрос, хотя на корабле оставалось электричество. Пока Рубин и Такэда пытались наладить хотя бы связь с орбитальной станцией, гляциологи и бурильщики приступили к изучению льда Гляциума.
Тогда-то и начались эти жуткие галлюцинации.
III
— Профессор, я сделала все нужные и ненужные анализы, провела с членами экипажа все известные мне тесты, но ни у кого не обнаружено никаких серьезных психических расстройств. При этом у всех с каждым днем растёт чувство тревоги и подавленное состояние, но это нельзя списать на стресс. Мы с вами знаем, что это отборная команда Международного центра исследования планеты Гляциум. Они все прошли жесточайший отбор, а то, что я здесь вижу, по всем признакам является массовым психозом, — изливала свою душу Мария Нгвангве.
— Я бы не стал делать окончательных выводов, Мария, — мягко ответил доктор Маркус. — Мы с вами единственные члены экипажа, которые не видел фантомов Гляциума просто потому, что всё это время провели на корабле и ни разу не вышли наружу. Сегодня я решил наконец-то отправиться на поверхность планеты и дождаться, когда и у меня будет такая же галлюцинация. После этого я всё вам расскажу и опишу, как это было и что я почувствовал.
— Вы хотите вызвать у себя галлюцинацию? — удивилась психолог.
— Я не сказал «вызвать» я сказал «дождаться», Мария. Не спрашивайте меня сейчас ни о чём. Я всего лишь пришёл к определенным выводам и хочу их проверить. Вот и всё.
Мария удивлённо смотрела на профессора и молчала. Он же, приветливо улыбнувшись ей, вышел из своего уютного кабинета и направился в специальный отсек, чтобы подготовиться к выходу из корабля.
Мария включила монитор, чтобы наблюдать за профессором с помощью наружных камер, установленных на корпусе «Астры» после аварийной посадки. Снаружи также были Хартерштейн, Мерт и Макфеллон. Гляциологи развернули мини-лабораторию в нескольких метрах от корабля, а Хартерштейн помогал им. Профессор Маркус приветливо помахал им рукой и пошел в таком направлении, чтобы скрыться с их поля зрения. Мерт удивлённо проводил его глазами, что-то сказал Макфеллону и Хартерштейну по радиосвязи. Доктор Маркус был на их частоте и ответил, что не надо за ним идти и он сам сейчас вернётся. Мария видела всё это на мониторе и также слышала по рации их переговоры.
— Профессор, доложите, как обстановка? — спросила она.
— Мария, перейдите на пятую частоту, — ответил он по-французски.
Психолог удивилась, но выполнила просьбу профессора.
— Мария, я попросил вас перейти на пятую частоту, чтобы не отвлекать коллег от работы, — попытался оправдаться Эммануэль Маркус. — Я буду описывать вам всё, что вижу. Если я почувствую малейшую угрозу для себя, я тут же дам знать — и вы вызовите помощь. Я включил камеру на моём скафандре, переведите ваш монитор в соответствующий режим.
— Перевела.
— Как видимость?
— Видимость отличная.
— Вы теперь можете видеть то же, что и я. Я не намерен далеко отходить от корабля. Не далее, чем на сто метров. Итак, я стою сейчас в десяти метрах от корабля, так показывает моё цифровое табло. Вокруг я вижу ледяную пустыню.
Профессор Маркус медленно повернулся вокруг своей оси, показывая, что он видит. На секунду на мониторе возник серебристый корпус «Астры». Мария заметила, что Месут Мерт стоял, прижавшись к кораблю, и внимательно следил за доктором Маркусом.
— Профессор, кажется, Мерт не сводит с вас глаз.
— Я его тоже заметил. Ну что ж, он хороший малый, раз так переживает за меня.
Прошло пятнадцать минут: профессор прохаживался вокруг корабля, не нарушая обозначенных самому себе границ. Гляциологи уже завершили свои работы, но не торопились возвращаться, а делали вид, что чем-то заняты, чтобы дольше оставаться снаружи и успеть прийти на помощь своему коллеге. Мария и профессор Маркус иногда перекидывались ничего не значащими фразами, как вдруг он перебил ее.
— Мария, кажется, я что-то вижу.
Психолог напряглась и словно прилипла к экрану.
— Мария, вы ничего не видите на мониторе? — голос доктора немного дрожал.
— Нет, профессор Маркус.
— Понятно.
Он стал медленно двигаться вперед, но на мониторе не было ничего, кроме ледяной пустыни, уходящей далеко за горизонт. По рации послышался шёпот профессора Маркуса: он тихо говорил по-испански.
— О боже мой! Не может быть!
— Профессор Маркус! Что вы видите? — с трудом сдерживая панику, звала его Мария.
— Мария, это невероятно! Это не фантомы, Мария. Это не фантомы, не галлюцинация. — упавшим, каким-то не своим голосом ответил профессор. — Господи, я, кажется, начинаю понимать. – Он отключил рацию и выключил камеру на своём скафандре.
— Профессор! Профессор! — кричала в панике Мария. Она переключилась на общую частоту.
— Месут, Ханс, Роб, бегите к профессору! Быстрее.
Через две секунды она увидела на мониторе бегущих к профессору Маркусу гляциологов и бурильщика. Профессор стоял уже далеко от «Астры» и оживлённо жестикулировал, как будто с кем-то разговаривал. Вдруг он сел прямо на лед и опустил голову. В ту же секунду к нему подбежали Месут Мерт и Роберт Макфеллон.
— Мария, с профессором всё в порядке. Мы возвращаемся, — услышала она голос Макфеллона.
Когда они вернулись на корабль, профессор Маркус всё время молчал. Его аристократическое приветливое лицо было серым и грустным. Всегда подтянутый и элегантный профессор как будто за две минуты постарел на несколько лет.
IV
После происшедшего доктор Маркус заперся в своей каюте и не выходил оттуда до следующего утра. Обстановка на корабле была удручающая. О какой-либо работе не могло быть и речи. Члены экипажа либо сидели в своих каютах, либо бесцельно слонялись по кают-компании. Мария Нгвангве пыталась снять стресс разными психологическими тестами и техниками. Капитан Такэда, злой и молчаливый, ходил взад-вперед, и никто к нему не приближался, зная его крутой характер. Остальные члены экипажа тоже весь день молчали и думали о своем. Общую апатию прервал возглас Ханса Хартерштейна.
— О боже! Они повсюду! Смотрите на мониторы!
Все видимое пространство вокруг «Астры» было занято бесчисленной толпой людей, уходившей за горизонт. Это было море человеческих тел, замерзших, трясущихся от дикого холода и пытающихся хоть как-то прикрыться обрывками одежды. Это уже были не безымянные фантомы, или, как думали члены экипажа, плод их больного воображения. Реальность этих миллионов «людей» была неоспоримой. Теперь их видели все.
— Рубин, Мерт, Стасов, проверьте готовность оружия! — скомандовал капитан.
— Не нужно никакого оружия. Более мертвыми они не станут, — прозвучал тихий и грустный голос профессора Маркуса. Он незаметно вошёл в кают-компанию, когда началась паника.
— Профессор! Что происходит? Вы же знаете ответ! Скажите нам! — не выдержала Нгвангве.
— Мой ответ не понравится никому из вас. Да, я знаю, что происходит и что произойдёт потом. Но, чтобы объяснить вам это, мне придется начать издалека.
— Профессор, ситуация критическая! У нас нет времени на разговоры! — гневно отреагировал Такэда.
— Времени у нас очень много, поверьте. Целая вечность. — Последнюю фразу доктор Маркус сказал тихо, но все его услышали. — Не следует бояться этих фантомов. Они не причинят нам ровным счетом никакого вреда. Ручаюсь вам, — твёрдо ответил профессор Маркус. — Садитесь пожалуйста, и послушайте меня, — продолжил он.
Такэда нехотя сел и сделал знак всем остальным занять свои места.
— Вы все прекрасно знаете, что я специалист по гуманитарным наукам: мифологии, истории, философии, а также, как и ваша коллега Мария, по психологии. Моя задача в этой миссии: не дать вам, мои уважаемые коллеги, забыть, что вы являетесь частью человечества. Можно сказать, я тот волшебник из сказок или некий жрец из прошлого, который несёт в себе наш общий код. Вы также проходили курс гуманитарных наук и мифологического наследия человечества. Что вам известно о религии прошлого?
— Я завалил экзамен по истории и мифологии, — честно признался Хартерштейн. — Сдал его только со второй попытки.
— Я тоже не придавал значения изучению мифологии или других гуманитарных дисциплин. К тому же в нашем центре им отводился всего один семестр, — подтвердил Мекфеллон.
— Я вас не виню, ведь это не ваша специальность. Каждый должен быть профессионалом своего дела, — успокоил их доктор Маркус. — А что вы знаете об аде из мифологии?
— О чём?
— Об аде, преисподней. Что вы помните из курса мировых религий про ад?
— Ад — это место, куда попадают грешники после смерти. Царство вечных мук и страданий. Но к чему эти вопросы, профессор? — не выдержал Макфеллон.
— Дело в том, что в большинстве мифологий ад — это место мучений. Чаще всего источником адских мук выступает огонь. Это место, где души грешников мучаются от того, что вечно горят в огненном или кипящем озере: их мучают демоны, или черти, и так далее. Это самая распространённая и узнаваемая картина вечных мук. Но у некоторых народов существует другая мифология, где ад — это место вечного холода и ледяных мук. Где души грешников мучаются от нестерпимого холода и не могут согреться. Два противоположных взгляда на физические страдания, доведённые до предела.
— Кажется, я начинаю понимать, куда вы клоните, профессор. Но это абсурд! Такого не может быть, потому что это мифология, вымысел. Сказки, которым верили люди пятьсот лет назад. Наука давно уже опровергла и мифологию, и религию, и они стали музейными экспонатами. С нами произошла беда: у нас нет связи с орбитальной станцией, мы не можем взлететь, но мы живы, и нас ищут. Нас не могут не искать, так как мы уже давно не выходим на связь. Нас спасут. Единственное, чего я опасаюсь, так это тронуться умом из-за этих галлюцинаций, — перебил профессора Хартерштейн.
Доктор Маркус молча его выслушал, мягко улыбнулся и продолжил.
— Я очень хочу, чтобы все было так, как вы говорите, уважаемый коллега. Я действительно этого очень хочу, но мне понятно, что реальность страшнее. Гляциум не просто планета: она не может существовать, нарушая все известные нам законы физики и биологии. Как на всей планете держится всегда одна и та же температура? Откуда здесь такое же количество кислорода и азота и вообще земная атмосфера, если ни мы, ни предыдущие беспилотные экспедиции не нашли здесь ни одной бактерии? Откуда все эти… — Он указал рукой на монитор. — Почему мы все видим одни и те же галлюцинации? К тому же на мониторе. И почему нас до сих пор не нашли? Уже заканчивается вторая неделя нашей поломки. А может, нас даже и не ищут? Учитывая все меры предосторожности и технические возможности орбитальной станции, нас должны были найти уже как минимум через сорок восемь земных часов.
Хартерштейн молчал, и весь экипаж просто смотрел на профессора. По лицам присутствующих было видно, что в их головах лихорадочно скачут мысли.
— Бред какой-то, — тихо выругался капитан Такэда и вышел из кают-компании.
— Гнев. Вторая стадия, — прошептала Нгвангве, но все её услышали.
— Гляциум — это ад. Ледяная преисподняя. Фантомы, которых мы все видели и видим, это души умерших. Что произошло с нами, я не знаю. Может, у меня есть какие-то догадки, но я пока не готов высказать их вслух. Нас никто не ищет. Почему это произошло с нами и что будет дальше, я не берусь сказать, — твёрдо отчеканил профессор Маркус.
V
— Профессор, в чём же смысл? — тихо спросила Мария Нгвангве, стоя рядом с доктором Маркусом на поверхности Гляциума.
— Мы оба знаем, что его нет, — ответил профессор.
— Почему это произошло с нами? — В её голосе слышались слезы.
— Потому что мы сами сюда прилетели. Сюда можно попасть, но выйти мы уже не сможем.
Они стояли вдвоём у корпуса мёртвого корабля «Астра». В нескольких шагах перед ними стояли «люди» — или это были не люди. Вся гладкая поверхность ледяной пустыни вплоть до горизонта была усеяна огромной толпой молчаливых существ, которые жались друг к другу, тряслись от холода и отдалённо напоминали людей. Перед доктором Маркусом и Марией Нгвангве было царство холода, голода и страдания. Остальные члены экипажа наблюдали за ними, стоя у открытого отсека, но они не решаясь ступить на поверхность. Стасов пытался застрелиться, но его скрутили и связали. Он лежал в медицинском отсеке и выл, как зверь. Его психика сломалась первой.
— Напомните мне стадии принятия, Мария.
— Отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие.
— Спасибо, Мария. Кажется, я очень быстро прошёл все стадии. Сначала я в это не верил, потом злился на себя, что не могу ничего понять. После попытался все выяснить, и, кажется, это был своеобразный торг с самим собой. Потом я сутки пролежал в постели, когда не выходил из своей каюты, а потом всё понял и принял.
— Может, это всё лишь какой-то сон, или мы на самом деле подверглись массовому психозу, — уже откровенно рыдая, пыталась торговаться Мария.
— Я не буду вам отвечать, Мария. Хотите, я вам скажу, что увидел, когда впервые вышел на поверхность?
— Что?
— Я увидел свою покойную мать. Она подошла ко мне и узнала.
С этими словами доктор Маркус отстегнул шлемофон от скафандра и начал медленно его снимать.
— Что вы делаете? Профессор! — крикнула Мария.
Он повернулся к ней, грустно улыбнулся и, полностью сняв с себя шлемофон, направился в стоявшую перед ним толпу.
— Принятие, — прошептала Мария.
Редактор Елена Горкальцева
Об авторе
Наиль Абдуллазаде. Родился в Ленинграде 22 ноября 1984. Окончил Юридический Факультет СПбГУ в 2013 и магистратуру Факультета Международных Отношений в 2017. Литературный дебют — рассказ «Я помню», 2014 год. Автор повестей «Ласковое Каспийское море» и «Саваран».
Другая современная литература: chtivo.spb.ru