Повесть Ю_ШУТОВОЙ "Все зависит от кошек" - победитель конкурса для авторов жанров фэнтези и фантастика от издательской платформы ЛитРес «Перепиши 2020».
Я переписала 2020 год. Вряд ли он стал от этого лучше. Но веселее стал точно. Вот что получилось:
Успеть свалить из города пока не опустили шлагбаум... И самое главное — не забыть кошку. Потому что все в жизни зависит от кошек. По крайней мере, у Таньки, героини этой повести. А дальше реальность начинает закручиваться пестрым хороводом, выкаблучивать, звенеть бубнами, лихо свистеть в оба уха и постреливать от полноты душевной. Мелькают в вихревой круговерти лица: цыганского барона, неулыбчивой девочки-кассандры, идущих на приступ рыцарей-дезинфекторов и совсем уж непонятно чьи. Сыплет на головы майский снегопад. И в центре этой свистопляски стоит Танёха с кошкой на руках.
Отрывок из середины повести:
Они пришли в сумерках. Выехали на квадроциклах на мои полыхнувшие ослепительным высверком яблони.
Закружили вокруг дома, крича что-то непотребное, плохо различимое сквозь шум четырех моторов. Кружили долго, словно собирали всю свою решимость, накапливали ее, накачивались ею. Наливались дешевым портвейном отваги до самых глаз, до той темноты за глазами, что, собственно, и есть «я» Чтобы не отступить от задуманного, не испугаться вдруг, внезапно, как в детстве (вот сейчас схватят за руку и накажут).
Это хорошо. Это дает мне время. Я приперла закрытую на засов дверь лавками и столом. Хотела двинуть туда же сундук, но даже шевельнуть его не удалось, тяжеленный гад прикипел к полу. Посадила кошку на печь. Погасила свет. Теперь я их вижу, а они меня нет. Вон они, колесными кентаврами топчут снег, рыскают желтыми похотливыми глазами фар по окошкам. Молодые парни — слабоумие и отвага — щенки волкодава. Явились на расправу с чужаком. Чтоб не повадно было ходить по принадлежащей им земле, будоражить своим нездешним видом воспаленные страхом мозги.
Ружьецо мое верное. Расчехлить, зарядить. Когда бежала из города, думала: брать(?), не брать(?), взяла просто, чтобы не оставлять. А теперь, смотрите-ка, скоро я с ним срастусь. Если это «скоро» у меня будет.
Но я просто так не дамся.
Жду. Пусть сделают первый шаг. Это развяжет мне руки. Тогда упадет планка. И я буду совершенно свободна в своих телодвижениях. И я убью каждого, кто поднимется на мой порог. Да, во мне проснулась Скарлетт О’Хара.
Бутылка влетела в окно. Колокольцы разбитого стекла. Набатный удар в пол. Ффух, — взметнулось пламя. Ай, молодцы! Коктейльчик для меня смешали. Для возбуждения, так сказать, аппетита. Покрывало сдернуть с дивана и, кашляя от удушливого дыма, набросить его на огонь. Сбить, придавить к полу. И пока не успели при свете приглядеться к внутренностям моей избы, найти меня, черным чертом пляшущую в полыме, броситься к разбитому окну и пальнуть свинцом. Четырьмя нулями, самой крупной дробью. В бензобак ближайшему кентавру. Помяни, Господи царя Давида и всю кр-р-ротость его!
Чем могу!
Жахнуло теплом и весельем. Скатились горохом, матерясь сквозь дым, со спины железной, расползлись на четвереньках в стороны.
Ну, подходи! Кто следующий? Нашарила через прицел, — вон вскинулся, хвостик, из бутылки торчащий, оранжевой звездой разгорается. Получи! Бутылка лопнула, заливая горящей смесью руки незадачливого метателя.
Перезарядиться...
А кто-то уже колотит в мою дверь. Не кулаками. Топором или ломом. Сотрясая ветхое мое жилище. Ну все, ребята. Предупредительные у меня закончились. Теперь я вас убивать буду. Сколько успею. Из-за сундука. Неплохое укрытие. Отсюда я вас расстреливать буду. Как из дзота.
Но я не успела. Вернее, это они не успели ввалиться в избу и попасть под обстрел. Крышка сундука вдруг резко откинулась, чуть не по балде мне, и оттуда высунулась голова. Дедова голова. И заорала мне прямо в лицо:
— Полундра! Пожар на палубе! Все в трюм!
Шутник-самоучка без мотора. Нашел время шутковать. А Дед выскочил из сундука, как чертик из коробочки. Хвать меня за рукав:
— Танька, давай, лезь сюда. Давай быстрее.
Я заметалась, ружье, патроны, господи, а кошка-то, кошка где.
— Счас, Кисельду... погоди... Без кошки не пойду.
Хорошо, она по-прежнему на печи, за трубой сидела. Рсщеперилась, шерсть дыбом, хвост трубой. Я ее в охапку и к сундуку. Ничего себе! Это не сундук, это лаз какой-то. Под землю. Дно поднято, там лестница железная, вниз уходит, в недра. В недрах светлячок шевелится. У меня на спине ружье, сверху — рюкзак с патронами, подмышкой кошка. Лезу, едва держась одной рукой. Дед там наверху остался, чего-то вошкается. А крышка надо мной бум, захлопнулась.
Бетонно-серое холодное пространство. Шершавое даже на взгляд. Как кошкин язык. Узкое. От стены до стены, руки раскинув, достану. На какой глубине? Сколько я вниз сползала? На полу фонарь стоит. Дед оставил? Подняла, посветила туда-сюда. Коридор. И туда, и сюда. Военный объект? Бункер времен холодной войны? А Осинки что ж, камуфляж? Пряталка от спутников?
Шаги слева... Надо бы испугаться. Просто по закону жанра. Стою в подземном ходе, чёрти чьем, и вот этот чёрти кто надвигается на меня из тьмы. Но пугаться мне уже надоело. Просто подняла фонарь повыше. Вынырнул, как из стены, свет. За светом, не видать, кто.
Ближе.
Теперь видать.
— Привет, Леся.
— Угу. А Дед где?
— Наверху остался.
Она вздохнула, покачав головой:
— Покуролесить решил. Ладно, пошли.
Она о нем как о неразумном дитенке вздохнула, вот, мол, одни шалости на уме, никакого сладу... Как-то так.
Кисельда, до сих пор спокойно свисавшая у меня из подмышки, заворочалась. Ну ясно дело, к Вензди Адамс-Гулькиной запросилась, не верная моя. Леся почесала ей между ушами:
— Зря ты кошку взяла. Говорили же тебе, обожрется.
— Не, - я прижала скотинку к себе покрепче, — я без Киселя никуда. Не хватало еще, чтоб ей хвост эти козлоциклы подпалили.
Она пожала узкими плечиками:
— Ладно мы ее в бункере на ночь запрем.
— Где?
— В бункере с кроликами. Да ничего с ней не случится. Там стены экранированы. Говорю же, кролики там живут. И вадькин крокодил.
— Кто? Крокодил? Ты сдурела что ли? Он же ее сожрет.
Леся улыбнулась. Мне кажется, или я первый раз вижу ее улыбку? Детская совсем улыбка. Превратившая упрямые круглые глаза в смешные запятые. Сморщившая нос так, что мелкие веснушки съехались в кучку. Съевшая разом всю накопленную серьезность на худеньком личике. Наверное, такой была девочка Леся в далеком предчернобыльском году, когда приехала в гости к дедушке с бабушкой. Приехала в последний раз. Она даже хихикнула, вроде, а может мне послышалось:
— Не сожрет. Это игуана. Она маленькая. Это имя у нее — Крокодил.
***
— Он меня ломик-ик-ом раз, а я ломик-ик-то рукой и поймал. А в руке у меня почти 380 вольт. Ик как вдарил... А этот к-ик-ак рухнул навзничь и второго, что позади стоял, зак-ик-коротил, обхохочешься, пр-ик-инцип домино, — Дед хихикал, икая.
Он лежал на диване и лежа пытался играть на своей гармошке. Но это было сложно, левая рука все время тыкалась в диванную спинку, гармонь вскрикивала, обиженно фальшивя. Над дедовой головой витало амбре многодневного запоя, колыхалось морской рыбой-мантой.
— А потом я на улицу пошел к-ик к этим. А они грят, ты ч-ик-го тут, а эта, ты то есть, Танька, где. А я грю, покататься дайте. Ик машинку ик-хнюю за рога хвать. А она к-ик-ак долбанет. А они давай мне будкевича бить... Хи-хи-ик... Трансформаторной будке будкевича бить... Хи-хи-ик. – хр-р.
Прямо посреди рассказа, икания и хихиканья Дед уснул. Гармонь, мявкнув последний раз, скромницей свернулась у него на пузе. Авдоша взяла ее, поставила на пол в угол. Возле кадки с фикусом.
Это была самая обычная комната. Не слишком просторная. Вроде гостиной в трехкомнатной квартирке где-нибудь в Калуге или Новгороде. Обстановка — провинциальный шик. Круглый стол на слоновьей ноге посредине и диванчик с клетчатым пледом у стены. Искусственный бансайчик и глиняная кошка-копилка за стеклом книжного шкафа на фоне пестрой ленты корешков. Плотные бордовые шторы на простом карнизе.
Только никакого окна за задернутыми шторами нет. И сама эта комната — черт знает на какой глубине под землей.
Но больше всего меня поразил телевизор. Самый обычный, не слишком большой, далеко не последней модели, он висел на стене напротив диванчика. Я телика уже сколько не видела? Раньше мы все ими манкировали: зомбоящик, агент кремлевской пропаганды, чего там смотреть, мутные сериалы, мутные новости. То ли дело комп, он дает свободу выбора. Как будто там не пропаганда. Но сейчас этот заурядный телик представлялся мне окном в Большой Мир. Мир, про который я ничего не знаю уже сумасшедшее количество времени — больше трех недель. Куда он ушел за это время. Да и есть ли он вообще, или там, за ближайшим лесом — обрыв, краепад, с которого в вечную пустоту космоса сливается вода местных озер.
— А можно включить? Он работает?
— Чего ж не работает? Работает.
Авдоша пошарила под спящим Дедом, вытащила пульт, нажала на кнопочку.
И на меня хлынуло: ряды одинаковых гробов в итальянской церкви и одинокий, затерянный в этом скорбном лабиринте священник, ряды больничных коек в бывшем выставочном центре, ряды огромных белых палаток-госпиталей на улицах Лондона, Нью-Йорка, Мадрида, ряды свежих белых крестов. Ряды, ряды... Они маршируют. Плотно. Соблюдая свой особый ритм. Этот ритм, четкий и чистый бьет, сотрясая планету. Большой Мир, наконец, обрел Порядок.
Линейный однозначный порядок выстроенных рядов. В затылок друг другу. Койки, гробы, кресты. Сквозь этот марш диссонансом прорывались какие-то нелепые картинки: поющие оперными голосами домохозяйки среди рулонов туалетной бумаги, выгуливающй плюшевую собачку мужик, целующиеся сквозь респираторы молодожены на ступеньках церкви, может быть той самой, итальянской. Это называлось «весело и с пользой...»
— Выключи, пожалуйста, — тихо попросила я.
Авдоша нажала кнопку, экран погас, отсекая от меня этот абсурд, эти пляски на костях. Она посмотрела на меня, потухшую, как этот экран, и сказала:
— Пойдем лучше чаю попьем, Танька.
И мы пошли на кухню.
Начало, окончание и полный текст можно найти на ЛитРес или бесплатно читать в библиотеке сайта Игры со словами и смыслами.
Самое популярное на канале:
Русский кот во Франции - птица вольная. Ни замки, ни заборы его не остановят
Невыносимое счастье первой любви
У французской пары не было детей, и они взяли их в советском провинциальном детдоме
Большая стирка в Кастелламмаре и сарацинская башня в Вико-Экуэнсе
Урок географии