Читать с начала - ЧАСТЬ 1
Новогоднее представление сидоровских школьников под управлением "троицы" учителей, среди которых ответственной за мероприятие была всё же Люся, с успехом прошло не только на запланированных сценах. Ребята выступили в родной школе, потом в поселковском клубе, а когда приехали в интернат в Дураково, то до такой степени были артистичны и уверены в себе, что присутствовавший на представлении глава РайОНО личным распоряжением снял ребят с уроков на целый день и выделил автобус для поездки в грязовецкий Дом престарелых.
Вместе со школьниками поехала и молодая заведующая сидоровским клубом Елена Сергеевна со своим песенным коллективом малышей-дошколят.
Благодарные до слёз старики садили ребят помладше на коленки и прижимали к себе, как родных. Старшие тушевались, но Люся вовремя нашлась, собрав мальчишек и девчонок вокруг кресла, в котором почти неподвижно сидел седовласый старик в форме морского офицера. Так, под новогодними гирляндами среди мишуры и подарков, ребята наперебой спрашивали старика о войне, о страхе, о ненависти, а он, удивлялась Люся, в нескольких коротких историях преподал им самый важный урок, усвоенный им самим. Урок верности, мужества и дружбы.
Не звенели в автобусе утренние песни, уставшие и притихшие возвращались ребята домой, но взрослые, сопровождавшие их, понимали, как много нужных струн в сердцах этих ребятишек затронула встреча с пожилыми людьми, волею ненужности своей собранных под одной крышей. И если хоть один из двух десятков ребятишек станет терпимее и уважительнее относиться к старшему поколению, - всё не зря!
...
Концерт в клубе и поездка в Дом престарелых сблизила Люсю с Еленой Сергеевной. Хотя никто её в Сидорове по имени отчеству и не звал, обращаясь по простому - Ленка, так как была она своя, сидоровская, знакомая всем с пелёнок. Закончила Ленка кульпросвет училище в Кириллове и год, как заведовала клубом, сменив Аркадьича, который вернувшись с войны без ног, был назначен председателем отвечать за народное веселье, и много лет бодро растягивал меха своей гармони, но нынче, схоронив жену, упросился на пенсию.
Предновогодние недели сблизили и Наташу с Павлом, и всё чаще Люся чувствовала себя третьей лишней, подходя к ним на переменках в учительской, и без лишних слов понимала, как хочется им побыть наедине вечерами.
От того, наверное, и потянулась к Ленке, у которой, впрочем, числился жених, но служил он сейчас в армии, и Люсе не приходилось делить с ним подругу.
...
Глядя в зеркало, Люся подвинула правее нитку янтарных бус, чтобы в узком вырезе двух верхних незастёгнутых пуговок видны были самые красивые, на её взгляд, янтарины.
Бусы эти отец привёз ей в подарок на шестнадцатилетие из Латвии, куда ездил по профсоюзной путёвке, ежегодно выделявшейся ему на двоих с женой, как одному из лучших работников лесопункта. Но Люсина мать, Нина Константиновна, никогда не ездила с отцом и вообще дальше районного центра никогда не бывала. Тянула одна всё хозяйство и пятерых детей, привыкнув, что муж постоянно на работе.
Василий Александрович был из той самой, советской, породы людей, которая видела своё предназначение только в труде, и грохая перевыполнением месячных планов вывозки леса, Люсин отец был почитаем не только премиями и путёвками, но и государственными наградами, одну из которых вручал ему лично аж сам министр, вышедший из вертолёта, приземлившегося прямо посреди делянки.
Редко дети видели отца, но и баловал он их, возвращаясь из очередной поездки по обмену опытом. Привозил рубашки и платья, отличавшиеся расцветками от тех, что висели в поселковском магазине; диковинные шариковые ручки и школьные тетрадки необычных цветов. А однажды, вернувшись после двух месяцев отсутствия, разглядел, как повзрослела старшая дочь, и стал басить, как говорила соседка: бусы и серьги, босоножки на каблучке и платья уже не из цветастого ситчика Люся бережно носила, храня в огромном материном сундуке, что запирался от шаловливых братьев на ключ.
Вот и сейчас, собираясь в клуб, она крутилась перед потускневшим от времени зеркалом, выбирая, каким пояском подхватить платье, подаренное когда-то отцом. Обычно строго одетая, Люся решила принарядиться, выбрав голубое платье с пуговками от верха до талии и широкой оборкой по низу недлинного подола. У платья имелся поясок в тон, но Люсе нравился и рыженький замшевый, сочетавшийся с янтарными бусами.
"И чего бы эдак наряжаться?" - крутила в голове баба Зина, прислонившись к косяку, отделявшему кухню от комнаты. Всех ребят холостых по именам перебрала, ну, никак не выходит, чтобы какой из них Люсе в пару сгодился! Извелась баба Зина - вот вся, пока Люся, забежавшая поглядеться напослед в её большое зеркало, прилаживала поясочки на талии.
- Баба Зина, ты бы который выбрала? - отчаявшись, спросила Люся.
- Я бы всё же к Валерке Черёмухову пригляделася...
Люся поймала задумчивый взгляд бабы Зины и рассмеялась:
- Поясок какой?
- Ой, девка! Оно гляди, этот-то веселяе будет.
Недолго думая, Люся развязала голубой узелок и, взяв из рук соседки замшевый пояс, застегнула его и качнула утвердительно своему отражению - готова!
- А про Валерку-то ты меня послушай! Единственный сын у родителей, внуков нарожаешь - валом валить будут!
Накинув пальтишко, Люся схватила с полки платок, приобняла бабу Зину и, не дослушав её советов, выбежала на улицу. Давно ли молоденькая Зина бегала с подружками на вечёрки в дом к гармонисту Аркадьичу, а жизнь пролетела, только и видела. Взбызнув вдруг, баба Зина отшатнулась от косяка, глухо притопнула левым валенком по крашеной половице и только, кажется, собиралась пуститься в пляс, раскинув в стороны руки, как острой болью прострелила старость от локтей к ключицам, взныли примороженные в войну пальцы рук. Мелкими шажочками, укутавшись платком, прошаркала баба Зина к окошку, в котором меж сугробов мелькала ещё по дороге в свете фонарей синяя Люсина пальтушка.
...
Мартовский морозец обдавал беззащитные под тонкими чулками коленки, мелькавшие в распахивающихся на бегу полах пальто. Разъезженные за день мокрые тракторные колеи хрустели стеклом под подшитой подошвой валенок. Продрогшая Люся бежала к клубу по центральной улице, то и дело притормаживая возле заулков, где жили её ученики. Рука её, державшая пару туфель, застыла в варежке, а Люся жалела, что, красуясь, надела на голову вместо пухового тонкий шерстяной платок. "Цветастой, как жо!" - съязвила она сама себе бабызининым выговором.
Возле клуба, в закутке крылечка, где обычно курили парни, Люся заметила того самого Валерку, которого вуповод сватала ей соседка. Но Валерка с сотней веснушек, раскиданных вгустую на самом кончике носа и редкими крапинами расходящихся по щекам к огненно-рыжим, по-модному отпущенным, патлам, никак не вязался с люсиными представлениями о настоящем герое, для которого берегла она своё сердце.
Поэтому, пробегая мимо Валерки, Люся без всякой зависти отметила девичью фигурку, вжавшуюся в его объятия, и с лёгкостью бросив: "Привет!", с предвкушением долгожданного тепла распахнула двери клуба и исчезла в нём.
Дружба с заведующей клубом дозволяла Люсе не пользоваться общим гардеробом в фойе, где по стенке под десятками пальтушек, повешенных на крючки и мало отличавшихся друг от друга, такие же похожие стояли серые валеночки. И можно было с завидной для ученых точностью пересчитать холостых девушек в зале клуба, так как в Сидорово ни одна замужняя женщина или имеющая официального жениха девица не станет зимой в клубе переобуваться в туфли - и пошто бы ей?
Готовая выйти в зал, Люся в ожидании подруги смотрела, как за окном её кабинета, серебря снега, струилась в свете одинокого фонаря изморозь, а из сидоровских труб возвышались дымные столбы, будто грозились проткнуть фиолетовое полотнище Млечного пути, как вдруг тишину заоконного полнолнолуния нарушила музыка, ворвавшаяся в комнату через распахнутую дверь.
Люся оглянулась и с изумлением увидела в дверях зарёванную, с подтёками туши на щеках, Ленку. Но больше всего Люсю смутила клетка ленкиного пальто - точно такую же видела она совсем недавно в объятиях Валерки Черёмушкина на крыльце клуба.
Ох, не сразу выведала Люся все ленкины тайны! Горемышная, всё никак не решалась сказать правду. Юлила отговорками, да кому доверить такое, если не лучшей подруге?
С женихом своим, Сергеем, Ленка встречалась недолго. Познакомились в клубе, стал до дому провожать, месяц-второй, а тут, глядь, и повестка пришла. Ну и правда, собиралась Ленка жениха ждать, да только дрогнуло сердечко перед Валеркой... Тут уж Люся не сдержалась, возразила - конопатый шибко, мол! А Ленка, знай своё, - влюбилась! И если бы цветы от него принимала, да украдкой до дому провожалась. Только всё у них серьёзно и зашло далеко.
- Я ему говорю сегодня... - рыдала Ленка, - ребёночек будет, а он говорит, пиши своему Сергею от ворот поворот и жениться давай! А как я напишуууууу..... - выла Ленка Люсе в плечо.
- Да всё одно - узнает, - пробовала образумить подругу Люся. - лучше по-честному.
- У них, знаешь, семья какая? По родне, говорят, ходит - дурные да самоубивцы. - Ленка аж реветь перестала и шёпотом, озираясь неведомо на кого, продолжала. - Бабка померла, дед до девятого дня не выждал, удавился. А дядька Серёжин эдак из-за матери. А другой дядька с войны не вернулся из-за того, что жена сгуляла, а говорят, что живой, что видели его в Вологде! А если он чего с собой из-за меня наделает?
Ленка ткнулась Люсе в грудь и запричитала ещё громче. Люся гладила подругу по растрёпанным кудрям, жалея и не зная, чем помочь. впервые столкнувшись с такой взрослой бедой.
Ленка же вдруг замолчала, отпрянула от Люси и, глядя ей в глаза, взмолилась:
- Напиши ты ему! А? Люсенька, милая! Ну, напиши, что бывает так, что дура я, что он лучше найдёт. Он тебя послушается!
Ленка так ладно говорила, что Люся и сама поверила, будто Сергей этот, незнакомый ей совсем, простит свою невесту, узнав правду от неё одной. Не успела опомниться, как выводила на сером листке писчей бумаги безупречным учительским почерком: "Здравствуйте, Сергей!"....