Эх! Хороша селедочка! С лучком и картошечкой, на всех столах от Калининграда до Владивостока. Селедочка – спасительница! Накормить страну после войны надо было. Небыстрое это дело. Зерно посеять, дождаться всходов и до осени молиться, чтобы град не побил, солнце не выжгло, вредитель не поел. А скот? И его вырастить надо. Дело долгое и трудное. Но кормить людей надо уже сегодня, а не только сказки про грядущее изобилие рассказывать. Тупик? Нет! Есть места, где еды столько, что только черпай. Море. Не нужен ни трактор, ни комбайн, ни ждать полгода – отправь траулер и встречай его через месяц с добычей. Это все государственное дело. А теперь про личную мечту. Мальчишки с Полтавщины Вани Скорохода. С четвертого класса мечтал он стать моряком. В военные годы рядом был аэродром с американскими самолетами. Те вылетали из Англии, бомбили немцев, приземлялись под Полтавой. Отдыхали, подвешивали бомбы, заправлялись топливом и, скинув бомбы на Германию, летели обратно в Англию. Так почему, вертевшийся у аэродрома пацан захотел моряком стать, а не летчиком? Охраняли тот аэродром военные моряки. Он у них дневал и ночевал. Получил в подарок тельняшку. Разрезал на кусочки. Пришивал кусочки на майку, чтобы все думали, что за поротом рубашки именно тельник. Хватило ему той тельняшки на несколько лет после войны. До самого выпуска из школы.
– Куда дальше, Ваня? – спросила мать. – Может, на механизатора?
А он отчаянно мотал головой. Только в мореходку!
Денег на дорогу наскребли только до Астрахани – туда и поехал.
Экзамены сдал и срезался на медкомиссии. Ростом на моряка не вышел. Хоть и на цыпочки перед врачом вставал и бумаги в носки под пятки напихал. Все неудачники разъехались по домам, а Иван Скороход у кабинета начальника училища, как на посту. Как его увидит, снизу-вверх в глаза смотрит. А может и глубже, в душу.
Крякнул тот, созвал приемную комиссию. Посовещались. И приняли паренька в курсанты под личное обязательство к выпуску вырасти на три сантиметра, чтобы соответствовать строгим требованиям, предъявляемым к плавсоставу.
Там, в Астрахани, и невесту-Людмилу себе нашел. Распределили по выпуску молодого моряка на север, в Мурмансельдь, оттуда и писал ей письма. «Сходил на три месяца в Атлантику матросом… Я уже третий помощник капитана… Назначили вторым помощником… Старший помощник капитана – старпом. Жди, скоро приеду!»
За год от матроса до старпома! Повезло: сошлась его личная мечта и государственное дело. Много кораблей получили рыбаки – много и должностей – только работай. Еле-еле отпросился на свадьбу. В кадрах отпустили на неделю, потом спохватились: «Ты в каком виде жениться собрался?
– Китель, тельняшка, брюки клеш, фуражка с крабом, – пожал плечами Иван Скороход, – ну и денег побольше в заднем кармане.
– Эх, ты! Молодой-зеленый. Вот тебе талон, иди на семнадцатый причал. Получишь ботинки, сорочку, костюм финский.
Свадьбу отгуляли в сентябре 1954 года и уже вдвоем уехали на север. Подруги невесту напугали – в тех краях медведи по улицам ходят! И муж кивнул – бывает. Сняли четырехметровую комнату в частном доме. Кровать на кирпичах вместо ножек. Жена утром захотела выйти – у дома медвежьи следы! Дверь захлопнула, засов задвинула. А выйти-то надо! Все удобства во дворе! Снова дверь приоткрыла.
Квартирная хозяйка из своей комнаты вышла, заругалась, что холод в дом идет.
– Там медведь! – оправдывается молодая жена.
Изумленная хозяйка выглянула, посмотрела на следы у крыльца.
– Я-то думала, что это твой мужик вчера на карачках по снегу ходил, ладонями снег метил?
Девятнадцать лет было старпому!
И пошли путина за путиной. Только в отпуск и вырвешься. Зато на родину приедешь – денег полные карманы. Мать отзовет в сторонку, попросит:
– Сынок! – Не присылай столько. Перед людьми стыдно.
Сегодня в ресторанах гуляют мажоры, а в пятидесятые-шестидесятые в них отдыхали шахтеры, рыбаки, офицеры-подводники. Месяц-другой отпуска, потом, кто в забой, кто под воду, а кто в море рыбачить. Стоять у трала, невзирая на то матрос ты или штурман.
И что государство тогда только деньги давало рыбакам? Давало все, что попросишь. Учиться? Прямо на промысле на плавбазе можешь экзамены сдать и школьные, и в заочной мореходке. Судно твое передовое? Больше всех рыбы наловил? Жену, когда в рейсе, начальство вызывает. Ордер на еще одну комнату в квартире вручает.
А взамен? Многомесячный труд. Обычай был у мурманских рыбаков. Пришел с рейса, зашел в гастроном, купил пакет конфет. Потом во дворе раздаешь их всем детям без разбора. Так и в этот раз. Раздарил конфеты Иван Иваныч, а одна девчонка не уходит. Набычилась и смотрит на него.
– Иваныч! Ты чего? Твоя же! – кричат соседи.
Росли дочери, отца не видя. Все на Людмиле. И она работала, хотя могла на длинный рыбацкий рубль и дома сидеть.
Редкие дни вне отпуска выпадало провести вместе. Вот опять муж полгода в море провел, уходил летом, вернулся в середине февраля.
Дочерей уложили. Сидят за столом. Иван очередной конспект лекций переписывает или учебник штудирует, она на него смотрит. Завтра 23 февраля – мужской праздник – думает, что на праздничный стол подать. Самого спросила – он лишь плечами пожал: «Только не рыбу». Упросила 23-го прийти домой пораньше. Наготовила, накрыла праздничный стол. И ждет. И муж на своем траулере на часы поглядывает. Ближе к вечеру на борт поднимается незнакомый моряк и докладывает, что прибыл занять должность старпома.
– А мне тогда куда? – недоумевает Иван Иванович.
– Вам в отдел флота.
– Достою вахту и схожу.
Незнакомец берет судовой журнал и пишет: «вступил в должность старшего помощника, вахту принял».
Делать нечего – прямо с борта Иван Скороход отправился в отдел флота. Оттуда его под руку повели в партком, из парткома на мандатную комиссию:
– Поздравляем, Иван Иванович, с назначением на должность капитана! Желаем успехов и счастливого плавания!
– Когда в рейс?
– Сегодня.
– До утра можно отложить?
– Что вы, товарищ капитан?! Траулер на промысле ждут.
Отправил матроса с запиской к Людмиле. В ней два слова: «Позвони в диспетчерскую». Дождался звонка.
– Ваня! Обещал, что придешь пораньше! – напомнила жена, – стол накрыт, дочки нарядились, ждут, когда дома будешь?
– В июне. Ты теперь жена капитана. Вещи мне с матросом передай.
Дождался из дома чемодан с вещами, расписался в журнале в диспетчерской и в тот же день ушел в море до лета. За тот год провел десять месяцев на путине.
Вот что стоит за сухими записями в трудовой книжке: «капитан – капитан-наставник – капитан-директор».
Капитан дальнего плавания. На мундире трудовые ордена и медали, на рукавах нашивки, если по военному счету, адмиральские. Опыт работы за границей на приемке больших рыболовецких судов. Впереди новая должность в Москве, в министерстве.
Должность высокая, пообещали сразу квартиру дать. Правда, надо было дождаться, когда председатель Моссовета товарищ Промыслов разрешит прописаться в Москве. Сначала предложили трешку у метро Домодедовская. Нашел в тех местах приятеля, посмотрел район, переночевал у него. Утром, когда пытался зайти в метро, оторвали все пуговицы на пальто. Следующую квартиру давали у Лосиного острова. Приехал к конечной станции метро, нашел остановку нужного автобуса. Так и не смог сесть в него. Пропустил две машины и поехал обратно в гостиницу министерства. К третьей квартире на Карамышевской набережной подоспело разрешение председателя Моссовета на прописку в Москве. Тихое тогда это было место. Никаких высоток в нескольких метрах друг от друга.
В восьмидесятые годы прошлого века трудом рыбаков Советский Союз занимал второе место в мире по уловам. Мойва в магазине стоила 20 копеек килограмм. На среднюю заработную плату в 170 рублей её можно было купить чуть ли не тонну. Минтай стоил сорок копеек за кило.
Мяса на прилавках не было – рыба – пожалуйста! Не хочешь у плиты стоять – в соседнем отделе «Килька в томате» – 15 копеек за банку.
В Хабаровске народ ругался: в пельменной – рыбные пельмени, в пирожковой – пирожки с рыбой, в беляшной – рыбные беляши! До чего коммунисты страну довели!
А сами рыбаки придут в порт, сдадут улов, получат деньги, которые потратить некуда.
Профсоюз на траулер выделит: три ковра, сапоги женские две пары и сережки золотые. Лезут рыбацкие руки в шапку: бумажки тащить – кому, что достанется.
– Иваныч! Как же так?! – ругаются, заглянув в гости в Москве, знакомые рыбаки.
А он не знает, что сказать. Власть ругать нельзя. Она народная. Она его с голодного военных лет мальчишки до капитанских и министерских высот подняла.
– Работать надо лучше! – только и скажет. Но никогда не добавит: «как я!»
Такой он был человек. Потому и тяжело переживал в лихие девяностые гибель рыболовецкого флота.
Придет на заседание правления Движения поддержки флота и спросит всех, а больше самого себя:
– Как же так?! В советское время флот, хоть рыбу за копейки продавали, прибыль приносил. А в новые времена с тысячными ценами вдруг убыточным стал?
Стал, да не для всех. Новым владельцам куда проще тот же траулер гонять и в хвост, и в гриву, рыбу продавая за валюту за рубеж, а потом и само судно там оставить, сдать на металлолом. Деньги в кармане, вилла во Франции, а рядовой рыбак в России без работы кукует.
Видел он все это. Понимал. Но не стал выпрашивать в соседних кабинетах лицензию на вылов, организовывать собственную фирму, рвать кусок от распадавшихся на части рыболовецких гигантов.
Хотя такой человек был, что все себе. Жесткий? Это себе. Требовательный? И это себе.
А еще всю жизнь работал. Кормил страну. Пахарь моря. Заслуженный работник рыбного хозяйства России.
И все же он успел увидеть, как строятся на российских верфях десятками новые рыболовецкие суда. Может, какое-то из них и получит имя «Капитан Иван Скороход».
Хороший был человек. Доброй ему памяти.
Андрей Макаров