Америка велика и живописна. Здесь приходишь в изумление от многого: одноэтажности, огромных гамбургеров, стихов Уитмена, лос-анджелесских пробок, в конце концоввозможностей, демократии, прав. Но по-настоящему американского эмигранта удивляет не это.
Впервые после переезда в Калифорнию я был до глубины души потрясён, когда на концерт, которого ждал полжизни, опоздал на месяц. Охранник концертной площадки смотрел на меняс недоумением, сочувствием и нескрываемым восторгом. Я показал ему билеты. На нихнедвусмысленно было напечатано «05.06», вот я и пришёл пятого июня, как полагается. «Только надо было – шестого мая!» – сказал охранник, также оказавшийся эмигрантом. Онобъяснил, что американцы по какой-то своей, особой логике сначала пишут месяц, а ужпотом – день.
Следующее удивление не заставило себя ждать. Девятнадцатого июня того же года мы самериканкой прогуливались по тихоокеанскому променаду, и та не переставала восторгаться: «Как прекрасна эта весна!» – восклицала она, а я с тревогой поглядывал в её сторону: неиначе как перегрелась на солнце. Однако в ходе последующей беседы выяснилось, что вопределении сезонов местные ориентируются не на календарные месяцы, а на равноденствие идни солнцестояния, то есть официально лето начинается в штатах только двадцатого июня.
И чем дольше я жил в Америке, тем меньше удивлялся гамбургерам, пробкам и Уитмену итем больше меня захватывали вещи для эмигранта поистине значимые и смыслообразующие. Как-то раз на улице мне встретился американский бобтейл – милая кошечка с подобиемхвоста. В порыве жалости я позвал её к себе: «Кис-кис-кис, иди к дяде!». Однако она нето что не сдвинулась с места – даже как бы с пренебрежением от меня отдалилась. Янастойчиво повторил кошачье заклинание – ноль реакции. Как мне, расстроенному такимбезразличием животных, растолковали позже, американские кошки «кис» не признают, какамериканцы – диктатуру и отсутствие улыбки.
И это ещё далеко не всё, что било в моё сердце и бессовестно комкало мою душу. ВАмерике у людей нет отчеств, которые там считаются пережитком дикарей. Вместо этогодетям дают второе имя – либо в честь одного из близких, либо совершенно любое, понастроению. То есть, родись я в Америке, я был бы не Терешковцом Павлом Александровичем, как сейчас, а скорее всего Павлом Александром Терешковцом. Ах да, напервое место у них ставится имя, а не фамилия...
Дальше. Если здесь вы проживаете по адресу ул. Опаленной Юности д. 3 кв. 66, то вштатах ваш адрес будет что-то вроде 3 Justin Bieber st., apt. 66, то есть номер домауказывается перед названием улицы, а не после. Или вот назначаете вы свидание на 19:30, а ваша американская пассия с подозрением на вас косится: чего это вы вдруг заговорили навоенном времени? Дело в том, что в Америке аналог нашего 19:30 – 7.30PM погражданскому.
Очередное удивление постигло меня в гипермаркете, когда я узнал, что для упаковки товара вштатах существует отдельная должность: «помощник кассира» – и что на кассе вы ничегокроме оплаты делать не должны. Или – те же заправки. В некоторых штатах – внимание! – закон запрещает самостоятельно заправлять свой автомобиль. К вам подойдёт специальнообученный человек, улыбнётся и сделает всё за вас.
Или вот. Если, к примеру, у нас после грозы вы решите подышать озоном и широкораспахнёте окна, то в Соединённых Штатах у вас ни до грозы, ни после неё ничегораспахнуть не получится: окна, как правило, открываются снизу вверх. А если у нас напросьбу подсказать дорогу до библиотеки вас направят по улице Каштановой, где нет ниодного каштана, до уже знакомой нам улицы Опаленной Юности, а там налево мимошиномонтажа и так далее, то американец посоветует вам пройти три квартала на северо-восток, затем свернуть на запад и уже после направиться в южную сторону. Предвижу вашвопрос: нет, компасами они в повседневной жизни не пользуются.
Рано или поздно эмигрант также сталкивается с почтовой службой и службами доставки. Набуржуазный манер он заказывает себе что-нибудь дорогое и ненужное, например, плазменнуюпанель и затем без конца удивляется, когда находит её одиноко стоящей у порога дома исовершенно никем в его отсутствие не украденной.
Ну и наконец, самое больное. Праздники. Больше всего меня подкосил канун Нового года, ккоторому я тщательно готовился неделю, пока не оказалось, что американцы Новый год запраздник не считают и вместо этого блаженствуют на Рождество.
В конце концов для сохранения нервной системы я развил в себе безразличие, как убобтейлов, и перешёл на стихи Уитмена с огромными гамбургерами, которые отличнодополняли друг друга и после всего пережитого совсем меня не волновали.