Найти в Дзене

Черешня

Я предлагаю вам рассказ, который уже публиковался. Быть может, он заинтересует новых читателей.

Рита была уверена, что все то, ужасное, что она натворила, случилось из-за ее родителей. Так это или нет, но нужен был Маргарите тонкий мосток - оправдание, когда подступила волна великого, отчаянного раскаяния и она так им захлебывалась, что не хотела жить.

Но ей была послана возможность искупления, которое, как известно связано с прощением (в том числе себя), примирением, покаянием и максимально возможным возмещением, исправлением совершенного. Читайте, пожалуйста, историю.

Рита перестала обращаться к отцу «папа» лет с восьми. В Павле, работавшем мастером мебельного цеха, уважаемом коллегами человеке, просыпалось нечто неукротимое, едва он переступал порог своего дома. Мог войти с еще не утраченной улыбкой и вдруг мгновенно менялся. Глаза превращались в злобные щелки, рот кривился и брызгал слюной, исторгая на жену и дочь матерщину.

Затрещины и пощечины перепадали той и другой без пояснений причины, хотя чем такое можно оправдать? Так ведут себя одержимые психической болезнью или бесом: отец рвал учебники и тетрадки дочери, портил одежду. При этом Павел не был особо пьян. Ну, может, пара кружек пива. Громкость своего буйства он контролировал, не желая, чтоб слышали соседи.

Так продолжалось все годы, пока Рита росла. Просветления у тирана происходили редко и ненадолго. В такие дни он смотрел на жену и дочь затравленным взглядом, явно осознавая, что поведение его гнусно и оправдания не имеет. Но вскоре в нём вновь просыпалось «нечто» и затишье заканчивалось.

Рита не раз просила маму: «Давай уедем к бабуле с дедулей в деревню. Надоело жить так ужасно».

Но Тамара даже обещаний не давала уехать или подумать об этом. Прижимала к себе дочь, орошала слезами, а потом твердо отрезала:

«Папку мы не бросим. Он без нас пропадет. Просто нужно нам себя потише вести. На каникулах поедешь в деревню».

И всякий раз, отвозя дочь к родителям, просила помалкивать о том, что Ритин отец дурит и не даёт им покоя. Взрослея, девочка теряла нежность и уважение к матери. У неё в голове не укладывалось, как можно жалеть мужа, который превратил ее, между прочим, учительницу младших классов, в забитое, бесправное существо, не способное защитить ни себя, ни дочь.

Закончив школу, Рита почти не бывала дома. Она уже год, как имела возлюбленного — Андрея. Андрей жил один в квартире тётки и её мужа. Сами хозяева, выйдя на пенсию, перебрались в деревню в пустовавший дом родни. Вот у него и нашла Рита приют. Отец не интересовался, где дочь ночует, мать осуждала, но девушку это не трогало. Лишь бы подальше от скандалов и унижений.

Андрей, отслуживший в армии, не утомлял себя постоянной работой. Свое содержание обеспечивал фарцовкой и авантюрными замыслами. Юная Рита, приняв его правила, всем говорила, что учится в техникуме. На деле спала до обеда, выполняла мелкие поручения возлюбленного. Моталась с ним по тусовкам, и сами они часто принимали гостей.

Ей хотелось определённости в отношениях, но несовершеннолетний возраст и настрой Андрея на беззаботную жизнь не позволяли об этом даже мечтать. Миновал год. Андрей позвал Риту с собой в Мелитополь:

«Там можно неплохо заработать в садах на сборе черешни. Снимем недорогую халупу, будем ездить купаться на Азовское море. Хочешь поплавать под звездами, детка?»

И молодые люди уехали. Рита не посчитала нужным отпрашиваться. Оставила на столе короткую записку для матери и была такова. И поначалу всё было, как выразился Андрей, «черешнево». Первую неделю Рита никак не могла наесться сочными ягодами, больше в живот собирая, чем в корзину. Павел не отставал. Сборщики из местных их не ругали, посмеивались:

«Такое обжорство нападает на всякого, кто видит нашу черешню в таком изобилии. Потом ничего, рты закрывали и начинали денежки зарабатывать».

Квартировались у одинокой молодой хохлушки с ребенком. Она казалась добродушной и гостеприимной хозяйкой. Всякий раз приглашала их ужинать или обедать. Узнав, что Андрей Рите не муж, развеселилась:

«О, це ж смотрю, вы друг другу не пара! Как волчок и «ягня», право слово!»

И под разными хозяйственными предлогами стала парня зазывать на свою половину дома — складывалось впечатление, что всё у неё там ломалось и рассыпалось «без мастеровых рук». Рита с пунцовыми щеками сидела одна, слушая, как переливчато ржет хохлушка. В такие минуты она и впрямь ощущала себя никому не нужной «ягней». Закончилась черешня, пошли абрикосы.

Случалось, Андрей уходил со сбора посреди смены, сказавшись больным. Рита оставалась, мучаясь ревностью и подозрениями. Когда возвращалась, взгляд хозяйки ей казался довольным и наглым, а Андрей оказывался совершенно здоровым и сытым. Вечером он уходил на хозяйкину половину дома смотреть футбол. Там и ужинал. Рита кусочничала, не имея настроения и сил готовить.

А в первых числах сентября Андрей ей протянул билет на поезд: «Давай, малая, поезжай домой. У меня отдельные от тебя дела завязались».

Маргарита, которую в последнее время всё время мутило, не спорила. Ей было тошно и всё равно. Всю дорогу до родного города спала под перестук колес. С вокзала отправилась к деду с бабкой в деревню. На этот раз они внучке не шибко обрадовались: уже знали от дочери, что внучка учиться не поступала, сожительствовала с хахалем и с ним куда-то уехала.

Рита расплакалась, повинилась. Призналась, что парень бросил. Обещая "встать на путь истинный," просила не отправлять её к матери. «Я, бабуля, буду вам помогать и на работу устроюсь. Вот только от нездоровья избавлюсь». Своя, родная. Не выгнали. Но и два месяца спустя, несмотря на целебные травяные чаи, внучка не выздоровела. Зато юбка ей стала мала.

Бабушка руками всплеснула:

«Да ты брюхатая! А я чую — тряпиц для своих дел не спрашиваешь у меня. Пока соседи не прознали, отправляйся домой. Может, мать с отцом молодца твоего найдут и образумят. Надо стыд прикрывать, Маргарита».

Едва Рита, жалкая и несчастная, переступила порог квартиры, отец подскочил к ней и, схватив за плечи, затряс, словно грушу: «Потаскуха, гадина! Позор семьи!» Это были самые «невинные» его ругательства. Мать всем своим видом его поддерживала. Вырвавшись из отцовских клещей, Рита закрылась в ванной. Ревела и слушала, как папаша переключился на мать: здесь ничего не изменилось.

Срок ей поставили не для аборта. Ну почему она сразу не посетила врача?! Как могла понадеяться на дурацкое обещание любовника: «Не боись, детка, не залетишь. У меня реакция хорошая». Дура потому что. «Ягня!» Вот чем обернулось для неё короткое черешневое счастье. Узнав, что Рите придется рожать, отец ее проклял, сказав, что дочери у него больше нет (а была ли?).

Приказал из комнаты при нем не выходить. И девушка зажила тише мыши. Как-то Павел на рыбалку уехал на все выходные. Расправившая плечи мать заговорила с дочкой жалеющим тоном:

«Да, плохи дела, дочь. Отец не простит, и ребёнок его не разжалобит. Ему перед соседями стыдно. Он ведь везде на хорошем счету, и вдруг такое!»

«Мама, мне плевать на него. Он мне давно не отец. А вот ты? Ты меня, мама, поддержишь?» — прошептала в отчаянии Рита.

Тамара головой покачала: «Ты знаешь мое положение. Что я могу? Только молчать да терпеть».

Маргарита воскликнула:

«Оставь его! Разведись! Уедем в деревню или разменяем квартиру. Нам комнатки хватит. Я не сяду к тебе на шею. Буду работать. Да хоть полы мыть, пока ребёночку год не исполнится. Потом в ясли отдам. На завод ученицей пойду, профессию получу. Я буду самой послушной дочкой на свете, только будь со мной, мама!»

Тамара тяжело вздохнув, поведала дочери такое, во что невозможно было поверить:

«Много лет назад я, деревенская девушка, приехала в город и стала студенткой педагогического училища. Первокурсников в общежитие не заселяли. Со мной местная девочка училась, Таня. Вот она и выручила, поселив к своей бабушке за смешную плату. Мы стали подругами. Павел был ее парнем. Практически женихом. Ну что ты, любовь до небес (глаза женщины вспыхнули злобой). А я голову потеряла, едва Павла увидела. Пригожий, весёлый. Мой! Сначала по-честному отбить пыталась: кокетничала, постриглась модно, но он никого, кроме Тани, не замечал».

Пара планировала сыграть свадьбу после получения Татьяной диплома, а этот срок уже близился. Тамара поняла, что если не с Павлом быть, то лучше не жить. Приехав на выходные домой сама не своя, дождалась, когда родители спать легли, и потихоньку в сарайку пошла. Там крепкий крюк на стене, а на нём бичева, будто ждали её.

Мать Тамару в последний момент подхватила, когда та уж скамейку от ног оттолкнула. Умыв дочь своими слезами, велела душу открыть. Девичье горе можно было высмеять, пообещав, что перемелется и забудется, но не при таких обстоятельствах. Решилась женщина помочь дочке нехорошим путём. В их деревне странная бабка жила. Потихоньку знахарством занималась, ворожила.

Оплату после результата брала, но немалые. Дочери деньги на кооператив требовались — вот бабка и старалась. Вот к этой колдовке и привела мамка Тамару. Та, заломив высокую цену, согласилась помочь. Но предупредила, что, как не любил Павел Тамару, так и не полюбит. Но будет, как телёнок на привязи, сам не понимая почему.

«Да мне другого и не надо! Лишь бы дышал рядом, а там — стерпится, слюбится. Ребенка рожу, привыкнет!» — откликнулась глупая Тома.

Бабка, глянув косыми глазами, хмыкнула: «Не привыкнет. По судьбе однолюб. Тосковать будет. Встречались мне такие любови».

Тамаре наплевать было. Она без Павла жить не могла. Чёрный обряд состоялся. Не в один день, но жених Таню оставил, переметнувшись к Тамаре. Выражение лица у него на свиданиях было такое, будто сам не понимает, что с ним творится и почему рядом с ним Тамара шагает. Но поженились. Танька как-то сразу отступила. Гордая.

Родители Павла невестку не приняли — на Татьяну имели настрой. Но Тамара верила в счастье. Её мать с отцом оплачивали молодым съемную квартиру, а потом ее же и выкупили в рассрочку — кооперативная оказалась. Первые годы молодой муж выглядел потерянным. Однажды рассказал с удивлением жене:

«Представляешь, Тома, сегодня мимо нашего дома прошёл. Такое ощущение, что адрес не мой и мне в другую сторону надо!»

Или вот теребит его Тамара: надо то, это, а муж смотрит на неё и будто не слышит. Потом скажет: «Да я иногда не воспринимаю твой голос, Тамара». Дальше появилось в нем раздражение, начал на жену покрикивать.

«Но еще приходил в себя. Извинялся. Говорил, что сам себя не понимает. Душно-тошно ему рядом со мной. А с другими оставался прежним. Ну, может, не таким весёлым, как раньше. Я всё равно ни о чём не жалела: любимый муж всё равно приходит домой, я от него беременна. А худшее впереди затаилось», — грустно рассказывала Тамара.

В сердце её дочери входил ужас. Она воскликнула: «Мама, если всё правда, следует разорвать ворожбу, отца выпустить и самим постараться жить по-другому».

Тамара побагровела: «Люблю я его. Люб-лю! Мне самой помереть легче, чем отпустить. И совета я твоего не спрашивала. К себе приложи — неужели бы отказалась вернуть отца своего ребёнка пусть и таким вот образом?»

«Ни за что! Я лучше сама, одна, как-нибудь, чем на невидимом аркане мужа держать!» — возмутилась Рита.

«Значит, не любишь ты его. Повезло. А любила бы — на всё согласилась лишь бы с тобой был!!» - высказалась Тамара.

Тем и закончилось их первое и последнее откровение.

В роддом Маргариту положили загодя, и накануне родов ей приснились цветы — фиалки. Она проснулась от сильного толчка внутри и несколько часов спустя родила дочь. Уже потом рассказала в палате соседкам про фиалки во сне.

Одна встрепенулась: «Назови дочь Виолеттой. Это имя переводится как фиалка».

«Почему бы и нет? Я маргаритка, а дочка — фиалка. Красиво!» — обманчиво замечталось юной матери.

Тамара равнодушно зарегистрировала внучку, не удивившись редкому имени. И также забирала «маргаритку с фиалкой» из роддома — без души. Обстановка дома стала еще невыносимей. Отец Риту попрекал едой, требовал «заткнуть маленькую дрянь». Не хватало детских вещей. Нервное состояние уменьшило количество молока. Доверившись детской кухне, Рита себя запустила. Случился гнойный мастит.

Заболевшую увезли на скорой с температурой под сорок. А когда вернулась, дочь оказалась совершенно запущенной. Ладно хоть голодом не уморили. Но всё это Маргарита отметила походя. Её придавила депрессия. «Она — не мать, и я не буду!» — затуманено думала Рита. Отнесла малышку в дом малютки — имелся такой в их городе. Процедура отказа произошла на удивление быстро.

Заведующая подсказала, что написать, где подпись поставить. И освободила Маргариту от непосильной ноши с "фиалковым" именем навсегда. Так она посчитала тогда с большим облегчением. Тамара , узнав, что дочь хочет уехать, денег дала. О том, что внучка в приюте, не расстроилась. Ее, как ни странно, звонками из детского учреждения не тревожили и взять девочку на воспитание не предлагали.

Рита подалась в Сочи, увидев в газете объявление о наборе персонала в курортные комплексы: официанток, поваров, горничных. Ей в след, менялась страна и вряд ли это можно было назвать обновляющим созиданием. В силу молодости и не имея выбора, Рита приспособилась к тому, что предлагалось. Комнаты убирала, грязную работу выполняла на кухне. Потом курсы кулинаров закончила и чуток поднялась.

Разное, очень разное было в ее жизни: мужчины, кутежи, не раз обманутое сердце. Жила на территории санатория, на квартирах любовников. Сама уголок снимала. Всё чужое, временное, противное. Близость моря, пальмы, обманная южная праздность надоели Рите. Она повзрослела, поистрепалась. И если лицо выручала косметика, пустую душу ничто принарядить не могло.

В тридцать лет вернулась домой — в родной город. Найдя жилье, навела справки о тех, кого когда-то считала родителями, а теперь разучилась. В тридцать лет вернулась домой — в родной город. Найдя жилье, навела справки о тех, кого когда-то считала родителями, а теперь разучилась. Оказалось, мать похоронена, а отец пьет по-черному. Не пошла Рита ни к нему, ни к матери на могилку.

Устроилась на работу в кофейню. Владимир, владелец заведения, оказался вдовцом. Молодая, неулыбчивая женщина ему приглянулась. Маргарите хотелось надёжности, постоянства. Она выдвинула ухажёру единственное условие: он на ней женится, по-другому никак. Они расписались. Серьёзным испытанием для молодой мачехи стал тринадцатилетний пасынок по имени Эдик.

Мальчик дерзил, вредил и мешал Маргарите с первой минуты знакомства. Характером он был не в отца — спокойного, доброго человека. Мать мальчика, вздорной женщина, погибла от употребления запрещённых веществ. Владимир сына любил, жалел и не хотел для него даже намёка на стресс. Поэтому, узнав, что новая жена забеременела, торопливо аборта потребовал, чтобы не травмировать Эдика.

Ей было не привыкать от материнства отказываться. Ушла на полдня и вернулась пустой. Постепенно отношения Маргариты с пасынком сгладились. Прошло восемь лет. Эдуард учился в институте и изъявил желание помогать отцу в его бизнесе. А тот преобразовал кофейню в ресторан. Маргарита все годы рука об руку с мужем шла, научившись считать себя счастливой.

Об отце не вспоминала. Живы ли ее деревенские дед с бабушкой не ведала. Не прощалось им давнее, как отправили ее из деревни вон в самое испытательное время. Себя она так устала считать виноватой. Да, отказалась от дочери. Но под давлением обстоятельств, может даже в состоянии аффекта. А в таком случае даже преступникам наказание смягчают.

Однажды на торопливом бегу Маргариту Павловну окликнула пожилая женщина. Не сразу в ней Рита узнала соседку родителей. Прямолинейная и сердитая особа обвинила ее в бессовестном отношении к родителям. Упомянув похороненную без Маргариты Тамару, сказала о Павле:

«Живёшь — жируешь, а папа твой который год мается. Онкология разъедает печень. Приходила к нему молоденькая волонтер, но теперь и она носа не кажет. А ведь какие замечательные люди были твои папа и мама. Такая семья! И даже странно, как ты у них такая неблагодарная выросла».

Маргарита Павловна не нашла нужным оправдываться и открывать тайные "погремушки" их "прекрасной семьи." Сухо кивнула на прощанье и прочь пошла. Сердце бешено билось от мыслей. "Не пойду! Ни за что не пойду!"-кусала сердито губы.

«Он» застрял в памяти Риты, как большое, непобедимое зло. Болезнь, съев «чары», превратила Павла в желтолицего старикашку с измученным взглядом. Мужчина казался намного старше своих лет. Маргарите показалось, что «он» принял ее за соцработника. Обращался: «Девушка» и на «вы». Это принесло облегчение. Женщина решила не называться.

Квартира нуждалась в уборке, тяжело больной кусочничал. От него исходил запах болезни и давно не мытого тела. Переборов себя, Маргарита засучила рукава. Муж знал ее историю с той позиции, которую она посчитала удобной: отец-дебошир, забитая мать. А теперь родитель умирает и нужно помочь. Супруг что такое долг понимал. На какое-то время Маргарита отошла от семьи.

Бывало, что и ночевала в квартире, которая никогда не была ей родной. Павел выглядел безучастным. Мало ел, лежал в забытье от лекарств. Иногда наступало короткое облегчение и тогда он садился у окна, глядя на улицу. Обменивались короткими фразами по делу. Маргариту удивляло, что мужчине не кажется странным, что возле него столько часов проводит чужая женщина.

Ангелы - черный и белый, раздирали Риту на части.

«Расскажи ему о наведенной Тамарой порче, предложи исповедоваться», — шептал тот, кто был белокрылым.

«Пусть сдохнет без покаяния. Он поломал твою жизнь, вынудил отказаться от дочери! Тебе бы хватило чуть-чуть любви и поддержки, чтобы не совершить это преступление», — внушал чернокрылый.

Но больной с каждым днём «таял», а Рита не знала, что выбрать — чёрное или белое. Однажды Павел прошелестел, перейдя на «ты»:

«Пригласи нотариуса на завтра. Ты напрасно жжешь меня взглядом. Я давно сам себя испепелил. После смерти Тамары начало разрастаться понимание содеянного, и своей тяжелой болезни я рад. А теперь имею право на свою последнюю волю».

Так он ее узнал?!

Рано утром, перед приходом юриста, отец затребовал ванну. Стесняясь наготы, он позволял себя мыть, надев семейные трусы из цветного штапеля. Рита смутно помнила, что рулончик такой материи был ухвачен матерью сгоряча, когда магазины уже начали наполняться товарами. Мать тогда из этой ткани чего только не нашила! Видно, и на трусы осталось. В глазах у Риты защипало. Наверное, мыльная пена попала.

Нотариуса отец встретил, сидя в высоком кресле. Костюм из давнего времени выглядел на нём мешковато. Белая рубашка подчёркивала желтизну впалых щёк. И всё-таки в облике больного ощущалась приподнятая торжественность. Дела вершились без Маргариты за закрытой дверью. Она знала, что к квартире отношения не имеет: давно выписана, в приватизацию не включена.

Процесс оформления затягивался, и вдруг нотариус, сам немолодой дядечка, выскочил из комнаты, как ужаленный: «Ваш подопечный, того-с, заснул или представился».

Павел заснул вечным сном. Торжество в нём сменилось спокойствием и удовлетворением. Единственной наследницей он признал дочь Маргариту Павловну. Некое прежнее завещание было аннулировано. К нотариальному документу прилагалась и неофициальная бумага, сложенная треугольником. Указан адрес и два имени — Татьяна и Виолетта.

«Господи, неужели потрясения и ушаты с водой никогда для меня не закончатся?! Но что за Татьяна и какая связь между ней и той, кого я родила? Приёмная мать? Отец их сам разыскал или их инициатива увидеться с ним? Как жаль, что я не решилась на разговор по душам!» — обречённо сожалела Рита.

Она занялась похоронами, отложив встречу с теми, кто был указан отцом. Приглашать их на прощанье боялась — вдруг между ними что-то разладится еще до важнейшего разговора? Пошла по адресу на девятый день после смерти отца. Ей открыла седая женщина и повела себя так, будто Маргарита была ей знакома. Пояснила спокойным, располагающим тоном:

«Я — Татьяна. Была когда-то невестой Павла. В этой квартире твоя мать жила, когда мы с ней вместе учились. Моя бабушка ей сдавала комнату по моей просьбе. Тамара встала между мной и Пашей, разрушив нашу любовь. Но счета давно потеряны, не беспокойся, да и ты ни при чём».

А Рита жадно смотрела по сторонам в поисках Виолетты. Не случайно же имена в записке отца рядом стояли!

«Ты опоздала, Рита, встретиться с Виолеттой. И как у тебя с нервами — всё выдержишь? Пройдем на кухню — здесь нам не стоит шуметь», — очень сочувственно произнесла Татьяна. Известие о смерти Павла она восприняла равнодушно.

... Оставленная Павлом Татьяна была беременна. На аборт опоздала. Ребёнка из-за стресса потеряла. Поработав в школе, она перешла в дом малютки и именно этому учреждению, а вернее, его маленьким обитателям, посвятила себя. А еще, в прямом смысле, следила за тем, как развивается семейная жизнь её бывшего возлюбленного и подруги-предательницы.

Общие знакомые, бывшие однокурсники, любой город маленький — крупицы информации складывались в картинку. Со стороны всё выглядело обыденно, и, кажется, молодожёны жили не хуже других. Дочь Рита у них родилась. Это так больно задело Татьяну, что она надолго отказалась от наблюдения. Но через годы случай её познакомил с соседкой Тамары и Павла.

Той самой, которая выговорила Маргарите за больного, покинутого отца. От неё и узнала Татьяна про «брюхатую» Риту без мужа и что в «прекрасной семье» из-за этого скандалы пошли. Соседка всей сути не знала, но хватило, чтоб Татьяна интересом зажглась. А она к тому времени высшее заочное образование получила и стала заведующей отделения малышей.

И однажды, будто судьба наблюдаемых подсуживала Татьяне, к ней пришла сама не своя Маргарита — дочь Павла. На руках она держала ребёнка, завёрнутое в одеяльце. На девушке лица не было, руки дрожали. На скуле свежий синяк. Говорила она быстро-быстро. Об отце-тиране, о подчиненной ему матери. О том, что родила ребенка случайно и нет на свете человека, который бы ее хоть сколько-то поддержал.

При других обстоятельствах, с другой юной мамочкой, Татьяна бы задумалась, что можно сделать и как помочь. Бывали такие случаи с хорошим концом. Но тут в ней взыграли глухая обида и осознание, что вот он - мстительный шанс!Именно по ее подсказке сломленная Маргарита написала отказную на дочь.

«Я не для любви удочерила эту девочку, а для мести. Заботилась, как без этого, но внушала, что самые близкие люди ее предали, а сами живут в свое удовольствие, хотя уже знала, что это не так. Мне виделось, как она, разобиженная, озлобленная, когда-нибудь поднимет волну и вы сожрёте друг друга, как скорпионы в банке!» — говорила Татьяна с весёлой злостью.

От её благодушия следа не осталось. Маргарите хотелось ее придушить. Но страшное откровение еще не закончилось. В 16 лет Виолетта, сформировавшись в неуправляемую, никому не доверяющую девушку, сбежала в «свободное плавание». Не к настоящим родным. Свою боль Виолетта увезла в Москву и объявилась в доме приемной «матери» (без кавычек никак) несколько лет спустя. 16 лет Виолетта, сформировавшись в неуправляемую, никому не доверяющую девушку, сбежала в "свободное плавание." Не к настоящим родным. Свою боль Виолетта увезла в Москву и объявилась в доме приемной "матери" (без кавычек никак) несколько лет спустя.

В багаже распутство, наркотики, попытка суицида, покалеченный организм. И беременность на большом сроке. Татьяна боялась, что Виолетта родит урода, но мальчик - Демид оказался слабеньким, с некоторыми отклонениями в работе сердечка и жизнеспособным. Явных нарушений интеллекта не наблюдалось.

«Я уже знала, что умерла Тамара, а ты болтаешься неизвестно где. И про неизлечимую болезнь Павла знала. Настроила Виолетту втереться деду в доверие, чтобы завещал ей квартиру. Уже не про месть думала, не о собственной корысти. Понимала, что мать Демида не жилец и вот-вот сорвется, закончив жизнь на игле. Для мальчика хотела квартиру. Думала через него свой грех замолить, в любви вырастить», — теперь рыдала Татьяна.

Виолетта запросто отправилась к больному деду под видом волонтёра. Что и как там происходило — неизвестно. Но прожила пару месяцев. А вернувшись, «отрапортовала»: «Задание, миледи, выполнено. Надеюсь, на этом моя миссия исчерпана». И вскоре снова подсела на иглу. Павел пережил внучку Виолетту на две недели. То есть, всё происходило трагично и стремительно и «в двух шагах» от Риты.

«А я еще сочувствовала этой гадине. Подружки друг друга стоили. Или месть вообще такова?» — мысли тяжело вращались в её голове.

Желание физически уничтожить Татьяну не отпускало. Может, и дышать станет полегче. Наверное, так бы и взяла грех на душу — ведь даже придвинулась. Но чье-то требовательное хныканье остановило. Обе женщины одновременно вскочили, но Маргарита остановила Татьяну повелительным тоном: «Это мой внук!» И поспешила на детский зов.

Мальчику Дёме ещё не было года, но он крепко стоял на ножках, держась за перильца кроватки. У него были «фиалковые» глаза и шелковые волосики. Он не испугался незнакомки, а доверчиво протянул ручки навстречу.

... У Владимира было такое выражение лица, как будто он услышал, что Рита серийный убийца, много лет скрывавшийся в его доме. Откровений жены он испугался.

Сказал, запинаясь: «Извини, Маргарита, но нам придётся расстаться. Ты лгала мне все эти годы, я доверял тебе сына. Твоего здесь ничего нет, но я помогу разовой суммой».

Так Рита лишилась мужа, пасынка, жизни к которой успела привыкнуть. При этом она ни на минуту не гасила улыбку в глазах, со всем соглашаясь и без обиды. Внук Дема, достался Маргарите после исповеди перед судом, подарив надежду на искупление грехов. На любовь. На жизнь.

Татьяна (Рита так и не узнала ее отчества) подняла все связи, чтобы мальчик перешел к родной бабушке. Она тоже кое-что сумела осознать. Например, что месть оставляет после себя мертвое поле, а великодушие и справедливость позволяют появиться новым всходам.

Благодарю за прочтение рассказа. Пишите. Голосуйте. Подписывайтесь. Скоро я снова буду с вами, как раньше. Лина