У нас был самый обычный подъезд. Такие есть в каждом городе, в каждой многоэтажке. Обшарпанные стены с нацарапанными «Лена + Таня = дружба навеки», «Ирка + Стасик = жених и невеста», «Катька Ф. - дура». Нормальный подъезд, без цветов на подоконниках и с окнами, сквозь жёлто-серую грязь которых едва просачивался свет.
Мы жили на шестом. Это 95 ступеней. Без лифта. И каждый раз сердце моё ухало куда-то в район селезёнки, когда надо было одной пройтись по подъезду.
Страх растекался липким слаймом по внутренностям. Обволакивал, холодил, стучал в затылок неврологическим молоточком, обещал страсти-мордасти и ужасы. Поэтому в подъезд я входила как Максим Перепелица - грудь колесом, чуб на затылке, душа в пятках и шумно хлопая дверью. Перепрыгивала через три ступени сразу и громко пела. Казалось, мой ор (пением это назвать язык не поворачивается) отгоняет панночку, летящую в гробу по моё тщедушное тельце.
- Пааалюбила принца королевна, - выводила нестройные булановские рулады.
- И из дома к принцу убежаалааа, - главное - не оборачиваться, тогда никакая ведьма не съест.
- Друг мой милый, друг мой самый верный, сбереги меня ему сказала.
- Красиво поёшь, - однажды заржали старшаки на четвёртом.
Стыд придал ускорения, и я пулей долетела до своего шестого. Фух!
Родители спускали добрую часть зарплаты на освещённый путь для трусихи дочери. Папа каждую неделю вкручивал в подъезде лампочки, которые удивительным образом выкручивались в квартиры соседей.
Однажды возвращалась с дискотеки. Время позднее - полночь. На третьем от стены отделилась фигура и на расстоянии одного пролёта пошла за мной.
Я быстрее, фигура тоже. Я побежала, фигура не отстаёт.
- Кабзда тебе, Галечкина, - оскалился страх, и я, не чуя ног, перепрыгивая через всю Вселенную, неслась к заветной квартире номер 94.
На шестом кинулась в освещённый коридор перед квартирой. Начала стучать ногами в дверь. Обернулась. Фигура на мгновение замерла, посмотрела мне в глаза, хищно улыбнулась и ринулась наверх. Я тогда чуть не померла со страху.
А потом у подъезда околачивался подозрительный мужик. Зек - сразу «раскусила» его. Потому что у него глаза злые, узкие, на ногах - носки с летними плетёнками, и это в минус пять.
Как-то надо было зайти в подъезд. Останавливаться и поворачивать назад я тогда ещё не умела, зато морозить херню - запросто.
Короче, не нашла ничего умнее, как смело приблизиться к мужику и спросить:
- Не знаете, где Пешковы живут?
- Знаю. На третьем. Пошли, провожу, - и манит так меня в подъезд.
Не орать же на всю Ивановскую «мама», я же воспитанная. Тем более если врёшь, ври до конца. И я почти согласилась. Хорошо, соседи подъехали. Прицепилась к ним и вместе мы дошли до шестого. Мужик, славатехоспади, отстал.
Ещё подружка Ирка жила на восьмом. Заиграемся допоздна, потом провожаем друг друга строго до седьмого. И орем, разбежавшись по квартирам:
- Я дома.
- И я.
- Пока?
- Пока!
Соседи из квартир, как на пожар выскакивают, матерятся, ругаются. А нам хорошо - мы по домам, а не в подъезде этом.
И лишь однажды подъездная темнота была желанной. Когда в шестнадцать до одури целовались с Юркой в закутке у неработающего лифта. Чесслово, сосались, как в последний раз. Нам бы точно дали Оскар за самый страстный поцелуй на фоне обшарпанных стен и подъездного фольклора.
Недавно в нашем доме лифт сломался. Пришлось на 16 пешком телепать. Этаже на четвёртом вспомнилась панночка в гробу. Шарманка сработала автоматически:
- Пааалюбила принца королевна!
- Здрасьте, - едва сдерживая смех сказали подростки на шестом.
Я поздоровалась и заржала.
Школота. Ничегошеньки вы не понимаете: только булановской песней можно отогнать ведьму, страх и придурь головного мозга.