Антобираци, это чудесное, богатое лемурами местечко в заповеднике Аналамерана, охраняется лишь на бумаге, поскольку сюда свободно проникают местные жители, охотники за самоцветами и браконьеры. В последующие месяцы в Антобираци я избегала встреч с камнеискателями и, таким образом, лишала их возможности демонстрировать мне великолепные сапфиры, завёрнутые в носовые платки. Сапфир является моим камнем-талисманом, поэтому не так давно я в порыве прикупила один. Однако теперь, узнав, что эти драгоценные камни могут быть причастны к вырубкам и даже уничтожению целых экосистем, я единственно могу заявить – да пропади они пропадом!
Каждый день у нас начинался в 5 утра с миски рисовой каши с сахаром, по вкусу и консистенции напоминавшей овсянку, и кофе, процеженного через носок Бенданаланы. Я постоянно уверяла себя, что носок был чистый и неношеный. После завтрака мы разделялись. Зара и я следовали за одной группой сифак, а доктор Хендсом и рейнджер – за другой. Нашей общей задачей было собрать как можно больше данных поведенческого толка у разных групп этих лемуров. Поскольку лес в этой местности разреженный, и деревья зачастую вовсе лишены листвы, лемуры мало где могут укрыться. И здесь настолько сухо, что они даже спускаются вниз попить из реки, раскрывая себя перед врагами, в первую очередь фоссами и хищными птицами. Подобное их поведение ещё не было описано наукой. Лемуры помногу перемещались, так что наши рабочие дни были довольно продолжительными. Частенько мы возвращались в лагерь с наступлением темноты, когда сифаки уже окончательно устроились на деревьях на ночёвку. Мы ели у костра, и наша болтовня сопровождалась различными звуками, от стука вилок о внутреннюю поверхность металлических мисок до песнопений лягушек и гекконов.
Однажды ночью я вдруг почувствовала острую боль в правой ноге и при тусклом свете налобного фонарика различила улепетывающего небольшого чёрного скорпиона. Я испустила пронзительный крик. Тогда рейнджер невозмутимо накрыл беглеца кружкой и продолжил есть. Доктор Хендсом любезно заметил, что скорпионы с маленькими клешнями жалят больнее всего, так как больше полагаются на действие яда для умерщвления своей жертвы. Я посмотрела – клешни у него мелкие. Боль была запредельная, как если бы меня пытали перфоратором, и она стремительно нарастала. Пот лился со лба ручьями, и я боялась потерять сознание. Вспомнилось, как я слышала где-то, что, если тебя ужалил скорпион, его следует растолочь и затем втереть в ранку. Не знаю, помогает ли это больше с медицинской точки зрения или в плане удовлетворения чувства мести. Всё, что я могла сделать, это помазать место «укуса» антисептическим кремом из своей аптечки, закинуть обезболивающее в своё отёкшее горло и надеяться на лучший исход.
Несмотря на мою кратковременную (на удивление) недееспособность, а потом ещё и подобного рода столкновение с роем ос, работа шла вполне успешно. Мы фиксировали буквально каждую кроху, заглатываемую сифаками, а также отмечали характер взаимоотношений между членами группы и преодолеваемые ими расстояния. Порой мы часами наблюдали снизу за верхушками деревьев, и это приводило к возникновению изрядной боли в области шеи – столь же пагубно на моей шее сказывались занятия чирлидингом. Я тогда решила обойтись без хирургического вмешательства, так что до сих пор имею выбухание диска верхнего позвонка.
В других случаях эти приматы-акробаты куда больше испытывали нас на прочность и, должно быть, находили весьма забавным видеть, как мы носимся за ними по скалистой местности. Кругом было полно цинги, остроконечных известковых скал, требующих неспешного сосредоточенного карабкания, иначе можно ободраться в кровь. Сифаки же, перемещаясь по деревьям, частенько останавливались и таращились на нас, будто хотели сказать: «Ну, чего вы там копаетесь?»
Как-то раз, вернувшись в лагерь, я обнаружила, что у нас не осталось еды. Мы не почти что всё съели… А вообще всё съели! Это, конечно, был шок – так вот внезапно остаться без еды и чтобы ещё никто не заметил, что запасы на исходе. Так или иначе, на своём опыте я поняла, что малагасийцы не укажут тебе на проблему, пока ты сам её не вскроешь. Выяснилось, что наш рейнджер национального парка баловал себя в лагере щедрыми порциями, пока все остальные бегали за лемурами. Прошло больше месяца, и вот у нас серьёзные неприятности. На следующее утро мы встали ни свет ни заря, чтобы за десять часов дойти до деревни Зары и достать провиант. По пути мы заглянули в несколько других деревень и в конечном итоге разжились всего-навсего шестью помидорами, несколькими картофелинами и рисом даже не на килограмм. Из-за засухи был неурожай, и все беспокоились о том, где потом брать еду.
Полные отчаяния, мы спросили у рейнджера, не согласится ли он отправиться назад в Диего-Суарес. Вполне ожидаемо, что он был несказанно рад этому. А остальным придётся голодать до его возвращения. Я дала ему денег и несколько помидоров в дорогу, а также записку для доктора Патриции Райт, моей научной руководительницы и теперь уже подруги на всю жизнь, которая была от нас в нескольких часах пути на юг. Из домохозяйки Пэт превратилась в специалиста по лемурам с мировым именем, создателя национального парка «Ранумафана» на Мадагаскаре и дипломата; также она открыла для науки два новых вида приматов и, помимо всего прочего, является почётным фэном Джими Хендрикса. Кроме шуток, перед концертом Джими Хендрикса она укрылась от дождя в одном зоомагазине и увидела там совиную обезьянку из Южной Америки, ведущую ночной образ жизни – эти приматы и стали её страстным увлечением. В бытность соцработником она наслушалась критики в свой адрес из-за ношения мини-юбок, а потом, став домохозяйкой, боролась за то, чтобы ей дали возможность изучать в Амазонии совиных обезьян – так что более подходящего для меня наставника и быть не могло. Во многом Пэт тоже чирлидер по-своему.
Original: «Pink Boots and a Machete: My Journey from NFL Cheerleader to National Geographic Explorer»: Chapter 4. Seduced by Sifakas (by Mireya Mayor)