Анализ советской образовательной системы 1920-х и 1930-х годов позволит контекстуализировать и исследовать, как «жажда образования, которую так долго пресекали, превратилась с революцией в безумие самовыражения». Пытаясь объяснить, как это произошло, в документе сначала указывается исторический фон с целью суммировать состояние дел вплоть до революций 1917 года. В статье будут отслеживаться события в хронологическом порядке, чтобы далее информировать тех, кто интересуется способами, которые революция может вызвать радикальные изменения в обществе и проинформировать читателя об используемых принципах и практике. Отдельные фазы касаются «либеральных лет нэпа», «большого скачка вперед» первой «пятилетки» и, наконец, последующего периода переоценки и консолидации.
Когда термин «образование» используется в этой статье, он используется для обозначения не только институциональной формы обучения. Образование охватывает множество областей, включая формальные формы литературы и дискуссий, но образование может также включать неформальный культурный, социальный и интеллектуальный опыт. Уильям Брикман резюмирует это, предлагая, что «когда умы действуют, взаимодействуют и противодействуют, воздействие имеет образовательный характер».
До революций 1917 г. состояние и статус образования в России можно охарактеризовать как глубоко «отсталое в образовательном плане». Об этом свидетельствует статистика, которая показывает, что в 1915 году уровень грамотности во всем Советском Союзе составлял всего лишь 32%, а большинство населения получало только начальное школьное образование. Два года спустя, в 1917 году, еще до революции, царь Николай II мог похвастаться только тем, что один из четырех детей в возрасте от семи до четырнадцати лет был грамотным. В феврале 1917 года абсолютистское правление царизма подошло к концу, что позволило установить «временное правительство, состоящее из людей с широким спектром политических идеологий». Согласно позорной статистике образования, депутаты Государственной Думы или законодательного органа,
После февральских событий Владимир Ленин и другие советские лидеры признали, что для дополнения политической революции культурной революцией необходимо искоренить неграмотность. Ленин, как известно, утверждал, что «коммунистическое общество не может быть построено в безграмотной стране». Поэтому большевикам с 1922 года пришлось разработать новые идеи для создания системы образования, которая установила бы всеобщую грамотность, одновременно быстро развивая науку и культуру, представляя новый образованный класс, который будет воспитан в соответствии с коммунистическими идеалами и принципами. Другими словами, это означало, что большевики должны были перевоспитывать образованные классы одновременно, потому что они все еще были родственниками или считались «буржуазными».
Развивая идеи относительно образовательных процедур, советские лидеры переняли идеи о «политехническом» образовании у Карла Маркса и Фридриха Энгельса. «Манифест Коммунистической партии», написанный в 1848 году, оказал большое влияние на образование в Западной Европе, и Советский Союз включил части западноевропейской модели образования в свою собственную. В Манифесте утверждалось, что предстоящая победа пролетариата положит конец классовому обществу. Поэтому идея небольших экспериментов в сообществе, живущем «социальными утопиями», была запрещена. Манифест уже сформулировал десять немедленных мер в качестве первых шагов к коммунизму, начиная от прогрессивного подоходного налога и кончая бесплатным образованием для всех детей.
Концепция политехнического образования была признана очень важной в попытках устранить различие между физическим и умственным трудом. Ключевой вопрос, связанный с расширением и улучшением образования, может быть связан с «убежденностью в том, что образование является решающим фактором, определяющим социальный и экономический прогресс». Как развитие национальной экономики, так и рост образования взаимосвязаны, поскольку образовательная политика с 1917 года «была изменена и преобразована в соответствии с потребностями национальной экономики». В конечном счете, этот конкретный пример подчеркивает тесную взаимосвязь между образовательным планированием и экономическим планированием, когда планы, разработанные различными министерствами, будут составлять часть экономического плана, поскольку образовательная программа предназначена не только для улучшения положения обездоленных,
Сам Карл Маркс заявил: «Образование означает для нас следующее: (1) интеллектуальное развитие; (2) физическое развитие; (3) политехническое образование; которые дадут знания относительно общих научных принципов всех производственных процессов и в то же время дадут детям и подросткам возможность попрактиковаться в использовании элементарных инструментов во всех отраслях производства.
Действуя на основе этих идеалов и принципов, Ленин вернулся в Петроград в апреле 1917 года, чтобы мобилизовать большевистские силы при поддержке анархистов и левых социалистов-революционеров для совершения Октябрьской революции. Когда Ленин и его большевики пришли к власти в 1917 году, он учредил «Наркомпрос», иначе известный как Народный комиссариат просвещения, и назначил его председателем А. В. Луначарского. Ленин ввел Наркомпрос в качестве контролеров образовательной культуры в Советском Союзе, включая дальнейшее развитие влиятельных секторов, сосуществующих в рамках дополнительного образования, таких как театры, музеи и издательства.
Шейла Фицпатрик составила очень полезную и успешную книгу. Этот документ, основанный на работе Фитцпатрика «Образование и социальная мобильность в Советском Союзе в 1921–1934 годах», сможет описать ключевые события, произошедшие за этот период, исследовать и оценить политику, реализованную на каждом этапе.
Фитцпатрик посвящает большую часть своей работы уже упомянутому «Наркомпросу» и его руководителям. Наркомпрос придерживался либерально-прогрессивного мировоззрения; отложив в сторону другие приоритеты, они сосредоточились на создании новой социалистической школы и скорейшем искоренении неграмотности. Проверить, смогли ли Наркомпрос преодолеть проблемы с грамотностью, можно увидеть с помощью различных статистических данных. В 1919 году, когда Наркомпрос стал основной базой коммунистического образования, в нем работало около 3000 человек, распределенных по 28 различным отделам. Первоначальные фонды Наркомпроса следовали принципам марксизма, вводя бесплатное образование, доступное для всех детей. Примечательно, что в 1911 году в Советском Союзе было 47 855 начальных школ, а к 1919 году, во время Гражданской войны,
Стоит отметить, что в царской России начальное образование не было в первую очередь организовано государством. Здесь неравенство в качестве и доступности образования во времена царской России исследуется в центре работы Джеймса МакКлелланда «Автократы и ученые: образование, общество и культура в царской России». В самом широком смысле образование во времена Императорской России определенно функционировало как средство ограничения социальной мобильности. Используя работу Макклелланда, становится ясно, что элитарный характер средних школ и университетов во времена царской России привел к появлению интеллигенции, которая была бы отключена от большинства российского общества с точки зрения уровня образования. В царской России поскольку Церковь и государство соответствовали друг другу, «создание системы высшего образования, способной произвести исчерпывающий список подготовленных кадров, лежало в далеком будущем». Исходя из этого настроения, еще до отделения церкви от государства «правительство отправило молодых людей за границу, в частности, в Англию, чтобы изучать кораблестроение и морское дело». После этих начинаний и с помощью англичан в Москве были открыты первые школы светских наук, хотя «создание в России различных школ растянулось на многие годы».
Через три месяца после своего скромного начала, 23 января 1918 года, Наркомпрос издал «Постановление Совета Народных Комиссаров об отделении церкви от государства и школы от церкви». В указе говорилось, что «школа настоящим отделена от церкви, преподавание религиозных доктрин не разрешено ни в одном государственном, государственном или частном учебном заведении, где преподаются общеобразовательные предметы». После введения в действие этого указа все государственные школы были секуляризованы. В дополнение к этому, новые школы должны были быть открыты как в городских, так и в сельских районах по всей стране, чтобы участвовать в проводимой правительством кампании по искоренению неграмотности среди взрослого населения. Более того,
Советская секуляризация занимала видное место в образовании, поскольку «они сделали тактический ход, провозгласив религию причиной, а не просто симптомом социальных проблем. . . религиозные практики стали козлом отпущения советской идеологической машины, они стали единственной легко допустимой причиной провала полного перевоспитания масс ». Согласно этому аргументу, коммунистическое общество не секуляризовалось, потому что верующие препятствовали коммунизму в достижении социальной справедливости, что, в свою очередь, без особых усилий могло бы секуляризовать общество. Чтобы положить конец этому религиозному циклу, Ярославский заявил: «Необходимо истребить несколько сотен реакционных фанатиков религии».
До секуляризации российский религиозный ландшафт состоял из двух основных форм: одна представляла Русскую православную церковь, а другая поддерживала атеистическую альтернативу, названную «научным атеизмом». Научный атеизм не смог стимулировать население России, и цифры становились все более настороженными, поскольку советские чиновники создали монополистическую «церковь» научного атеизма в надежде заменить устойчивые религиозные верования и практики. По поводу секуляризации и образования Шейла Фицпатрик отмечает, что «секретные« жесткие »инструкции были даны местным партийным организациям, но не опубликованы». Исходя из этого мнения, «коммунистическая партия попыталась получить свой пирог и съесть его, официально установив религиозную свободу, при этом тайно ведя массовую войну против всех религий».
В сфере образования секуляризация повлияла как на содержание, так и на методы обучения. Советы с энтузиазмом стремились предотвратить религиозное образование и заменили его атеистической пропагандой. Один из примеров этого можно увидеть с домашним заданием, когда школьников даже попросили пойти домой и попытаться скрыть одного члена своей семьи от атеизма. Например, для одного русского грамматического текста потребовалось произнести следующее в ответ на ряд вопросов, касающихся исламских практик.
В: Чем занимается мулла?
О: Мулла читает Коран, а когда кто-то умирает, он читает молитвы.
В: О чем он читает в Коране?
A: Мы не знаем.
Как показывает этот пример, антирелигиозная пропаганда проникла в самые основные уроки, независимо от их предполагаемой темы. Советская система образования считала «воспитание детей в атеистическом духе» одной из своих основных задач. Секуляризация еще больше ликвидировала разрыв между религиозным образованием, и в это время любая форма религиозного образования могла происходить только дома. Однако после изучения любое частное религиозное обучение очень трудно подкрепить статистикой или точками зрения.
Несмотря на то, что Наркомпрос добился определенных успехов, при Ленине это агентство оказалось политически легковесным, не сумев реализовать потенциал, который первоначально видел Ленин. Критика Наркомпроса исходила от экономических администраторов, профсоюзов и комсомола, которые выступали за более профессиональный стиль обучения и большую позитивную дискриминацию в пользу рабочего класса и крестьянства. Отдельные лица утверждали, что комиссариат существовал как неорганизованное учреждение, которое не могло эффективно решать проблемы и слишком сочувствовало старым «доверенным» методам дореволюционной интеллигенции.