Про любой их альбом в отдельности можно написать втрое больше, но мы делаем ставку не на доводы, а на темперамент. Продолжить развитие темы никогда не поздно. Сказанное ниже следует воспринимать не как мертвый текст доклада, а как живое выступление энтузиаста.
Сказать, что «Чикаго» наше «всё» – значит не сказать ничего. До их появления единственным городом, связанным с группой первой величины, был Ливерпуль. Организованная преступность была связана с Сицилией, потому что фильмы про американских гангстеров у нас не показывали. А мюзикл «В старом Чикаго» пропал с экранов еще при Хрущеве.
Состав «Чикаго» был чересчур велик, чтобы в нем можно было выделить своих кумиров по фигуре и прическе, как в других группах. И тем не менее, это был монолит, впечатляющий, несмотря на отсутствие отдельных идолов, секс-символа или фронтмена.
Искусство требует жертв. «Чикаго» пленял своих поклонников не имиджем, а саундом. Единым во многообразии, как фонтан «Дружба народов» на ВДНХ. Это был маленький «город мастеров» или артель вольных каменщиков, сооружающих культовые здания с богатейшей символикой.
Свои любимцы среди участников ансамбля были только у профессионалов. Имена фаворитов – Сетера, Паразайдер, Лэмм – звучали как пароль, говорящий о высоком градусе квалификации говорящего.
В составе «Чикаго» вспомогательные музыканты впервые выступили полноправными участниками успешного коммерческого проекта. Параллельно с Blood, Sweat & Tears, вышли из тени трубачи и тромбонисты – те, кого в ту пору редко указывали на обложках пластинок.
Пускай не с первого раза, но – универсальное значение этой группы мог не заметить только слепой, глухой, да что там – просто обезглавленный ходячий мертвец-ацефал.
Впервые за несколько лет эпидемии подросткового нарциссизма мы увидели коллективную личность, а не вешалки-манекены для модных распашонок и брючек. Впервые столь органично в одном цеху породнились Мейнард Фергюсон и Мотаун, биг-бэнд Стэна Кентона и комбо Букера Ти.
У первой троицы консервативных модернистов рока – Spirit, Traffic и Vanilla Fudge – появился четвертый соратник-соперник, умело абсорбировавший наработки своих предшественников.
Первым хитом «Чикаго» в традиционном смысле стал кавер I'm a Man, сделанный с размахом а ля Vanilla Fudge.
I'm a Man был симметричным ответом американцев группе Спенсера Дэвиса, чья Gimme Some Loving основана на риффе A Lot of Love Гомера Бэнкса.
Но формат отдельной песни не раскрывал всемогущество «Чикаго» в полном объеме. Для этого требовалось нечто большее. Подлинным хитовым шеститомником оказались три двойных альбома, записанные ансамблем в промежутке двух лет.
В рассуждении плодовитости они могли дать фору Гранд Фанку и Грейтфул Дэд с их беспредельным популизмом. Но содержание и качество этих «двойников» заслуживают отдельного анализа и переоценки.
Как во всякой эпопее, материал рознится в зависимости от настроения. Срабатывает синдром второго тома Анны Карениной, когда то, что казалось небрежной графоманией, внезапно изумляет игрой воображения.
Free Form Guitar, неожиданная, как Within You, Without You на второй стороне «Сержанта», выглядит зеркальным отражением ранних фри-джазовых опытов Джона Маклафлина, которые станут доступны в Штатах лишь через пару лет.
Поразительно само появление такой пьесы среди композиций, в которых царит дисциплина солидного оркестра.
Не претендуя на статус guitar hero, Терри Кэт довольствуется скромной должностью гитариста, чьи соло и полвека спустя не нуждаются в комментариях, говоря сами за себя красноречивей горизонтальных карманов и полусапожек.
Человек просто делает своё дело, вступая там где положено, не думая затмить своих коллег, поскольку затмевать ему в таком коллективе некого.
Смирение улетучивается, когда гитарист запевает. Природная напористость Отиса Реддинга, особенно в таких вещах, как I Can't Turn You Loose и Sweet Lorene, слышна в каждой песне «Чикаго», где солирует голос Тэрри Кэта.
Вокал вообще отдельное орудие в арсенале «Чикаго» – Пит Сетера, Бобби Лэмм и, самый экспрессивный, Терри Кэт поют за всех, кого только можно представить. Пение каждого из них насыщено волей к жизни, сулящей долгую карьеру.
К моменту, когда заявили о себе «Чикаго», вокал белых групп подразделялся на три подвида: прото-шансон, «хор мальчиков» и блюзовый «негритюд». Все три, внешне безотказные формулы, порядком опротивели даже тем, кто сумел сделать себе с их помощью имя.
Энтузиазм и вера в будущее – вот что отличает голоса «Чикаго» от голосов большинства их коллег того времени. Если спросить, какую группу можно и нужно слушать после тридцати, человек без комплексов назовет «Чикаго».
Несмотря на все параметры сенсации, в отношении этой группы совсем неуместно понятие «ностальгия». Музыка «Чикаго» всегда звучит современно, в разумных пределах для «старой группы» с таким стажем. Причем альбомы эпохи Рейгана, с частично обновленным составом, не уступают по свежести песням-манифестам протестного периода.
Противопоставить влиянию и авторитету «Чикаго» в чисто музыкальном смысле нечего и некого. Жиденький Velvet Underground сделался классикой исключительно на штыках ангажированных критиков и экспертов, как единая методичка для слабосильных команд второго и третьего мира. Ни один из пациентов «Клуба 27» не конкурентоспособен перед этой махиной.
Несмотря на пацифистские мотивы в ряде ранних композиций, «Чикаго» своей мощью напоминают вооруженные силы – «мирный атом» Дяди Сэма.
Две британские диковины, Colosseum и «Экспириенс» Хендрикса (они посвятили Джими скромную, но крепкую вещь), несли на себе изначальную печать обреченности, так точно сформулированную Баратынским в стихотворении «Недоносок»:
Отбыл он без бытия;
Роковая скоротечность!
В тягость роскошь мне твоя,
О бессмысленная вечность!
Несмотря на потерю своего замечательного гитариста, «Чикаго» умудрились выстоять и выжить, подавая пример молчаливому большинству своих поклонников. Благородство такой позиции начинают понимать и ценить лишь с годами.
Аудитории моего возраста «Чикаго» подарили взросление.
Наконец-то появилась артисты, ради которых не требовалось, поплевав на ладонь, разглаживать «битловскую» челку.
Заиграла полноценная музыка для учащихся старших классов, вечерников и даже заочников. Не в коммерческом или эстетском формате, а, напротив, доступная «самому широкому кругу читателей».
Гид американской выставки «Дом и жилище в США» говорил мне, что ему дважды не удалось попасть на концерт Chicago, потому что не хватило билета – полный аншлаг! Он успел рассказать это мне прежде, чем меня удалили из павильона два подонка в штатском.
Я, естественно, ушел. Но и рок, начиная с «Чикаго», наконец-то вышел за рамки эпатажа старшего поколения громкостью, длиной волос и шириною низа штанов. Он стал любопытен зрелому человеку.
Инструментальный фрагмент «Транзита» одинаково завораживал и учителя пения, и учителя литературы. Любого, в чьей душе жила крупица творческого призвания.
Сократив громоздкое название Chicago Transit Authority, чью этимологию мы не намерены препарировать принципиально, группа развязала себе руки для метражных опусов, которые были своевременно сужены к моменту сотрудничества с пламенным реакционером от рок-музыки – Дэвидом Фостером.
Chicago оттрубили свои полвека буквально «без инфаркта и паралича». Даже «застойный» диск, записанный в момент перехода с лейбла на лейбл, окутан ореолом мастерства и благородства.
На обложке музыканты позируют в лифте.
Лифт – классический атрибут американской комедии и готики. Достаточно вспомнить After Hours – ювелирный эпизод «Сумеречной зоны», посвященный дилемме бессмертия души и тела…
Даже препровождая пассажира в мир иной, кабина поднимается вверх, символизируя «повышение квалификации», недоступной там, где ему теперь не место.
«Чикаго» – подлинный шахматный клуб «Транзит», где выигрывают абсолютно все. Васюки с духовиками. А переименовать одно в другое, поставив мат битым козырям «альтернативы» и «андеграунда», никогда не поздно.