Луиза с самого утра грустила. Проснулась не в том настроении, ее не утешил ни завтрак: яичница-глазунья, салат с помидорами и стакан апельсинового сока, ни книга: роман русского классика в строгой темно-синего цвета обложке, Марина дала почитать, очень просила вернуть. Роман был увлекательным, но терпким, густым, от него становилось вязко в мыслях, такое не прочесть за один присест. А Лу было не до книжки, ей было грустно, грустно было очень ощутимо и очень глупо.
Может, все дело было в шторме. Луизина кровь, как и у каждого из рыбацкого поселка, наполовину состояла из соленой морской водой. Луиза жила ритмами моря, приливами и отливами, и в ее теле, в каждом натянутом нерве, отдавалась звонкой нотой его древняя, простая и правильная песнь. Может, сегодня Лу грустила вместе с морем.
А может, грустно было из-за Антуана, который в очередной уехал на геологическую практику. Лу не было страшно, что его руки вдруг потеряют силу, что его ноги вдруг окажутся слабыми, что он сорвётся с грозной горы, маленький, беспомощный, всего лишь человек. Луиза верила, что если хоть раз выбрал горы – то они твои.
Гораздо больше Лу боялась, что однажды Антуан уйдёт навсегда к своим флюоритам и турмалинам в сизые дали, что оставит Луизу одну. Антуан часто дарил ей камни: горный хрусталь, лунные камешки, аметисты и даже один сапфир. Все их она складывала в деревянную шкатулку, к другим ценностям: золотой браслет – подарок мамы на совершеннолетие, и жемчужина на шнурке – подарок Франки.
Тот день рождения не был чем-то особенным: Антуан и Франка уговорили Луизу поехать в город, развеяться, они были в кинотеатре и в парке с высокими каштанами, что-то ели, о чем-то говорили. А вот жемчужина была совершенно необычная: Марина то ли выменяла ее у туриста на поцелуй, то ли ныряла за ней самолично вместе со знакомым красивым матросом. Марина никогда не признавалась, всегда делала страшные глаза и рассказывала новую причудливую историю.
К Марине Лу и отправилась делиться печалью: в ресторане было темно и пусто, открыто, но только для своих. Марина стояла за барной стойкой, делала одновременно три важных дела: протирала стаканы, болтала с продавцом мидий и строила ему глазки. Но к Луизе повернулась сразу же, отставив и стаканы, и черноволосого красавца, с его внешностью да в пираты, судна сдавались бы на милость сразу, без промедлений.
Лу вздохнула, рассказала, что ей грустно, Марина кивнула сочувственно, а ответить что-то вряд ли могла. О море ее сердце болело и так, а про Антуана она знала давно. Но что взять с Марины? Она могла накрасить губы красным и сказать, что все парни – дураки. А могла сказать, что только время покажет. Но Луизе, конечно, не подходил такой ответ, впечатлительной, немного нервной Луизе. Она любила Антуана, по правде и по-настоящему, кто же виноват, что Антуан любил город.
Антуана манил его блеск и движение, он любил учиться и любил университет: солидный храм науки, высокие потолки, ученые мужи в очках. Антуан любил метро и машины, автоматы, перекрестки, афиши, бары и фуд-корты, очереди, поп-корн, концерты. У Антуана в городе были друзья-знакомые и целый научный руководитель, а некоторых студентов он даже привозил сюда, устраивал им экскурсию, водил их к морю, а они ничего про море не понимали.
Луиза город не любила, задыхалась в нем как серебристая рыба на суше. А город между тем надвигался на их поселок медленно, но неотвратимо. Работы давно стало совсем мало, и многие вынуждены были устроиться в городе, если только не шли в моряке. Рыбный промысел, плетение сетей и низание бус стали, скорее, милыми сердцу занятиями, семейными традициями. Чуть лучше было летом: тогда расцветали, поднимали головы кафе, рестораны, пляжи, и бесконечная череда развлечений для туристов.
Луиза была морем созданная и для моря предназначенная. Лу любила море: молчать с ним, смотреть в него как в зеркало мира, как в ворота другой вселенной. Ее пугал городской шум и его непонятные законы, часто спешка, невозможность остаться наедине с собой. У моря брала она мудрость, спокойствие, силу, и это значило больше, чем жить в лучшем доме, носить лучшую одежду и забыть путь на маяк. Лу писала в местную газету: единственную, но такую же гордую, независимую и свою, и ей этого хватало. А в Антуане Луиза не была так уверена.
Марина сварила для Лу кофе: лучший на побережье, крепкий, для гостей – в белых чашках, для Луизы – в огромной кружке с медведем. Потом Франка ушла к себе: она жила сразу над рестораном, на втором этаже большого светлого дома, и вернулась с бусами. Лу обняла ее крепко, рассмеялась, спрятала бусы в карман. Люди по-разному успокаивают: добрыми словами, утешениями, советами, а Марина – яркими бусами, и от этого тоже тепло.
- На маяк пойдешь? – крикнула Марина, когда Луиза уже переступала порог.
- Ну конечно!
Она вышла на берег: мрачный, нежный, и крепкие волны били ей по ногам, если Лу подходила к нервному морю слишком близко. Берег пустовал: туристы испугались плохой погоды и не появлялись сегодня даже со своими фотоаппаратами и программками. Местные разъехались: желтый автобус увез за собой ранним утром на работу и маму Лу(а она всякий раз боялась ее отпускать, ужасно, ужасно боялась).
Те, кто остались в поселке, не ждали гостей: сидели дома, чинили сети, вспоминали старые поверья. Боялись гнева моря, или того, как проявятся сокрытые в нем тайны, что сегодня всколыхнет вторая вселенная: тоску, отчаяние, непостижимая радость жизни, колкая горечь смерти. И Луизе, несмотря на то, что она любила море всяким, любым, тоже было страшно и грустно. Она боялась, что шторм никогда не закончится – страх, впитанный не с молоком, а с солью.
Ноги обдавало холодными брызгами, подол юбки промок спустя пять минут такой прогулки. Над головой истошно кричали чайки, между тучами не проглядывало ни лучика солнца. На песке то и дело попадалось всякое: витые раковины, обрывки водорослей, бусина из чьего-то браслета. Лу подняла и ее, прибавив к бусам.
Она шла уже полчаса к маяку: заброшенному, забытому, шла, не обращая внимания на давно похолодевшие ноги, прилипшую к ним юбку. Наконец, вдали показался маяк: белоснежный, как глыба льда, непоколебимый айсберг. Маяк был заброшен, когда-то давно тут проплывали большие торговые суда, а теперь маршрут изменился. Но Луиза даже радовалась этому: втайне, конечно, но у нее появилось свое место силы, Выручай-комната, таинственный сад. Здесь ей всегда становилось чуточку легче.
Лу легко перепрыгнула через оградку, поднялась по лестнице и со вздохом облегчения опустилась на пол. Белые стены укрывали ее от непогоды, как жемчужину – раковина, за окном бурлило море, воздух был солон и свеж. Луиза поправила растрепавшуюся челку, полезла в сумку: холщевую, надежную, мама сшила когда-то и достала Франкину книжку. Развернула на части про убийство и пропала в тексте.
Когда Лу закончила читать, небо просветлело. Шторм прекратился как по волшебству, будто в него падали слова, гармоничные строки чужой выдумки. Волны лизали берег, ластились к мокрому песку, одаривали галькой, стеклышками. Луиза улыбнулась самой себе – ярко, широко, скинула легкие туфли и пошла по песку совершенно босая.
