Чикаго. Наши дни.
Наконец-то Филипс смог почувствовать себя свободно и раскованно после трёх недель ожиданий, наполненными страхом и паникой.
Когда три недели назад он возвратился в Штаты и предъявил заместителю директора ЦРУ и начальнику аналитического отдела сфабрикованную им и его русским напарником «дезу», то есть чертежи так никогда и не построенного советского гражданского судостроительного предприятия под видом современной готовящейся к возведению российской военной судоверфи, его приняли более чем холодно.
И это чувствовалось. Ещё бы, ведь Хэнли, навязанный ему управлением напарник, очкастый ботан, каким-то неведомым образом попал в лапы к противнику во время своей первой заграничной поездки.
Оправдания Филипса, в которых он врал начальству о том, что Хэнли самовольно покинул гостиницу и пошёл на встречу только с одним ему же известным русским «активом», высокое начальство слушало с таким видом, будто отбывает какое-то наказание.
Ему не доверяли, и это было буквально написано у его работодателей на лбу.
Однако ему всё же заплатили, и он вернулся в Чикаго, в свой шикарный дом в Эванстоне, но тревога и паника никак не покидали его.
Зная, что его телефон могут прослушивать, а интернет-траффик запросто могут просматривать небезосновательно подозревающие его в измене работодатели, он намеренно вёл осторожные разговоры на отвлечённые темы со своими друзьями и приятелями по телефону.
А в Сети так же намеренно рылся в русских новостях, притворно изображая тревогу за судьбу слитого им же русским своего напарника, Уильяма Хэнли, загремевшего с пакетом расфасованного героина, который ему подсунул сам же Филипс, и с американским паспортом на имя Дэвида Сэвиджа в руки русской полиции.
Так что если надзирающие за ним «глаза» из ЦРУ покопались бы в его запросах в поисковике, то обнаружили бы только тщетные попытки найти хоть что-нибудь о бывшем напарнике, что ещё раз должно было убедить руководство ЦРУ в честности Филипса.
За то, что Хэнли мог начать говорить, Филипс не волновался. Его русский контакт и напарник Костик, которого сам Роберт называл Stick, уже успел заверить его, что на допрос к русской контрразведке Хэнли не попадёт. Ему быстро выдвинут обвинение, и упекут на долгий срок.
Вот в чём прелесть тоталитарных режимов, там с обвиняемыми не церемонятся, отмечал про себя Филипс. Ну а в тюрьме Хэнли долго не протянет, по крайней мере, Роберта в этом заверил его русский напарник, не раз доказавший, что он слов на ветер не бросает.
Но тревога и паника и не думали отпускать взвинченные нервы Филипса.
Через полторы недели после возвращения из России он пошёл на приём, устроенный Национальной Стрелковой Ассоциацией США в Skyline Ballroom, что в выставочном центре McCormick Place.
Ассоциация поддерживает и республиканскую партию, и демократическую через различные структуры. Никогда не складывает яйца в одну корзину, и правильно делает. И на её приёмах можно увидеть народных избранников, представляющих как демократов, так и республиканцев.
Филипс хотел встретиться с конгрессменом-демократом от штата Иллинойс Рональдом Уэзерби, который состоял в аналитическом подкомитете Постоянного Комитета Палаты Представителей США по разведке, и цели своей он достиг.
Но Уэзерби разговаривал с Робертом сухо, и не более минуты, чего ранее не бывало, их отношения до этого были более чем тёплые.
Неужели и он уже знает, что я в опале? Что же делать, и как же моя карьера?
Такие вопросы и вывод, сделанный им после встречи с Уэзерби, лишь больше нагнали на Филипса страха, окончательно убедив его в том, что он находится в списке подозреваемых и, судя по всему, «под колпаком».
Нужно было что-то срочно с этим делать. Необходимо было немедленно заинтересовать подозревающее Филипса в измене начальство новыми перспективами.
Это можно было сделать только одним способом: перебраться в «высший эшелон».
Промышленный шпионаж и добыча сведений о готовящихся к возведению стратегически важных сооружениях противника дело, конечно, в разведке США почётное, но всё же относящееся ко «второму эшелону» в разведывательном табеле о рангах.
И, согласно этому негласному табелю, именно там сейчас копошился окружённый со всех сторон подозрениями Роберт Филипс.
К высшему эшелону относится влияние на внутриполитическую ситуацию страны-противника и «изменение политического ландшафта», то есть негласное внешнее влияние над политическими процессами и устройство государственного переворота, если понадобится.
Поэтому, недолго размышляя, Роберт с левого телефона набрал русский номер, предоставленный ему для безопасной связи Stick’ом, и начал набрасывать ему новое задание.
Вообще, с чего он решил, что Stick с этим справится? Он же архитектор-аспирант, который всего лишь тырил для него старые советские чертежи из архивов и, если надо, редактировал их.
Ответ был прост: у него не было другого выхода и даже другой надежды. Филипсу в России просто некому было больше звонить. Все его россказни работодателям из ЦРУ о какой-то сети информаторов и агентов в России были всего лишь враньём. Кроме Stick’а он никого в России не знал.
И когда через четверо суток Stick отзвонился ему и сообщил о результатах своих поисков, ликованию Роберта просто не было предела.
Его русский напарник обещал вывести его на человека, которого звали Panas Ferdyschenko, который, будучи выходцем из Украины и украинским патриотом, изображал из себя патриотичного российского блогера и публициста, проводя подрывную работу против России в самой Москве.
Мало того, этот самый Фердыщенко, если верить Stick’у, собрал некоторое количество украинских блогеров, которые довольно успешно промывают мозги российскому населению, подготавливая почву для выступления против действующей российской власти на фундаменте псевдопатриотических лозунгов и тезисов.
Итак, решено. Надо поехать и сообщить об этом работодателям в Лэнгли. Ведь если он попытается выехать из страны, не предупредив своё нынешнее руководство, ребята из ЦРУ могут расценить это, как попытку бегства, несмотря на то, что он работал на управление как частный подрядчик.
Он два дня согласовывал приём у начальника аналитического отдела, и его, наконец, выслушали, причём с интересом.
Начальник аналитического отдела Аткинсон давно склонялся к мысли, что российские граждане не станут устраивать переворот у себя в стране, как бы этого не хотел Вашингтон. А что, если застрельщиками этого самого переворота выступят украинцы, притворяющиеся российскими патриотами?
Аткинсон, который давно уже пытался донести до руководства Лэнгли мысль о бесперспективности ожиданий того, что русские сами у себя устроят кровавую политическую бучу, счёл идею интересной и многообещающей.
Он после разговора Филипса с заместителями директора за большим столом, ещё часа три инструктировал его, как нужно вести себя с украинцами и чего от них можно ожидать.
Особо Аткинсон подчёркивал то, что украинец, скорее всего, будет требовать много денег, и вперёд, это у них традиционно.
Но он ещё и предостерёг Роберта, предупредив, что украинские политики, причём неважно какого ранга и масштаба любят не выполнять обещания, которые дали.
Но что ещё хуже, так это то, что они способны пообещать то, чего вообще выполнить не в состоянии.
Филипсу дали добро на выезд, и вот он, три недели находившийся в опале у руководства, сидел у себя дома и потягивал виски, мысленно проговаривая у себя в голове те слова, которые он при встрече в Москве будет говорить загадочному и перспективному Панасу Фердыщенко.
Вылет через два дня. Можно наконец расслабиться, хотя бы на сутки. А уж в Москве он возьмёт мистера Ferdyschenko в тиски и выжмет из него всё, что ему нужно.