Елень – месяц прохладный и капризный, но уже склонный, в отличие от месяца лунатиков, Вас успокоить. Первый день еленя – самый трудный, а вот дальше ты уже понимаешь, что будет легче. День прибывает, и даже у очень слабых силы накапливаются.
Елень. День второй
Сегодня один из самых вроде веселых дней в календаре игуаны – деятельность кристаллов в научных банках псевдонаучных институтов никем не ограничена, никто не мешает им расти хаотично, вверх, вниз или сразу во все стороны… Сегодня ко мне явился посыльный от Великого Ывзиря. Ласточки летали низко, что вообще не свойственно утренней погоде в игуаньем городе.
Посыльный, хочу сказать, был совсем другой, не тот, что приходит ко мне обычно… Он выглядел почти как зеркальная копия, - нельзя отрицать, что почти все посыльные Великого Ывзиря похожи один на другого, - иногда, и даже весьма часто, возникает впечатление, словно они выполнены под копирку…
Впрочем, тут еще и елень – непонятный месяц, в котором один день – осень, другой – зима, третий похож на весну, а четвертый вообще столь сер, что кажется сбежавшим из сфумато, месяца мечтателей.
Елень. День третий
Хаос в моих мыслях, некоторая неупорядоченность, отсутствие вдохновения – всё это, вместе взятое, не могло не привести к тому, что в профессии начались серьезные неприятности… Вообще, третий елень – день, как правило, тихий и спокойный, еще один день межсезонья, просто ещё один день, в котором отсутствуют диалоги. Молчание. После довольно хаотичного месяца лунатиков все вроде как приходит в норму.
Этот день – системный, и можно даже всерьез начать задумываться о том, чтобы начать составить карту местностей, что в реальности существуют как бы наполовину, одной ногой стоят… Скептики улыбнутся моей романтичности, а всё-таки.
Эх, если бы еще у меня оставалось чуть побольше времени, я бы, может, и занялся этим. То есть, у меня есть что сказать и нарисовать, например, по поводу таких мест, как Стрекодельфия, или город запрещённого искусства, или то же Замороженное Шапито, о котором достоверно мне, разумеется, мало известно, зато я часто вижу его в своих одноцветных снах. Или вот ещё, это место недавно появилось на карте таких несуществующих мест – Картонные углы.
Но у меня всё время отнимает ведение Календаря. Великому Ывзирю этого не объяснишь – не скажешь ведь, что я, к примеру, чувствую в себе силы и вдохновение, чтобы заняться Картонными углами, и тем, и другим, и третьим – чего доброго, он ещё подумает, будто я личность, которая неспособна сосредоточиться на чём-то одном. Хотя, отчасти, так оно и есть.
Словом, подобная склонность к постоянному распылению и невозможность упереться и копать в одном направлении может мне повредить в дальнейшем. Но что поделать. Таков уж я. Трудно менять характер. Кстати, среди совсем старых, очень почтенных камневедов бытует такое мнение, что камни меняют характер порой даже быстрее и охотнее, чем иные представители игуаньего народца. А ведь известно, что более неповоротливых в плане воображения и более медлительных сущностей, чем камни, трудно сыскать.
На антикварном рынке лежит прямо на камнях множество старых вещей. Иногда и мне свойственно бродить там в поисках лёгкости. Скажу Вам, что и прочие, как бесцветные, так и насквозь радужно-опрозраченные игуаны художественного склада характера встречаются здесь довольно часто, - что-то из вещичек можно купить, если есть продавец, а что-то взять просто так, потому что оно всё равно никому не принадлежит.
Чего здесь только нет… Старые ботинки, носатые камни. Иногда я находил на рынке предметы, напоминающие об очень далеких местах – например, шапка в красно-белую полоску с длинным колпаком, явно была потеряна или выброшена обитателем башни Имаго или Замороженного шапито.
Имитация крыльев бабочки из папье-маше напомнила об Игнате Кордынцеве, изобретателе механических крыльев из Местности промежуточных холмов. Уж там, читывал я в книгах, случается много необычностей. Честно говоря, я часто представлял себя обладателем таких вот искусственных крыльев. Слышал, что у них там, то есть в том месте, где живёт Кордынцев, этими крыльями умеют пользоваться даже личности, крайне психологические неустойчивые. Более того, крыльями могут воспользоваться и калеки. Но увы, я не страстный путешественник. Не Туркиус… Я скорее склонен к путешествиям в мыслях.
Один из этих миров я вижу, когда рассматриваю то ли скомканное оригами – фонарик из грубого оберточного листа, то ли просто смятый бумажный комок. трудно различить.
Я вижу мир, чье имя… кажется, так - Картонные углы… Двигать предметы с места на место – так порой делают те, кому очень нужно сосредоточиться. Таким игуанам-недотёпам вещички, маленькие и хрупкие, стремительные и малоподвижные, помогают вновь обрести внутреннее равновесие.
В хорошие ясные дни я вижу этот мир, город и пригороды, ясно различию Картонные Углы и без таких ритуалов. Хотя, не спорю, некоторая доза вдохновения могла бы и мне всегда пригодиться.
Если пытаться рассказать о Картонных Углах подробнее, то это некий бумажный мир. Существа из бумаги враждуют там с незваными захватчиками – саламандрами, а всякий знает, что саламандра – огненная ящерица, которой суждено остаться такой навсегда, так уж вышло.
Еще один враг бумажных сущностей – вода.
Это необычный мир. Возможно даже, что его необычность в разы превышает тайны Замороженного шапито. Но я отчетливо вижу - на перекрестках там стоят бежевые, очень бледные афишные тумбы, и еще там всегда мутный опаловый сумрак.
Геометрия опала, живущая там, возникает из пустой точки. Есть там и самые лучшие Песочные часы. Есть Бахрома. Есть фонарики с чрезвычайными, свисающими до самой земли нитями. Цвета, которые имеет почти каждый дом, каждый забор, каждый целлюлоидный комбинат Картонных Углов – это почти всегда бледно-коричневый. Тёмно-коричневый. Кофейный Серый. Песочный.
Может быть, иногда - охра.