Н.С. Выгодский. 16 декабря 1951 года
Григорий Иоффе
Сегодня, в день 80-летия разгрома немецко-фашистских войск под Сталинградом, мы с женой выпьем за ее отца, Наума Самойловича Выгодского, командира кавалерийского разведэскадрона. Правда, день этот он встретил не на поле боя, а в госпитале. Война для него закончилась двумя месяцами раньше, под Калачом.
Закончив школу, Наум поступил в Военно-медицинскую академию. В июне 1941-го закончил второй курс, и ничто, казалось, не предвещало крутых перемен. Как вдруг грянула война. И курсант Выгодский решил бросить учёбу и идти на фронт. 17 ноября началась эвакуация его курса из блокадного Ленинграда. Завершившаяся лишь 12 января в Самарканде.
А было так: самолетами до Новой Ладоги, далее – более 500 километров до Вологды, где поездами, где на попутках, а где и пешком, а уже оттуда – эшелонами, в теплушках, в Узбекистан. Два месяца!
«С первых же дней войны, – вспоминал Наум Самойлович, – я запросился на фронт и учебу, по сути дела, прекратил. В начале 1942 года за “нежелание учиться” меня отчислили из академии и направили в запасной кавалерийский полк. После весьма краткой подготовки получил воинское звание лейтенант и в должности командира сабельного взвода был направлен в действующую армию».
Так 21-летний Выгодский оказался на Юго-Западном фронте. И в одном из своих первых боёв попал в настоящее пекло. Но не в лихой кавалерийской атаке. «Запомнился бой, когда я по воле случая командовал минометной батареей. Ничего в этом деле, почти ничего, не понимал и вел огонь с открытой позиции, дабы все видеть… Понимаю, что поступил вопреки разуму, но повезло! Оборону полка огонь батареи поддержал действенно».
Весь фокус описанной ситуации в том, что миномётчики обычно выбирают позицию так, чтобы противник их не видел. Опытный командир поставил бы её за каким-нибудь бугром, с противоположной от врага стороны. А сумасшедший кавалерист Выгодский, к ужасу своих временных (бой длился не более трех часов) подчиненных, велел им затащить миномёты на высотку. Можно себе представить, как этот безумный маневр напугал и озадачил привыкших воевать по правилам немцев.
Из того боя он вышел целым и невредимым, но уже вскоре, летом 42-го, был тяжело ранен в живот. Факт ранения сам по себе не удивителен: ротация состава в кавалерии была одной из самых скорых. Поправившись, хотя при таких ранениях выживали редко, уже в должности командира разведэскадрона, попал на Сталинградский фронт, в самый разгар битвы, решавшей судьбу войны. Воевал в составе 32-й Смоленской кавалерийской дивизии 3-го гвардейского кавалерийского корпуса, которым в то время командовал И.А. Плиев.
Последний свой бой он принял 26 ноября, когда под Калачом был ранен в правую руку. Вместе с немцем-пехотинцем они выстрелили одновременно. Наум упал с лошади. Умирали, лежа на снегу, глядя друг другу в глаза. Вскоре раненый им немец кончился, а сам он потерял сознание. «Во время одной из атак (в конном строю) в районе города Калач-на-Дону получил тяжелое ранение и выпал из седла. Пролежав несколько часов в снегу, обморозил лицо. После… пребывания в госпитале решением военно-врачебной комиссии меня уволили из армии».
Спасла его лошадь – Румка. Не ушла, не бросила хозяина, так и стояла подле комэска, ожидая, когда он проснётся и снова вскочит в седло. Благодаря ей, еще живого, его подобрала похоронная команда.
А родителям в Ленинград, то ли по ошибке, то ли из-за неразберихи в медсанбате, такое случалось нередко, была послана на него похоронка. Отец получил ее буквально на пороге дома, собирая вещи перед отъездом в эвакуацию.
Апрель 1943 года. Наум Выгодский после госпиталя. Кавалерийские эмблемы, рука на перевязи, нашивки о ранении
Учебу он заканчивал уже в освобожденном Ленинграде, в Первом медицинском институте. А потом началась кочевая жизнь по военным госпиталям. Пермский край, Карелия, Даурия, Литва, Чукотка…
23 февраля и 9 мая мы с тестем выпивали бутылку водки, и главным его тостом был: за погибших товарищей. В смерти некоторых из них он винил себя. Но виновата была война: получив два тяжёлых ранения, он выжил, чтобы стать врачом и лечить других.
Из книги "100 лет с правом переписки. Народный роман"