Майское солнышко припекало по-летнему. Пышная зелень радовала взоры прохожих и проезжих. Ароматы цветущих сирени и черёмухи дурманили и провоцировали влюблённых на подвиги. Марфа Васильна, бабулька, внешне напоминавшая жердь, выскочила из подъезда, словно борзая, почувствовавшая добычу, и резво направилась к «скамье дворовых откровений», как жильцы прозвали лавочку, оккупируемую ежедневно старушками. На скамейке уже восседала её подруга, Анна Петровна, бабушка тучная, похожая на шарик с ножками. Бабульки дружили с пелёнок, ибо проживали в этом доме с рождения. Прошли рука об руку детский сад и школу, отгуляли свадьбы друг друга, вместе воспитывали ребятишек, работали, копя опыт горестей и радостей, а, отправив взрослых детей идти своим путём, и схоронив мужей, остались только при взаимном интересе. В силу имён-отчеств, позиционировали они себя, как третью и шестую жён Иоанна IV Грозного, соответственно, не больше, не меньше. Их внимание на этот факт, ещё в школьные годы, обратила историчка, из дворян, сморщенная, похожая на мумию, но не утратившая гордой осанки и аристократического лоска женщина, которую ученики обожали за интересные рассказы, выходящие далеко за рамки учебников, искренне считая, что она сама была участницей тех событий, которые ведала своим ученикам. Внешне тайные «лжецарицы» разнились на столько, что многие недоумевали, как эти «плюс» и «минус» могли так притянуться, что стали по жизни «попугайчиками-неразлучниками». Марфа Васильна, она же Маря, она же Фаня, она же Марфушка (когда особо проказничала), была озорной, весёлой и языкатой, способной на безрассудства, не смотря на свои «под восемьдесят». Анна Петровна, она же Нюша, она же Нюся, она же Нюрка-зуда (когда начинала зашкаливать занудством), была бабанькой со здравым смыслом и осаживала свою буйную товарку в случае необходимости. Подъездная общественность называла их одним на двоих прозвищем – «Сигнализация», ёмко и метко, так как бдили бабки за порядком, похлеще целого отделения полисменов. Не-не-не, обидными словами жильцов не клеймили, ввиду добросердечия. Даже блудницу Лерку из 36-й квартиры, лёгкую, во всех отношениях девицу, называли не иначе, как «бабочка».
Поздоровавшись и облобызавшись бабки обозначили повестку дня партячейки, состоящей из их двух лиц. Вопрос, собственно говоря, был один – чёрная магия. Дело в том, что их юный сосед Алёшенька, из 30-й квартиры, некогда милый и интеллигентный мальчик, по совместительству внук их давнишней приятельницы Захаровны, уже отошедшей к праотцам, а, посему, опекаемый старушками, вдруг решил сменить идеологическую ориентацию и заделался в колдуны. Ну, как заделался, обозвал себя Сыном Дракулы, надел чёрный балахон, увешался разномастными черепами и стал регулярно наведываться на кладбище. А ещё Алёшенька завёл дружбу с нехорошим мальчиком Нероном. Как Нерона кликали мамка с папкой, бабкам было не ведомо, знали они его только под этим (- Тьфу, прости, Господи!) ником. Знаток истории (всё же советская система образования давала такие прочные знания, что ни задушишь, не убьёшь!) баба Нюша, до недавних пор подрабатывавшая санитаркой в психбольнице и научившаяся ловко ставить диагнозы, определила Нерона в шизофреники, потому как ей доподлинно было известно, что Нерон – исторический персонаж, к магии отношения не имел, а вот к шизофрении, скорее всего, да. Именно негодник Нерон и стал таскать слабовольного Алёшеньку на кладбище. По ночам. И ладно бы к бабке на могилку, лютиков там положить, аль «раковых шеек», так нет же, ритуалы свои грязные совершать. Вот за таким ритуалом «колдунов» и настиг прошлой ночью «перст правосудия», в лице кладбищенского сторожа Аполлинарьича. Настиг и выстрелил. Да нет, не серебряными пулями, они ж всё таки не вампиры, солью зарядил. И попал! Правильно! Непосредственно Алёшеньке в задни.. ягодички. Кожаные штанцы в облипочку и балахон, конечно, несколько сгладили попадание в цель, но не так, чтобы очень, поэтому взвыл колдун Алёшенька, аки раненый матёрый волчара. У Аполлинарьича с Нероном аж мурашки по спинам туда-обратно пробежались, да такие крупные экземпляры! В больницу Сын Дракулы, понятно, обращаться постеснялся, потому как дорог у него, в таком случае, сложилось бы две: полицейский «обезьянник», или недавнее место работы соседки бабы Нюши, обе, как вы понимаете, не по сердцу. Поэтому, доковыляв кое-как до своего колдунячьего убежища, он и поскрёбся в дверь санитарки в отставке. Анна Петровна, страдавшая бессонницей, а посему «щекотавшая нервишки» любимыми ужастиками, как раз смотрела «Оно». Клоун Пеннивайз, раз за разом «снабжавший» бабку порцией адреналина, видимо внезапно решил материализоваться наяву, потому что «совпал» с тихими стуками в дверь Алёшеньки. Рискуя получить в анамнезе инсульт с инфарктом, баба Нюша всё-таки решилась отворить двери собственным страхам. Дротики, отобранные ею накануне у младшего внука, по причине метания оных в её доисторические мебеля, пришлись, как нельзя кстати. Вооружившись «до зубов», она отворила запоры. Алёшенька, решивший больше не беспокоить сон старушки, как раз повернулся к её двери раненым местом. Ну а та, не признав мальчика, всадила в него дротик, ещё больше усугубив «ситуацию». Раньше Алёшенька никогда не брал таких высоких нот. И таких «кренделей» тощими ножками не «выписывал» тоже. Да и баба Нюша не знала за собой способностей имитировать вой пожарной сирены. На какофонию сбежался весь подъезд. Пострадавшего «колдуна» срочно «транспортировали» на кровать в его квартире, в бабку влили полстакана "огненной воды", отняв «успокоительное» у тихого подъездного алкоголика Семёныча, на свою беду выскочившего из квартиры в неглиже и со стаканом. Остальные жильцы митинг, по поводу ЧС закончили минут через пять и разошлись досматривать сны. За сим баба Нюша закончила доклад по заданной теме своей подруге.
Вот в этот самый момент и нарисовался на горизонте «колдун» Нерон, видимо намеревавшийся проведать собрата на предмет готовности к дальнейшим колдовским деяниям. Сигнализация заняла оборону. Без боя отдавать Алёшеньку этому охальнику они не собирались.
- Зачем пожаловал, Нероша? – баба Фаня резво подскочила со скамейки, преградив дорогу незваному гостю. Она поигрывала воображаемыми мускулами и крутила головой, словно разминая шею и готовясь к схватке. Ну любила она боевики и брутальных героев!
- Тебя не спросил, старая, - огрызнулся Нерон, накликая явную беду на свою голову, - Уйди с дороги!
- Язык попридержи, чародей, - баба Нюша, не двинувшись с места, приготовила к бою дротики.
- А то чо? – паренёк явно недооценивал противниц.
- Ты это видал? – интимно зашептала прямо в наглую рожу баба Фаня и продемонстрировала извлечённую из кармана медаль «Партизану Отечественной войны».
- И чо? – Нерон зыркнул на награду и воззрился на бабку.
- А то, чокало, что медаль эту мне не за красивые глаза когда-то дали, - баба Фаня приосанилась и пошла в наступление на "колдуна", - Да, было времечко, столько мостов минировала, столько поездов вражьих под откос пустила… А однажды, офицеру фашистскому взрывчатку тайком подкинула, так у него в штанах всё и разорвало, в хлам. Так что, милок, задумайся, против кого ты рыпнуться решил, - бабка подмигнула стушевавшемуся враз оппоненту.
Нерон пару раз беззвучно шлёпнул губами, потоптался с ноги на ногу и развернувшись потопал к выходу со двора, заметно ускоряя шаг.
- Фаня, а ты чего сейчас несла, блаженная, - наконец подала голос баба Нюша, - Ты ж родилась в конце войны. Чем ты могла мосты минировать, содержимым горшка что ли? А поезда под откос в песочнице пускала? А про офицера, так вообще несуразность загнула, сумасшедшая.
- Может и сумасшедшая, - баба Фаня присела на скамейку и подставила лицо ласковому солнышку, - Ну, так подействовало же.
- А медаль ты где взяла, авантюристка? – не унималась баба Нюша.
- Так папкина медаль то, - улыбнулась баба Фаня, - Вот, почистить хотела, да в музей передать, на вечную память. А она, вишь, пригодилась.
Бабульки вдруг расхохотались, весело, задорно, до слёз. Потом решили прервать «несение службы» на чай и пошкандыбали до своих подъездов с чувством выполненного долга. А Алёшенька с тех пор от чёрной магии излечился, навсегда. Учиться пошёл, с девушкой познакомился, хорошей, бабки оценили. Только иногда подначивали соседа, соли там одолжить, например, или субботник на кладбище устроить. А он и не обижался, смеялся только, да помогал по необходимости, душевные они, родные, проверенные в борьбе с чёрной магией.