Блокнот, карандаш, диктофон, фотоаппарат, запасные очки — все сложила в сумочку, завернув каждый предмет в отдельный полиэтиленовый пакетик. Натянула перед зеркалом вязаную шапочку, внимательно посмотрела на себя: круглое лицо, маленький нос, оседланный очками в темной оправе, мелкие кудряшки волос, бледно-розовые губки, подбородок, сливающийся с горлом. Повертела в руках тюбик губной помады, наклонилась к зеркалу.
- Ну, - негромко сказала она, проводя помадой по губкам, - пора...
Отступила на шаг. Перед ней стояла невысокая полноватая девушка в обтягивающем свитере, обтягивающих джинсах, в ботинках на толстой подошве, умная, решительная, готовая к самому большому приключению в своей жизни, к которому она готовилась столько лет...
- Надела бы юбку, что ли, - сказала мать, поднимая голову от книги. - Чего ты стыдишься? Тебе нечего стыдиться...
- А я и не стыжусь, - холодно ответила девушка, по-прежнему глядя в зеркало. - Мне нечего стыдиться.
- Вот и надень. И блузку.
- Видела я и эту юбку, - задумчиво проговорила девушка, - и эту блузку. Зря ты только деньги потратила...
- Юбка как юбка, - сказала мать. - У тебя ножки — почему б и не надеть?
- Мои ножки — это мое дело...
- О парне бы лучше подумала, - сказала мать, пряча лицо за книгой. - Сегодня суббота, весна, люди в кино собираются, наряжаются, а ты? Тебе скоро тридцать, Женя. Тридцать!
- И что? - Женя села на низкий стульчик у стены, проверила шнурки на ботинках. - С кем тут в кино-то ходить? Они тут целыми днями сидят во дворе, пьют пиво и сплетничают. Хуже баб.
- Ты сама хотела, чтоб мы сюда переехали...
- Ну не подыхать же в деревне...
- Какая ж Кашира деревня, Женя! Сорок тысяч населения...
- Вот и оставалась бы с этим населением, - сказала Женя, поднимаясь и топая ногами. - А мне и тут хорошо.
- Ты надолго?
- Не знаю.
- Значит, не наденешь?
- Мам, ну как ты себе меня представляешь, а? Мини-юбка, блузка в блестках, с вырезом, туфельки на шпильках, чулочки... я что, по-твоему, офисная дурочка? - Встала, потопала ногами. - Поверьте, мама, у некоторых женщин голова занята не только мужиками!
Когда ей хотелось облить мать презрением, она обращалась к ней на «вы».
- Женщина разве наденет солдатские ботинки?
- Женщина... - Дочь вздохнула. - Ну и сильно тебе это помогло? Ты вот женщина — помогло?
- Тебе скоро тридцать, Женя...
- Пора мне. - Женя застегнула молнию на куртке, положила в карман пачку сигарет и зажигалку. - Пока.
На улице было пасмурно, моросил дождь.
Женя с обидой подумала, что ее серой матери выпало в жизни необыкновенное приключение, а вот ей пока не везет, выпятила нижнюю губку, натянула на голову капюшон и быстро зашагала к метро.
На стоянке у супермаркета, на месте для инвалидов, топтались трое — высокий парень в бандане, с бородкой, маленькая толстоногая девушка в коротенькой юбочке и пожилой мужчина в немодном плаще, шляпе, в очках с треснувшим стеклом и резинками вместо дужек. В руках у мужчины был сильно потертый полиэтиленовый пакет. Парень пил пиво и курил, девушка прижималась к нему, пряча руки в рукавах свитера, вытянутых из рукавов маленькой куртки.
- Здравствуйте, - сказала Женя. - Вы на экскурсию?
Мужчина в шляпе посмотрел на нее, потер пальцем небритую щеку и промолчал.
- Ага, - сказал парень в бандане, - на охоту.
Толстоногая девушка хихикнула.
- Слушайте, - сказал мужчина в шляпе, - а это законно?
- Ну кто ж разрешит такую экскурсию! - сказал парень в бандане. - Частный подпольный бизнес, ясен пень.
Женя отвернулась, закурила, глядя из-под капюшона на машины, мчавшиеся вдали по проспекту, на лужи и пешеходов, которые бежали через стоянку к супермаркету, сталкиваясь разноцветными зонтами.
Подъехал экскурсовод. Не торопясь вылез из машины, поправил дворники на лобовом стекле, поднял сжатую в кулак руку к плечу — поздоровался.
- Готовы? - спросил он. - Тогда прошу. - Остановил парня в бандане, ткнув его в грудь указательным пальцем. - Пиво допейте здесь. И не курите в салоне, пожалуйста.
Женя знала его фамилию — Храбров. Сергей Сергеевич Храбров. По правилам игры они не должны были называть Храброва его настоящим именем. Чуть выше среднего роста, довольно крепкий, рыжеватые волосы коротко подстрижены, невыразительные серые глаза, тщательно выбритый большой мягкий подбородок. Похож на своего отца, подумала Женя, такая же заурядная внешность, под которой скрывался дьявол.
Мужчина в шляпе занял место рядом с водителем, остальным пришлось втискиваться на задние. Толстоногую девушку посадили в середину, и она, подтянув юбку повыше, снова прижалась к своему парню.
- Пожалуйста, - сказал Храбров. - Цену вы все знаете.
Мужчина в шляпе протянул Храброву деньги, завернутые в обрывок газеты. Храбров пересчитал купюры, кивнул. Женя отдала свои три тысячи. Парень в бандане достал две бумажки по пять тысяч.
- Можно взглянуть? - спросил мужчина в шляпе. - Никогда не держал в руках... памятник какой-то...
- Их в прошлом году выпустили, - сказал парень в бандане, - нам в сентябре такими зарплату выдали.
- Это памятник графу Муравьеву-Амурскому работы Опекушина, - сказала Женя. - Может, поедем?
- Опекушин! - Толстоногая девушка засмеялась. - Я б с такой фамилии сдохла!..
Храбров дал парню сдачу, спрятал деньги в бумажник и запустил двигатель.
Они промчались по проспекту, спустились рядом с мостом на набережную, минут через пятнадцать свернули направо и оказались в длинном дворе между позеленевшими от сырости и старости пятиэтажками и высоким забором, над которым высилимсь две кирпичные трубы и блестели мокрые крыши фабричных корпусов.
- Первая наша остановка, - объявил Храбров, надевая кепку. - Прошу.
- Холодно, - пожаловалась толстоногая девушка. - Мишка, мне холодно.
- Щас согрею, - сказал парень в бандане. - Давай, давай, не тормози!
Когда они вышли из машины, мужчина в шляпе достал из пакета ученическую тетрад и карандаш. Храбров покосился на него, поправил кепку и посмотрел на Женю. Она попыталась ему улыбнуться.
- Итак, - со вздохом сказал Храбров, - это первая наша остановка. Здесь было совершено первое преступление нашего героя...
- Героя! - Толстоногая девушка фыркнула. - Ни хера себе герой!
- Как вы, наверное, знаете, - продолжал Храбров, обращаясь к Жене, - имена некоторых жертв Дибича так и не были установлены. Всего их было, по его словам, сорок четыре, сорок пятую он почему-то так и не убил, и она его сдала милиции. А здесь жила его первая жертва, вон там, на четвертом этаже...
- Алина Ивановна Жужа, тысяча девятьсот шестьдесят второго года рождения, - сказала Женя. - Швея-мотористка, одинокая, инвалидка второй группы...
- Ну да. - Храбров нахмурился. - Но давайте договоримся: экскурсию провожу я. Ладно? Вопросы потом.
Женя высокомерно улыбнулась.
- Дибич втерся к ней в доверие, сделал ее своей любовницей, а потом отрезал у нее ухо и убил. Алину Ивановну нашли только через неделю, а преступник тогда остался безнаказанным. Искали его несколько лет...
- Семь, - сказала Женя. - Семь лет. Извините.
- Вы чего, все про него знаете? - шепотом спросил парень в бандане.
Женя многозначительно усмехнулась, но промолчала.
- Следователи считали, что Дибич обладал очень ценным даром — он умел выслушивать людей, умел находить общий язык с такими женщинами, как Алина Ивановна Жужа...
- Он что — одних инвалидок убивал, что ли? - спросила толстоногая девушка. - Ну маразм!
- Да, - сказал Храбров, - он втирался в доверие к ущербным женщинам, как правило, к одиноким инвалидкам, а потом убивал их. Они ему так доверяли, что позволяли себя снимать без всего... то есть голыми...
- Ничего себе! - сказал парень в бандане. - Это какая ж у него порнуха накопилась!..
Девушка толкнула его локтем в бок, и оба засмеялись.
- А мы пойдем к ней в квартиру? - спросила девушка. - Ну туда?
- Нет, - сказал Храбров. - Там давно живут другие люди, так что сами понимаете...
- Живут... - Толстоногая девушка покачала головой. - Да я б ни за какие деньги там жить не согласилась!
- Ага, - сказал парень в бандане, - так и живи всю жизнь с мамашей и чокнутыми сеструхами.
Девушка насупилась. Парень обнял ее за плечи, что-то шепнул.
Мужчина в шляпе поднял руку.
Храбров кивнул.
- А как он втирался к ним в доверие? - спросил мужчина. - У нас в доме такие ведьмы живут, что и близко не подойдешь... ему-то как удавалось, а?
- Я его плохо помню, - сказал Храбров. - Он редко бывал дома, почти все время жил на даче, там у него была фотолаборатория и все такое. А когда приходил домой, мы держались в тени... мы его боялись...
- И ничего-ничего не знали? - спросила девушка.
Храбров покачал головой.
- Вы сменили фамилию отца на фамилию матери? - спросила Женя.
- Нас заставили, - сказал Храбров. - Помогли. Это фамилия бабушки.
Женя удовлетворенно кивнула.
- А вы не боитесь, что на вас нападут родственники жертв? - спросил парень в бандане. - Запишутся к вам на экскурсию и прибьют в темном углу...
- Мы с матерью были такими же жертвами, - сказал Храбров. - Он бил мать... ну и мне доставалось... такой человек был, что не дай Бог... мы жаловались в милицию, но толку-то...
- Как же ему удавалось в доверие входить? - Мужчина в шляпе вынул из полиэтиленового пакета папку, открыл — в ней была мутная копия фото Дибича, сделанная на ксероксе. - С такой-то рожей — как? Вот у меня лицо как лицо, а они даже на порог меня не пускают...
- Не знаю, - сказал Храбров. - Наверное, это у него от рождения было.
- А почему у Ваврвары Ивановны Дубининой он оба уха отрезал? - спросила Женя. - У всех по одному, а у нее вдруг два. Почему?
Храбров развел руками.
- Зачем ему эти уши сдались? - Толстоногая девушка поежилась. - Надо же, уши ему понадобились...
Парень в бандане сделал свирепое лицо и попытался укусить ее за ухо. Девушка сердито оттолкнула его.
- У всех народов, - сказала Женя презрительным тоном, - уши обладают символическим значением. Ушная раковина похожа на плод в утробе матери и связана с вульвой, символом зачатия и рождения. В индийской мифологии Карма, сын Сурьи, родился из уха матери. У египтян правое ухо называлось дыханием жизни, а левое — дыханием смерти...
- Если уши чешутся, - сказала девушка, глядя на парня в бандане, - значит, с кем-нибудь поссоришься...
- Или в ухо получишь, - сказал он, подмигнув.
Храбров тяжело вздохнул.
- У нас, - сказал он, - еще четыре адреса. Если хотите, мы по ним съездим, и я расскажу о каждом преступлении Дибича, совершенном по данному адресу. А можем поехать в Зиминский парк, где находится тайная тюрьму, в которой держали Дибича до самого расстрела...
- Тайная тюрьма? - Женя была удивлена. - Это что-то новенькое.
- В парк! - сказала толстоногая девушка. - Хочу тюрьму!
В машине парень и девушка продолжали шепотом ссориться, потом стали целоваться.
В парке они долго шли по аллее, потом по узкой тропинке спустились в овраг, по дну которого бежал ручей, поднялись по склону к кирпичным развалинам, и здесь Храбров поднял руку.
- Пришли, - сказал он. - Вот это место.
- Развалины, - сказала девушка, не скрывая разочарования. - Говном пахнет... и мы за это по три штуки отдали? Ни хера себе...
Храбров внимательно посмотрел на нее, усмехнулся.
- Сейчас я вам покажу то, чего не показывал никому, - проговорил он вкрадчивым голосом, не сводя взгляда с Жени. - Считается, что Дибича расстреляли по приговору суда, а на самом деле его вовсе не расстреляли. Его убили тут, в этой секретной тюрьме. Здесь казнили самых опасных преступников. Маньяков, людоедов, всяких врагов народа... Их здесь держали, ставили на них опыты, а потом убивали. На них не тратили патронов — одних сжигали живьем, других распиливали, как бревна на лесопилке, третьих резали по кусочку... тоталитарный режим, сами понимаете... делали что хотели... а потом сюда привезли Хоррдора...
- И что это за хрень? - спросила девушка недоверчиво.
- Это не хрень, - сказал Храбров, - это существо. Вы же знаете, сколько у нас раньше было всяких секретных объектов, всяких там ядерных центров, институтов, где разрабатывалось бактериологическое, химическое оружие, всяких тайных лабораторий... вот из одной такой лаборатории и привезли Хоррдора. Говорят, раньше он был человеком. На нем ставили опыты, чем-то его травили, облучали и все такое, пока он не превратился в чудовище... у него не было ни хвоста, ни когтей, ни крыльев, но на человека он тоже не был похож... ни головы, ни ног, ни рук, а что-то огромное, покрытое струпьями, липкое, червеобразное, со щупальцами и мордой как у ночной бабочки... мерзость, в общем, еще та...
- Червяк, что ли? - шепотом спросила девушка.
- Может, и червяк, - сказал Храбров, - только очень большой. Я не видел — слышал, мне рассказывали... Этот Хоррдор умел только убивать и разрушать, больше ничего не умел. У него не было ни глаз, ни ушей, ни носа, но жертву он чуял за сто метров. Подползал к ней, извиваясь, и начинал жрать, поливая при этом своим ядовитым соком... говорят, не было на свете казни мучительной, чем эта...
- Ну так по заслугам, - сказал парень в бандане. - Он же нормальных людей не трогал...
- Пойдемте, - сказал Храбров, - держитесь за мной.
Он пошел первым, за ним Женя, остальные держались сзади.
- Я, конечно, не стану срывать ваш спектакль, - шепотом сказала Женя, - но признайтесь, вы ведь этого червя только что придумали. Или это заготовка?
- А вот сейчас сами увидите, - сказал Храбров, помогая ей перебраться через груду кирпичей и ржавых балок.
- Отпустите мою руку, пожалуйста, - сказала Женя.
- Извините. - Храбров обернулся к остальным. - Сюда!
Группа собралась на маленьком пятачке, напоминавшем сцену, вокруг которой амфитеатром поднимались развалины. Из стены торчала балка с приваренным к ее торцу кольцом. Обломки кирпичей, стены, ржавое железо — все было покрыто пятнами какой-то темной краски красноватого оттенка.
- Вот, - сказал Храбров, обводя рукой развалины, - это все, что осталось от моего отца. Я не шучу. Эти пятна — его кровь, можете взять с собой и проверить в любой лаборатории. Это кровь с примесью ядовитого сока Хоррдора. Вот к этому кольцу он был привязан. А вот отсюда... - Храбров кивнул на стальной люк в углу. - Отсюда и выходил Хоррдор. Выползал. Его держали где-то тут под землей, в каком-то бассейне, наполненном ядовитыми отходами, а когда поступал приказ, открывали люк...
Толстоногая девушка отступила назад, взяла парня за руку.
Мужчина в шляпе что-то торопливо писал карандашом в тетрадке.
Женя сделала несколько фотографий — люк, стены, горы кирпича, поросшие березками.
- Сами понимаете, - продолжал Храбров, - что у меня нет никаких фактов, документов и все такое, я знаю об этом от тех, кто казнил отца. Лет пять назад они меня нашли. Я же был его сыном, вот они и решили рассказать мне, что произошло на самом деле. Этим людям можно верить, можно не верить — решать вам. - Он сделал паузу, глядя в упор на толстоногую девушку. - А можем и проверить. Давайте откроем люк и попробуем позвать этого червя... Кто за?
- Я помогу! - крикнул парень в бандане. - Где браться?
- Вот тут, - сказал Храбров. - На счет три. Раз, два, три!
Они подняли люк, отодвинули, отступили на шаг от горловины колодца.
Все замерли, прислушиваясь к звукам, доносившимся из темноты. Там, в глубине, что-то как будто булькало, плескалось и шипело — очень тихо, так тихо, что у всех мурашки побежали по спине.
- Хватит! - закричала вдруг девушка. - Закройте эту хрень! Закройте!
Она бросилась к проему в стене, и было слышно, как катятся обломки кирпичей из-под ее ног.
- Маринка! - закричал парень, бросаясь за ней. - Да Маринка же!
Храбров с усилием вернул люк на место.
Женя с облегчением перевела дух: на несколько мгновений ей стало страшно.
Храбров вытер руки платком и повел их назад, к машине.
Парень в бандане попросил высадить их у ближайшей станции метро.
Его девушка всю дорогу молчала, а когда Храбров остановил машину, сказала:
- Классно вы нас развели. Я чуть не обоссалась.
- Ага, чуть, - с ухмылкой сказал парень. - Ну всем привет!
Мужчину в шляпе пришлось везти в район Речного вокзала.
Когда он вышел, Храбров пригласил Женю на переднее сиденье.
Стемнело, когда они двинулись через пробки по Ленинградке.
- Шутка про Хоррдора удалась, - сказала Женя. - Я-то все переживала, что экскурсия будет такой же скучной, как в самом начале...
- Не понравилось? - спросил Храбров.
- Видите ли, - сказала Женя, указательным пальцем поправляя очки, - вам не хватает воображения. Ваш рассказ о первой жертве Дибича, об этой Алине Ивановне Жуже, никуда не годится. Нет картины, нет живых людей, нет ни жертвы, ни убийцы — только имена, только результат. А ведь она наверняка была очень замкнутым человеком, эта Жужа. И что нужно было сделать, чтобы она пустила в свою жизнь чужака да еще позволила ему ее фотографировать! Голую! Она ж инвалидка... А ваш рассказ об отце? Послушайте, он же был не таким, как все, в нем наверняка было мрачное величие, обаяние зла... он был по-своему незаурядным человеком, который пошел наперекор закону, тому безликому закону, о котором Кафка...
Но Храбров не дал ей договорить.
- Да какое величие! - сказал он. - Видели б вы его... плюгавый, весь в прыщах, хромой — вот и все его величие... - Хмыкнул. - Хотя, может, у него член был в семь спичек...
- Спичек? - Женя снова поправила очки. - Каких спичек?
- Которые в коробке, - сказал он. - Пацаны свои члены спичками меряют. Да ладно, вы лучше скажите, как вас звать?
- Евгения... Женя...
- Женя, вы писательница, что ли? У вас небось материала о Дибиче больше, чем у меня. Вот такое досье? - Он показал пальцами толщину воображаемого досье. - Только честно!
- Вот такое. - Она показала пальцами досье раза в два-три толще. - Я не писательница. - Она сняла очки и шапочку, выпрямилась и посмотрела на него с гордостью. - Я дочь сорок пятой.
- Сорок пятой?
- Той женщины, которую он так и не убил. Которая выдала его властям.
- Так вы его дочь?
- Нет. Я еедочь. Но я тогда была совсем маленькой. Можно сказать, я сорок пятая прим...
Храбров остановил машину.
- Ну и ну, - сказал он. - Вот так встреча!
Женя улыбнулась.
- Да, - сказал Храбров. - Бывает же такое. - Помолчал. - Значит, говорите, воображение...
- Конечно! Детали, краски, оттенки...
- А хотите я вам кое-что покажу? Это всем деталям деталь. Хотите? Никому это не показывал, а вам покажу...
- Живого Хоррдора? - с улыбкой спросила Женя.
- Так хотите или нет?
- А где это?
- У меня.
- У вас дома? Ну не знаю...
- Мы же с вами почти родственники, Женя, только подумайте! Вы же свое досье, наверное, не просто так собираете? Книгу хотите написать? Только честно!
- Ладно, поехали.
- Уже, - сказал Храбров. - Вот тут я и живу. Вон там, на двенадцатом этаже.
Храбров разочаровал Женю. Она ждала, что сын такого необычного человека, как Дибич, будет не таким, как все, но он оказался довольно заурядным обывателем. История о Хоррдоре, тот спектакль, который он сымпровизировал среди руин заброшенного здания, свидетельствовали о том, что какой-никакой потенциал у Храброва все же был, но, судя по всему, глубокой внутренней потребности в развитии этого потенциала сам он не испытывал.
По завершении экскурсии Женя намеревалась занести эти соображения в дневник, но с окончательными выводами не спешила: кто знает, а вдруг Храбров и впрямь хранит дома что-то такое, что оправдает ее затраты денег и времени?
- А вы где работаете, Женя? - спросил Храбров в лифте.
- Копирайтером, - сказала она. - В логистике. Но вообще-то по образованию я филолог.
- А, - сказал он. - А я в «Ашане» отвечают за вентиляцию. И по образованию вентилятор.
- Я, кстати, практически не пью, - сказала Женя.
- Практически я тоже, - сказал он. - Приехали.
Его двухкомнатная квартирка была такой же обыкновенной, как и ее хозяин. Маленькая гостиная с ковром на стене и портретом покойной матери Храброва — тусклой, как ее жизнь. В шкафу несколько книг, в основном фантастика, на обложках какие-то сисястые девицы в латексе с автоматами в руках. Среди них чужаками казались двухтомник Эдгара По и толстенный том Достоевского. И никаких признаков того, что здесь жил ужасный Дибич. Никаких.
Поняв, видимо, о чем она думает, Храбров сказал:
- Раньше мы жили на Дербеневской набережной, а когда отца взяли, нам помогли переехать сюда. Есть хотите?
- Что?
- Могу сделать бутерброды.
- Нет-нет, я не голодна! Так что вы хотели показать?
- Не торопитесь, - сказал Храбров. - Сначала — за знакомство...
Он извлек из тома Достоевского — книга оказалась футляром — бутылку, налил в рюмки.
Женя вздохнула, взяла рюмку, залпом проглотила содержимое.
- Повторим, - сказал Храбров, снова разливая коньяк по рюмкам. - Хороший коньяк, французский.
Они снова выпили.
- Можете курить, - сказал он, придвигая к ней пепельницу. - Я сейчас.
Он вышел из комнаты.
Женя закурила, сев боком за стол. Ей было скучно.
- Идите сюда! - крикнул Храбров. - Теперь можно!
С сигаретой в руках Женя вошла в крошечную спальню и остановилась.
Храбров стоял в углу, у столика, на котором тускло поблескивала какая-то шкатулка.
- Сюда, пожалуйста. Не стесняйтесь.
Женя села на крешек кровати, заправленной по-солдатски, без морщин.
- А теперь... - Храбров открыл боковые створки шкатулки. - Вуаля!
Он включил торшер, нависавший над столиком сбоку, и тогда Женя поняла, что перед ней. В широкой стеклянной банке, залитой доверху какой-то прозрачной жидкостью, плавало ухо. Безупречное по форме, оно казалось сделанным из чистого золота.
Храбров принес коньяк, и они снова выпили.
- Красота, - сказал Храбров. - Я нашел его на старой квартире, за газовой плитой. Отец замуровал его в стену, и милиция его не нашла. А я нашел.
- Шедевр, - прошептала Женя.
- Еще?
- Что? А, давай.
Они выпили.
- Теперь я понимаю, - сказала Женя, - могу вообразить, как он возвращался в свою убогую квартирку, усталый и одинокий, запирался на ключ, доставал свое сокровище, гасил верхний свет и любовался этим... ночь, тишина, одинокий человек в огромном городе, темная комната, и во тьме сияет это чудо, наполняющее душу красотой и любовью...
- Любовью?
- Это божественная, духовная любовь... это ухо любви, внемлющее миру... - Повернулась к Храброву всем телом. - А знаешь, ведь он не отрезал у моей матери ухо — она сама это сделала. Она так его любила, что сама отрезала у себя ухо и подарила ему...
- Ни хрена себе...
- Может, потому он ее и не тронул...
- Ну ладно, - сказал Храбров, выкладывая на одеяло сверток. - Тут еще один сюрприз...
- Что это? - Женя взяла сверток, взвесила в руке. - Легкий.
- Разверни.
Она развернула — в свертке оказалась плетка.
- Это его плетка? - спросила она. - Он их бил?
- Он эту плетку любил, - сказал Храбров. - Иначе бы так не прятал. Он спрятал, а я нашел.
- Это многое меняет, - сказала Женя. - Надо же...
Храбров снял с себя рубашку, потом стал расстегивать брюки.
- Что это еще! - возмутилась Женя. - Что ты делаешь?!
- Заткнись, - сказал он, снимая трусы и не глядя на нее.
- Что?!
Она попыталась встать, но он грубо толкнул ее.
- Сидеть, тварь! А ну-ка дай сюда! Плетку давай, сука!
Женя испуганно протянула ему плетку.
Теперь снимай все, - приказал он. - Я кому сказал!
Как это — снимай? - испуганно спросила Женя.
А ну!
Он взмахнул плеткой.
Женя торопливо разделась, выпрямилась, закрывая руками грудь и лобок.
- Повернись, - сказал он. - Будут тебе сейчас и детали, и оттенки! Умная мне тут нашлась, блин! Хотела Хоррдора? Чего смотришь? На карачки, тварь! на карачки, сказал!
Она опустилась на четвереньки, зажмурилась, боясь только одного — не справиться с мочевым пузырем, сжалась в ожидании удара.
Но удара не последовало — Храброва вдруг вырвало, потом еще раз и еще. Он держался рукой за стену, мотал головой, стонал и ничего не мог поделать с собой — его рвало и рвало.
Женя подтянула к себе одежду, вскочила и бросилась к двери.
Храбров попытался помешать ей, но споткнулся и упал.
В прихожей Женя натянула трусы, на площадке перед лифтом — джинсы и ботинки, не спуская взгляда с двери в квартиру Храброва, а когда дверь стала открываться, распахнулись двери лифта, и Женя бросилась вниз по лестнице, моля Бога, чтобы Храбров решил, что она в лифте.
Спустившись на улицу, она пробежала без остановки до следующего квартала, то и дело оборачиваясь, прыгнула в отходящий автобус, вжалась в угол, натянув капюшон до глаз и через двадцать минут вышла у своего дома.
Едва заглянув в спальню, она поняла, что что мать умерла, вытащила из-под своей кровати чемоданчик, в котором хранилось дело Дибича, спустилась во двор, спряталась за гаражами и стала жечь бумаги — вырезки из газет, машинописные страницы, фотографии, ксерокопии. Сначала дым стлался по земле, но когда огонь разгорелся, дым устремился полупрозрачным столбом в небо, где таял в серой беспредельности без следа, а потом Женя вернулась домой, сняла ботинки, легла рядом с матерью, взяла ее холодную руку, положила на свое лицо и закрыла глаза...