Тик-так.
Артём
Время остановилось.
Тик.
Жар. Это обычная лихорадка, как последствие перенесённых потрясений, или нечто страшнее, о чём предупреждали врачи? Я консультировался с лучшими. Никто не обещал положительного исхода. Рыжая могла выкарабкаться сама после промывания желудка, а могла не выбраться. Пятьдесят на пятьдесят. Переливание крови делается постоянно. Да, риски небольшие, но осложнения возможны. Никто не знает, как будет реагировать организм на чужую кровь, пусть и идеально подходящую. Столько неопределённого. Но я готов был рисковать.
Так.
Ещё одну смерть, на этот раз вполне реальную, любимой женщины не вынесу. Подписал документы и согласие почти не глядя. И казалось бы, всё прошло хорошо. Казалось бы…
Прошло так много времени, я расслабился, вздохнул с облегчением: самое тяжёлое позади. Занялся насущными делами, разобрался с обидчиками, наказал виновных. Сидеть на месте выше сил. Но я приходил к ней каждую ночь, держал за руку и просил очнуться. Верил, она слышит.
Тик.
Жар. Позвать медсестру. Даже VIP-палата в современной больнице не даёт гарантии быстрой реакции медперсонала. Я жду несколько долгих, бесконечно медленных минут. Терпение лопается в тот момент, когда заспанная медсестра влетает в палату, поправляя на ходу халат. Следом спешит дежурный врач. Он сосредоточен и собран.
Так.
Визжат серены. Меня отодвигают в сторону, просят не мешаться под ногами. Забиваюсь в угол. Трясёт. Слёзы непроизвольно бегут по щекам. Я молюсь всем богам одновременно, чтобы спасли, помогли. Готов пообещать всё что угодно. Даже продать душу. Но мои молитвы уходят в никуда, вместе с каталкой, на которой лежит Дина.
Тик.
Палата пустеет. На столе тарелка с оранжевыми разводами от любимого Рыжей супа-пюре. Вокруг крошки от хлебных сухариков, запечённых в духовке Лесей. Она утверждала, что Дина могла съесть пятилитровую кастрюлю в одиночестве, а от сухариков не отходила до тех пор, пока они не заканчивались.
Я так много не знал про Дину. Дерзкую девочку-подростка, готовую бросить вызов всему миру, острую на язык, скорую на расправу, узнать не успел, а взрослую, самодостаточную и самостоятельную, сильную и несгибаемую, могу просто не иметь шанса узнать. Какой у неё любимый цвет? Рассвет или закат? Комедии или боевики? Острое или сладкое? Горы или море?
Так.
Я возле реанимации. Табличка горит, вселяя призрачную надежду. Сижу, опустив голову вниз, опираясь на колени локтями. В коридоре пусто, одиноко и страшно на металлических неудобных кушетках. Я не боялся смерти. Слишком часто смотрел ей в лицо за время службы в армии, да и в бытность телохранителем приходилось уходить от костлявой. И из её объятий неоднократно вырывал товарищей. Но сейчас беспомощен. Ломаю пальцы. Хочется выть и лезть на стену. Но я держусь. У меня нет другого выбора кроме как верить в лучшее, верить в Рыжую, в её стойкость, смелость, жажду жизни.
Тик.
Табличка гаснет. Я поднимаюсь навстречу врачам.
- Мы сделали что могли. Сейчас она в коме. Остаётся только ждать.
Так.
*** ***
Мы включили режим ожидания. Я не отходил, боясь пропустить момент, когда Дина очнётся. Еду приносили то Леся, то мама. Дэм таскал сменную одежду и пытался расшевелить рассказами о компании, текущих проблемах, новых договорах. Но это было настолько неважно, что я даже не слышал слов. И все уговаривали поехать домой, чтобы отдохнул.
Я боялся, боялся, что если отпущу прохладную руку Дины, то потеряю её. И я говорил. Постоянно говорил, уверенный: только мой голос держит Рыжую. Я читал всякую ерунду из интернета, читал книги, даже пел. И рассказывал. Рассказывал о том, как жил без неё все эти годы. Как жил?
- Хреново, Дин. Без тебя всё было не так. Пропала искра, делающая мир ярче. Ты знаешь, я был зависим от тебя с первой встречи. Я слышал, как другие парни обсуждали тебя: стерва, головная боль шефа, оторва. А я видел лишь ранимую девчонку, тонкую, хрупкую, такую красивую, что дух захватывало! Видел боль, видел роль, которую ты играла. Знаешь, эта боль и мне разрывала сердце. Но я не мог, не имел права что-то сделать. Только наблюдал со стороны. Видел, как ты росла и становилась взрослой. Видел, как на тебя реагируют другие мужчины. Ей-богу, мне хотелось пристрелить каждого! И заявить права на тебя. Я был почти готов…
Приборы тихо попискивают. В палате почти как в морге. Только мой голос разрушал густое пространство, наполненное отчаянием и надеждой.
- Та ночь… Я был самым счастливым. Держать тебя в объятиях, целовать, ловить губами стоны — это вершина кайфа, Дин. Это сверхсчастье. Пока ты спала, я распланировал наше совместное будущее вплоть до кличек домашних животных и золотой свадьбы. Когда ты исчезла, внутри что-то оборвалось. Я не хотел верить. И не верил. Я ждал чуда. Да, что-то делал, к чему-то стремился, с кем-то встречался, с кем-то спал. Но всё так механически, ведь в жизни больше не было огонька, моего огонька. И я даже не успел сказать самого главного. Я не успел сказать, что люблю тебя. Очнись, Рыжая, очнись. Обещаю, ты не пожалеешь, если доверишься мне. Я буду любить тебя вечно и даже дольше. Клянусь, найду тебя в каждой жизни, в каждом мире, в каждой вселенной. И сделаю тебя счастливой. Тебя и нашего сына. Только очнись, Дин, молю…
Стук. Тихий, еле слышный. Я отрываю взгляд от лица Дины, на котором пытался найти хоть какую-то реакцию, но только бледная, застывшая маска.
Заходит Леся и ведёт за руку Андрея. Он бледный, испуганный и молчаливый. Не удивлён, что Леся привела сына. Мы обсуждали это накануне. Андрей спрашивал про маму. Больше скрывать правду нельзя. Мы все надеемся на лучшее, но нельзя лишать мальчика возможности увидеть мать, пока она дышит…
- Иди сюда, — зову Андрея. Леся отпускает ладошку и чуть подталкивает сына ко мне. - Не бойся.
Андрей делает насколько шагов. Он, не отрываясь, смотрит на кровать, где расположилась окутанная проводами и датчиками его мама. Я подхватываю маленькое тельце и сажаю на колени.
- Ты помнишь меня?
- Да. - Андрей бросает на меня быстрый взгляд. - А мама умрёт, да?
Его голос дрожит от слёз. Да и самого его ощутимо колотит. Леся незаметно выходит, оставляя нас наедине, а я начинаю сомневаться в правильности принятого решения.
- Нет, конечно. Мама очень крепко спит. — глажу по рыжим волосам, закручивающиеся на концах. - Просто спит. Мы обязательно её разбудим. Ты мне веришь?
- Верю, — шепчет Андрей и хлюпает носом. - А можно я обниму маму?
- Даже нужно. - У самого снова щиплет глаза. Я помогаю Андрею аккуратно обнять Дину. Он прижимается к матери и целует её в щеку. Не пытается сдержать слёзы. Сердце в груди болит и горит. Так нельзя. Так не должно быть!
Наконец, Андрей отстраняется и снова забирается ко мне на колени.
- Хочешь, открою тебе большой-большой секрет? - Мальчик кивает. Его пальчики осторожно касаются ладони Дины. Наклоняюсь и шепчу на ушко: — Я не просто дядя Артём, я твой папа.
Глазёнки Андрея распахиваются голубыми озёрами от удивления, радости и надежды.
- Папа?
- Папа, — подтверждаю. Я так давно искал вас с мамой, и, наконец, нашёл. Но это секрет. Сохранишь его?
- Да! - Сын обещает, хотя я вижу, что ему совсем не хочется этого делать. - Только Марку можно расскажу? Он мой лучший друг!
- Марку можно, — разрешаю и треплю мягкую щёчку. - И мне, сынок, нужна твоя помощь. Ты же веришь в чудеса? - Кивает. - Нам очень нужно чудо. А для этого, нужно очень сильно любить маму и рассказать, как сильно мы её любим, ждём и хотим, чтобы она была с нами. Поможешь?
Это был долгий день. Мы говорили и говорили, пока не уснули на кресле, сжимая в объятиях друг друга.
А утром…
Продолжение:
PS. Давайте договоримся, что мы не обращаем внимание на медицинские неточности. Переливание крови довольно опасный процесс. Осложнения встречаются у 3% пациентов. Правда, не через 2 дня. Да и симптомы совершенно другие. Я это изучила, но решила оставить задумку первоначальной, без вникание медицинских тонкостей.