Один день. К моему сроку был добавлен всего один день. Но он стал решающим фактором, между обычной тюрьмой и нескончаемым кошмаром тюрьмы Пембина. Я должен был получить 364 дня. Таков был уговор. Однако судье не понравилось мое “поведение”, что бы это не значило. Поэтому, он добавил еще день. Год был минимальным тюремным сроком. Мой адвокат поднял бучу, но это ничего не дало. Не его вина впрочем, именно он выпустит в свет это заявление. В прессу или интернет, на тот случай если Коррекционная Группа Гардиан (КГГ) попытается наложить судебный запрет. Люди должны знать что произошло в тюрьме Пембина.
Скажу прямо, она населена призраками. Вы подумаете, что я шучу, вру или просто съехал с катушек, но вы даже представить себе не можете насколько это реально. Тюрьмы с привидениями совсем не такие какими вы себе их представляете. Места, которые так рекламируют, просто дурная шутка по сравнению с ними.
И я угодил в эту дыру даже не подозревая об этом
Не поймите меня неправильно, само здание было во вполне нормальном состоянии, для постройки из 1853 года. Приземистое, массивное здание было тесным, но гораздо менее ограниченным чем современные тюрьмы. Мы могли видеть камеры вокруг, на каждом этаже был один главный коридор, а сами камеры находились достаточно близко друг другу чтобы мы могли передавать вещи и общаться между собой. Могло быть и хуже.
Пять этажей, вместимостью в пять сотен заключенных. Когда я только прибыл туда, у меня было несколько соседей по камере. Я слышал, что в здании содержится две тысячи человек, но это вскоре изменилось.
Я ни с кем не говорил на протяжении первых трех недель. Я никогда не был в настоящей тюрьме и мне было тяжело. Я не хотел принимать тот факт, что мне придется провести целый год в этом месте запертым в камере с тремя парнями. Казалось, что вся тюрьма забита одичавшими людьми. Весь первый этаж по ночам начинал панически кричать и выть словно зверье. Мы были на самом высоком этаже, но благодаря старой планировке, мы слышали их так же хорошо как если бы они кричали рядом с нами. Я успокаивал себя мыслью, что все они просто психи, но потом в первый день моей четвертой недели охранники не пришли нас будить.
Когда я проснулся в своем углу, не услышав стук дубинки по прутьям решетки, я впервые заговорил. Я спросил своего сокамерника Донте о том, что случилось, и я никогда не забуду страх в его голосе, когда он ответил:
- Охранников нет, парень.
Заключенные тихо переговаривались с соседними камерами, и кричали другим этажам. Однако всё, что удалось выяснить это то, что что-то случилось на первом этаже, и они все уволились в знак протеста. Скорее всего из-за психов, что выли всю ночь, не так ли? За исключением того, что никто из нас не мог докричаться до первого этажа. В ответ было молчание. Со второго этажа говорили, что там кто-то есть. Периодически доносилось, как кто-то шаркает ногами по полу, но кто бы это ни был, он не произнес ни слова в ответ.
Тогда же Донте в первый раз упомянул странные истории про первый этаж. Он надеялся, что все это вранье, однако, когда я спросил его об этом, он лишь покачал головой:
- Не обращай внимания. Все это бред.
Всем было не по себе. Время шло, и никто не пришел чтобы выпустить нас на завтрак. НИкто не пришел и в обед. Время, когда нас выпускали на воздух, пришло и ушло, и тогда обстановка стала напряженной. Слева от нашей камеры, друг Донте, по имени Уилл начал передавать через других заключенных, чтобы все успокоились и поделились едой у кого она была.
- Всё настолько плохо? - спросил я Донте.
- Ну, они и раньше такое устраивали, - сказал он. Но два наших сокамерника не были убеждены.
- Да, но не так, - возразил один из них. - Они делали упор на то, что косяк наш. И мы понимали. Никто никогда не уходил вот так.
Кто-то передал нам немного засохшего хлеба, за что мы были благодарны. Новые охранники появились только спустя день.
Мы вдоволь нагулялись когда они пришли, но сами охранники были в еще большем замешательстве. Уилл спросил одного из них о том, что случилось, пока мы наблюдали издалека.
- Без понятия, - ответил тот. - КГГ предложило дополнительную плату, я и устроился.
- А что с ребятами с первого этажа? - спросил Уилл - Мы слышали как они шарятся там. Но во дворе никого из них нет.
- Там никого, - охранник скривился. - Перевели всех.
- В смысле, перевели? Как это?
- А вот так. Компания больше не смогла их содержать, и их вернули в руки штата.
Это было понятно. Если весь этаж был забит психами, у первой частной тюрьмы в Северной Дакоте вряд ли были средства и опыт для их содержания. У новеньких не было опыта даже с такими как мы. Их было в половину меньше чем предыдущих, и они не знали ни стандартных процедур ни того кто из нас опасен, а кто нет. В результате они были напряжены, и вели себя жестко с нами. Все за исключением Келлена.
Келлен не был первым охранником, который относился к нам по-человечески, но из новых, он был единственным. Он шутил с нами, когда мы были на воздухе, никогда не бил нас, и всегда смотрел в глаза при разговоре. Именно Келлен нашел документы, которые подтверждали, что психов перевели, однако прошло целых три месяца пока КГГ дали ответ. К тому моменту, когда он пришел, мы уже забыли об этом.
Двумя ночами позже, спустя два часа после отбоя, заключенные со второго этажа начали кричать. Донте подкинулся на койке, и, потеряв равновесие, свалился на одного из наших сокамерников.
- Твою мать, походу пожар! - крикнул он.
Другие заключенные на нашем ряду начали стучать по решеткам, и звать охранников, но те пробежали мимо и направились вниз не сказав ни слова. Мы слышали их громкие команды, а после крик удивления. Заключенных со второго этажа было слышно лучше, они были чем-то сильно напуганы и звали на помощь. После десяти минут криков и грохота открывающихся решеток, всё стихло. Мы сидели в темноте, вслушиваясь в тишину до самого утра.
Когда пришла другая смена, они были ошеломлены. Келлен пришел к нам, узнать, что случилось. Мы рассказали ему, что знали. Он пошел проверить, обнаружив пустой второй этаж и открытые решетки камер. Никаких следов произошедшего не было, однако Келлен заверил нас, что проверит не был ли это очередной перевод заключенных.
Донте сжал прутья решетки, привлекая внимание Келлена.
- Прошу тебя, узнай, кто бродит внизу по ночам, - сказал он.
- Слушай, я ведь дневная смена, - замялся охранник. - Не знаю, что смогу сделать.
- Заключенные пропали, - Донте говорил тихо, но с нажимом. - Но ребята с третьего этажа говорят, что слышат кого-то внизу. Может, он там даже не один. Каждый час, они слышат чьи-то шаги внизу, и так до самого утра.
- Я могу пойти сейчас посмотреть.
Донте остановил его, схватив за рукав, за такой поступок охранники обычно избивали.
- Послушай меня, - сказал он встревоженно. - Не ходи туда один. Если пойдешь сам - оставайся на лестничной площадке.
Келлен испуганно кивнул. Казалось, он наконец понял, как мы были напуганы. Он махнул другому охраннику, и Донте отпустил его.
Ничего не происходило еще несколько месяцев. Ночная смена уволилась, и наняли новых охранников за еще более высокую оплату. Келлен с другим охранником обыскали первых два этажа, но ничего не нашли. Донте полагал, что это из-за того, что они делали это днем, однако он ни за что не попросил бы нашего единственного друга рисковать своей шкурой. Примерно три месяца спустя, отсидев половину своего срока, я начал рисовать, поэтому имел при себе ручку и блокнот. Тогда же мы проснулись посреди ночи, когда на третьем этаже поднялась паника.
В этот раз мы были не так сильно напуганы происходящим. Уилл предложил пробегающему мимо охраннику пять сотен со своего комиссионного счета если тот расскажет ему, что происходит внизу. Донте напряженно вслушивался, пытаясь разобрать, что кричали на третьем этаже. Я же пытался записать, что он услышал.
Что я записал:
“Господи Иисусе”
“Убивает его”
“Боже”
“Выпустите”
“Идет сюда”
Чувство страха в этот раз было слабее, потому что мы уже испытали это дважды, однако теперь он был дольше. Мы знали наверняка, это повторится, поэтому все заключенные начали связываться со своими адвокатами. Всеми правдами и неправдами пытаясь перевестись в другие тюрьмы. Даже если это означало худшие условия. Проблема была в том, что тюремная система Северной Дакоты уже была перегружена, из-за чего КГГ и была основана. Поэтому, каждый, кто переводился, делал процесс сложнее для всех остальных. Оба наших сокамерника перевелись, и места стало больше, но это было слабым утешением.
Слухи начали распространяться за пределы тюрьмы. Решение КГГ - вместо того, чтобы платить охранникам больше - они убрали ночную смену, оставив лишь одного беднягу. Келлена это зацепило, но он начал верить, что происходит что-то неладное. Он достаточно долго отработал, и знал что мы не врали. Много других заключенных также сказали ему, что слышат как кто-то бродит по первому и второму этажу по ночам. Всего несколько шагов, иногда около двадцати, но это было всего один раз. Парень с четвертого этажа сказал, что слышал как кто-то пробежал по коридору на третьем этаже. Ожидал увидеть охранника на лестнице, но никто так и не появился. Он перерезал себе вены, из-за чего его увезли в больницу, так что мы восприняли это серьезно.
Всё это заставило Келлена начать свое собственное расследование. На седьмой месяц моего срока, он пришел к нашей камере, бледный как мел.
- Что слышно? - спросил Уилл из своей камеры.
- Много всякой бредятины, - мрачно ответил охранник, доставая блокнот. - Но это место много где упоминается. Его уже закрывали раньше, но исторические документы мне никто не дает. В общем, я не думаю, что проблема в самой тюрьме. Слушайте. Два канадских священника, Норберт Провенчер и Сэвир Дьюмолин посещали Пембину еще в 1818 году. Здесь и города официально тогда не было. Это когда еще Компания Гудзонова Залива здесь заправляла. Настолько давно это было. Пембина было самым большим поселением в Северной Дакоте тогда, поэтому торговый пост был занят. Из-за этого оба священника решили переночевать на том месте где река Пембина встречается с Красной рекой. По легенде, ночью к ним явился истлевший призрак женщины и забрал жизнь Провенчера. Они заключили с ней договор: разделить между ними оставшуюся жизнь. Оба проживут 35 лет вместо 70 которые оставалось жить Сэвиру. Сам Сэвир получил еще месяц и двадцать дней за жертву своего друга. Оба умерли 35 лет спустя.
Он замолчал. Я знал, что тюрьма Пембина это ужасное место, но это не означало, что я теперь должен верить всему.
- Дай угадаю, - сказал я - Севир умер месяц и двадцать дней после него, так?
Келлен кивнул.
Донте фыркнул.
- Это правда - настаивал охранник - Даты смерти указаны в Википедии. Но это не всё. Тридцать пять лет от 1818 года, это значит, что они умерли в 1853 году, тогда же была построена тюрьма. А место где они ночевали? Где встречаются две реки?
Я не знал, что всё это значит, но мне, внезапно, стало не по себе.
- Оно здесь, так?
- Я думаю, тут что-то есть, - сказал он серьезно. - Что-то древнее. У меня есть знакомый, у него родственники из племени Оджибве на Черепашьей горе. Они знают историю Красной реки лучше всех. Его дядя говорил ему, никогда не спать на том месте где встречаются эти две реки. Говорил там что-то живет под землей. Оно просыпается когда сменяются времена года.
Мы замолчали. Это были дурацкие сказки, но это было единственное объяснение. Чтобы это ни было, оно вернется. Уилл еще говорил с Келленом о чем-то, но Донте затих.
- Ты чего? - спросил я его, когда охранник ушел.
- Мне осталось еще пять лет, - сказал он мрачно, сидя на теперь свободной койке. - И у меня нет денег на адвоката. Ты выйдешь прежде чем оно доберется до нас, и я останусь тут один.
- Выйду ли? - ответил я, уверенности в этом у меня не было. - Оно вернется через два месяца за четвертым этажом, а потом, еще через три, за нами. Я могу выйти на неделю раньше, а могу днем позже.
- Я пытаюсь сказать, - проговорил он, смотря в пол. - Я надеюсь ты выйдешь до того как оно придет.
Я не знал, что сказать, и просто сел в свой угол, как делал всегда.
Довольно скоро мы узнали что КГГ испытывает большие трудности. Огромный поток переводов разозлил штат, и компания лишилась важного контракта на второе заведение, инвесторы тоже ушли. Количество охранников сократили, затем срезали, и Келлену стали доплачивать, как единственному охраннику дневной смены.
- На четвертом этаже, осталось только двое - сказал он нам. К тому моменту, на пятом этаже, нас осталось всего двадцать. - Думаю, мне стоит остаться, чтобы увидеть, что тут твориться. Бывшие охранники напуганы до смерти и ничего не говорят мне. Некоторые даже в драку лезут.
- Всё нормально, - успокоил его Уилл. - У тебя ребенок. Не стоит тебе тут быть.
Когда наступила ночь, двадцать человек сидели в своих камерах, молились и слушали.
В ночь понедельника ничего не произошло. Двое с четвертого этажа периодически кричали нам что все в порядке.
В ночь вторника тоже ничего не было. Напряжение, однако, росло, и мы слышали учащенное дыхание снизу. Могу только представить адреналин, бьющий по их вискам до рассвета.
Среда, снова ничего. Но воздух будто изменился. Тюрьма стала куда тише, когда от двух тысяч человек осталось всего двадцать два. Я чувствовал, будто тихое сердцебиение в воздухе, бьющееся сквозь реальность словно сквозь бумагу.
- Тебе кажется, - прошептал Донте.
Никто из нас не хотел говорить громче шепота. В четверг, ночью, сердцебиение сменилось ощущением шагов приближающимися издалека.
- Парни? - крикнул Уилл из своей камеры - Вы там в порядке?
- Всё еще тут - ответил один - Но я чувствую это. Оно идет. Уже скребется в дверь.
- Что ты несешь? Что это значит?
Но тот не ответил.
Ночь пятницы. Этой ночью всё случилось. Весь день, двое заключенных с четвертого этажа кидались на решетки своих камер. Умоляли выпустить их. Келлена разрывало изнутри. После двух часов этих криков, ему пришла в голову идея. Он перевел их обоих на пятый этаж.
- Если никого не будет на четвертом, - сказал он. - Мы все будем в безопасности, так?
Мы конечно согласились, но это был самообман. Когда пришел охранник ночной смены, он перепугался и вернул обоих заключенных на четвертый этаж. После чего сказал то о чем мы все думали:
- Если никого не будет на четвертом, оно придет сразу на пятый. О чем Келлен думал?
Весь вечер, мы часами слушали мольбы и плач. Это было самое тяжелое испытание в моей жизни. Я хотел позвать охранника; хотел сказать ему чтобы он увел этих людей оттуда. Но если бы я это сделал, оно пришло бы за нами всеми.
Когда это случилось, сердце будто сжала ледяная рука.
- Что там у вас происходит? - крикнул Донте.
- О-оно меняется, - ответил тот кто не рыдал.
- Что происходит? - крикнул Уилл - Скажи, что происходит?
- Оно красное!
- Красное?
- Оно красное!
- Что красное? - продолжал кричать Уилл - Твою мать, что красное?
Мы уставились на охранника, который стоял бледный от страха.
Поднялся крик. В этот раз всего лишь этажом ниже и мы отчетливо слышали каждое слово.
- Здесь! - панически заорал второй заключенный - Оно здесь!
Другой что говорил с нами до этого начал от страха биться об решетку. Но потом, внезапно, остановился. Двадцать человек прижались к решеткам, не имея возможности ни помочь ни убежать. Многие плакали, но все молчали. Крик мог заглушить последние слова людей внизу. Но те молчали. Почти два часа царила гробовая тишина. Мы ждали пока внизу в жуткой тишине раздавались шаркающие шаги. Что-то было не так. Впервые, жертвы того что было внизу вместо криков о помощи молчали. Что это меняло?
Наконец, рыдающий заключенный нарушил молчание:
- Боже, оно идет к тебе!
- Заткнись! Оно увидит тебя! Отвлеки это. Бей по решетке!
Звон металла эхом разнесся по коридору.
- Оно знает. Знает! - с ужасом сказал “плачущий”.
- Господи, сделай что нибудь!
Мы больше не молчали. Мы кричали то же самое охраннику. Сделай что нибудь! Он только стоял трясясь от страха.
- Очнись, наконец! - Мы кричали ему. Другие охранники и заключенные спаслись, ты тоже можешь! Чтобы это ни было, оно не пойдет за тобой если ты их выпустишь и уйдешь!
- Они умрут там внизу! - крикнул я.
Донте бросил в него ботинок и от удара тот пришел в себя. Он побежал к лестнице и спустился. Первое что мы услышали от него было:
- Господи Иисусе!
- Сюда! - Взмолился “плачущий”. - Господи, выпусти нас отсюда!
Второй молчал. Мы слышали, как он с ужасом хватал воздух, но и это стихло. После, прозвучала сирена, и все решетки на четвертом этаже открылись. Последовали звуки сбитого дыхания, кто-то побежал, а затем еще кто-то волоча что-то за собой. Тюрьма затихла.
Мы были снова одни. Ранее забитая тюрьма казалась огромной и пустой, теперь, когда в ней осталось всего двадцать заключенных без охраны. Той ночью, звуки шагов доносились снизу. Я старался считать их: сорок минут, кто-то сделал три шага из камеры в коридор; час и шесть минут, кто-то прошел десять шагов, и, внезапно, остановился. Двадцать восемь минут, шаги приблизились к лестнице и затихли. Кто бы это ни был, он ходил босиком, и места, где он останавливался и начинал идти, не совпадали. Часто, точка, где шаги прекращались, была далеко от того места, где они начинались снова.
Когда пришел рассвет, мы были напуганы до молчаливого ступора, только когда пришел Келлен мы снова зашевелились.
Из-за того что КГГ подало на банкротство, у нас больше не было ночной смены. Если оно придет за нами, не будет никого чтобы нас выпустить. Мы толком не ели и почти не разговаривали. Каждый прошедший день, был словно песчинкой в часах приближающих нашу казнь.
Парни начали сознаваться в преступлениях, которых даже не совершали только чтобы перевестись в тюрьму максимально строгого режима за пределами штата, единственный оставшийся вариант. Помимо суицида. Одного за другим, Келлен выводил или вывозил с нашего этажа. Из двадцати осталось пятнадцать, затем десять.
В итоге, остались лишь я, Донте и Уилл в камере слева. Мы трое и Келлен, четыре человека ждущие конца. За несколько недель до роковой ночи, мы играли в карты. Для меня это был всего лишь год, но я мог поклясться, что провел там целую жизнь. Я не мог думать, не мог вспомнить свою жизнь до этого, и не мог представить себе жизнь после. Каждый день, я молился, чтобы пришел приказ о переводе, но Северной Дакоте всё это надоело, и судьи прекратили прослушивание дел из тюрьмы Пембина.
Они не знали, что нас осталось лишь трое. Никто не знал. Мы связывались с прессой. Звонили губернатору. Мы подняли шум. Это оказалось еще хуже. Как выяснилось, никому не было дела.
Из КГГ никто не следил за ситуацией, и Келлен не мог ни до кого дозвониться. Зарплатой, точнее его оплатой, занималось третье лицо, отвечающее за выплаты, и они не могли давать никакой информации.
Роковая ночь приближалась.
В понедельник, ничего не было. Мы сидели как статуи в наших камерах, одни, ожидая знака приближения палача.
Когда пришел рассвет, мы выдохнули и начали снова двигаться.
- Ты выходишь в пятницу? - спросил Донте.
Я кивнул. Если все пойдет как должно, меня выпустят днем. Если я выйду до наступления ночи - я буду в порядке.
Ночь вторника - ничего. Еще один день. Всего один. Я просидел в этой темноте и - нет! Воздух в тюрьме изменился. Почти незаметное сердцебиение зазвучало вокруг нас. Оно пришло на день раньше.
Тем утром, Уилл, пытаясь успокоить, похлопал меня по руке.
- Мне жаль, парень.
Донте сокрушенно покачал головой.
Я не выйду вовремя.
В ночь среды, сердцебиение сменилось звуком шагов из недосягаемой пустоты. Я простоял у решетки своей камеры весь день. Пальцы сжимали прутья, с тем же напряжением, которое повисло в воздухе. Этого не может быть. Так не должно быть. Мой адвокат должен войти и сказать, что отменил несправедливое решение судьи и лишний день снят. Один день. Один чертов день! Я провел целый год в этой тюрьме, но один день означал жизнь или смерть! Выпустите меня! Мать вашу, выпустите меня! Господи!
Но никому нет дела, и никто не слушал.
Я хотел бы сказать, что Келлен остался на ночь. Что когда весь этаж засветился красным - коридор, камеры даже сам камень и это адское отродье проснулось на смене времен года, и далекие шаги стали путником у дверей нашего разума - я хотел бы сказать, что Келлен был там, чтобы открыть решетки и выпустить нас.
Я хотел бы сказать, что ничего не видел, и, что я не навсегда сломленный человек. Что я не царапал стены моей камеры от страха, пока оно медленно приближалось, двигаясь на несколько шагов каждые двадцать минут. Я бы хотел сказать, что мы втроем все смогли сбежать от этого ужаса с гнилыми руками и слепыми глазами, излучающими кровавый свет, пока оно на ощупь искало нас.
Но я не могу дать вам такой конец. Компания уволила Келлена, и сменила замки в тюрьме. Согласно их документам, всех заключенных перевели, и ему платили за охрану пустой тюрьмы. Они бросили нас там на одиннадцать дней, пока ошибка не обнаружилась, это означало одиннадцать ночей с этой тварью. Одиннадцать дней, мы голодали. Одиннадцать ночей, мы сидели неподвижно, не смея дышать и даже смотреть по сторонам. Оно знало где мы примерно, стояло у наших решеток часами, иногда проходило сквозь них и шарило по кроватям рядом с нами подмывая нас сделать хоть малейшее движение.
Когда вы проведете шесть часов, глядя в слепые кровавые глаза гниющего демона, не моргая, боясь, что оно может почувствовать воздух от движения ваших ресниц. Когда вы увидите миры, которые оно проходило, отражающиеся в этих адских красных глазах, вы поймете.
Никому нет дела.