Минутка краеведения для земляков. Прочитал воспоминания известного советского академика Станислава Струмилина, который активно участвовал в революционном движении, дважды бежал из царской ссылки, был делегатом 4-го и 5-го съездов РСДРП. Примыкал к меньшевикам, что не помешало ему впоследствии стать лауреатом Сталинской премии. Меня заинтересовало его описание ссылки в Олонецком уезде в 1904-1905 годах года:
«Место нашей ссылки, карельский поселок Виэл-Ярви у озера того же наименования отстоял от уездного центра — Олонца верст на 60 и от ближайшего почтового отделения — верст на 30. Место было дикое и глухое, хотя по-своему и очень живописное. Лесная глушь с перелесками вокруг большого озера, дальний берег которого скрывался в туманах, гранитные скалы, полуобросшие мхом, звонкие ручьи, срывающиеся с этих скал журчащими каскадами... Весь этот северный дикий ландшафт: и вечно белесый небосвод, и такое прохладное здесь лето, и томительно белые ночи, и даже смолистый свежий воздух, наполняющий грудь,— все полно было легкой поэтической грусти... Часто хмурилось здешнее небо.
И всегда хмурились — без проблеска улыбки среди суровой природы — угрюмые лица здешних людей. По внешнему облику и одежде местные карелы ничем не отличались от привычных нам мужичков среднерусской полосы. Но характер, язык и нравы этих ближайших сородичей финнов были совсем иные. Они не знали крепостного права и помещиков. И потому ни пред кем не ломали шапок. Не знали они также ни воровства, ни обмана. А потому их дома обходились без замков и запоров. Но чужды были им и великорусская добродушная хитринка, и украинский незлобивый юмор. Нравы были как раз подстать дикой и суровой природе. Еще по дороге к месту ссылки нам рассказали в одной деревне о том, как двое приятелей в пьяном задоре «в шутку» перепилили третьего надвое... Столь невеселые шутки могут прийтись по вкусу только очень непритязательным юмористам. Можно себе представить, однако, на что способен такой народ под сердитую руку, если даже его «шутки» столь смертоносны.
Осмотревшись на новом месте, мы скоро поняли, что, удалившись от столицы всего километров на триста, мы отошли вместе с тем и в глубь времен по меньшей мере лет на триста. Судя по всему, здесь протекал еще XVI или XVII век. Достаточно сказать, что здесь еще безраздельно господствовала подсечно-огневая система земледелия. Земли было до черта, а пашни — на грош, ибо ее приходилось отвоевывать у леса слишком архаическими средствами. Еще зимой приходилось подрубать и валить весь лес на облюбованной делянке. Затем ранней весной его поджигали, но он упорно отказывался гореть. Приходилось сваленные бревна вперемежку с кустарником сгребать в костры, и передвигая их вручную от края до края, обжигать таким образом всю делянку. Возвращались люди с этой работы все черные от дыма и копоти, густо замешанной обильным соленым потом. Это был воистину адский труд...
Благодаря обилию леса у всех крестьян были просторные дворы и избы, а также бани, в которых жители обоего пола всегда мылись совместно. Но зато во всем поселке не было еще ни одной телеги... Сами карелы возили свою кладь зимой на санках, а летом — на волокушах, т. е. на паре длинных оглоблей, куда на одном конце впрягалась лошадь, а на другом, с двумя перекладинами, размещалась кладь, передвигаемая волоком по земле. Колес не требовалось за полным почти отсутствием проезжих колесных дорог. К тому же в условиях глубоко натурального хозяйства здешним крестьянам и выезжать-то за пределы околицы почти не приходилось...
И вот на место Плеве был призван к власти Святополк-Мирский, открывший новую эру «либеральной весны»... Лично мне эта «весна» позволила перебраться из Виэл-Ярви в Олонец, т. е. в значительно более благоприятные условия труда и быта. Прежде всего мы могли уже свободно объясняться со всеми на общедоступном русском языке, ибо в городе преобладало русское население. В Виэл-Ярви это было гораздо труднее. Взрослое население там вовсе не знало русского языка, а школьники, побывавшие в русской школе, основательно его коверкали. Они сообщали, например, что у кого то «сертучок сломался», или пели: «Мама чою, мама чою, палавина кафею!»... И все это сходило за русский язык. В Олонце все говорили по-русски. Но сверх того мы нашли здесь ряд товарищей по ссылке, с которыми нас сближал общий язык не только знакомых слов, но и созвучных убеждений. В Олонецкой губернии было немного политических, но в 1904 г. среди них находились столь известные впоследствии люди, как М. И. Калинин и А. Д. Цюрупа. Тогда трудно было еще себе представить, что из опального провинциального агронома Цюрупы выработается вскоре образцовый председатель союзного Госплана или что скромный путиловский токарь Калинин, с которым я впервые познакомился еще на пути в ссылку, возглавит на много лет в качестве президента первое в мире социалистическое государство».
Замечу, что к сожалению, будущий академик Струмилин не знал карельского языка, иначе он бы понял, что мы народ очень даже юморной. Ну а что касается «расчлененки»… История, увы, вполне правдоподобная. Какие у пьяного карела могут вылезти, выражаясь строчками Заболоцкого, «боевые слоны подсознания», это вообще очень трудно предсказать. Бывает...
