Лифтёр Загоруйло по пятницам ел иваси. Порой выпивал, но вообще никогда не буянил. И если лифтёру мерещился кто-то по пьяни, то явно не феи. Лифтёр был не очень красив. Его отличал выдающийся пористый нос. А дворник Печёнкин, счастливый в несбывшемся браке, по детству с лифтёром соседствовал в тесном бараке. Потом легендарный барак отрядили под снос. Менялись ландшафты, росли этажи перспектив. В прекрасное завтра шагали подъёмные краны. Лифтёр Загоруйло вставал возмутительно рано, похрустывал шеей, изрядно хандроз запустив.
Лифтёра любили не все, но практически все. Особенно сильно в момент застревания лифта. Любили беднягу таксисты, поклонники дрифта и дворник Печёнкин, таскавший в кармане кисет. И вот, обсуждая возможности судного дня, какие лифтёрам в раю полагаются гиды, Печёнкин сказал: а ведь ты, Загоруйло, подкидыш. Наверно, тебя большеносая ищет родня.
Ещё у лифтера был собственный маленький бог, свой собственный маленький Хемуль из снежного шара. Очки, старомодное платье оттенка пожара, цилиндр весьма симпатичен, довольно неплох. Когда наступали морозы, царила зима, лифтёр Загоруйло лежал на диване в лифтёрной, заваривал ройбуш, смакуя варенье из тёрна. Мечтал иногда, понемногу слетая с ума, о том, что во вторник, в субботу, а то и в четверг к нему постучится небесный отряд бегемотов: привет, дорогой Загоруйло, да ладно, чего ты, не плачь, Загоруйло, крепись, ты же наш человек.
И будет губная гармошка, и долгий рассказ. Коллекция бабочек, трубка с колечками дыма. Пахучие яблоки с ветки, из леса вестимо. Такая нездешняя пела в лифтёре тоска, такая гнездилась в лифтёре запретная дрожь, как будто реально лифтёра по шву распороли. Бывает же, правда: забудут тебя муми-тролли, и ты в человеческом мире живёшь и живёшь.
Ложись по звонку, поднимайся, вставай, целина. Целуйся в метро, в подворотне, какая омела. Жизнь даже почти ничего, если в жизни есть мелочь, которая шар, ерунда, две копейки цена.
Но вышел однажды лифтёр Загоруйло во двор. Увидел лифтёр Загоруйло: по свежему снегу вихляет цепочка следов. Превеликая нега, и дворник Печёнкин похоже не дворник, а дворф.
Ловил Загоруйло снежинки смеющимся ртом, катался на хлипкой картонке с подтаявшей горки. А маленький Хемуль, ревниво расправив оборки, спешил из стеклянного шарика в маленький дом, где Главная Мама, конечно, нажарив котлет, ужасно вздыхала, за каждое чадо в ответе: опять Загоруйло. Лифтёры — ну чистые дети. Напомни его поругать через семьдесят лет.
Стих: Наталья Захарцева