В Советском Союзе в 30-е годы исследования в области ядерной физики начали отставать от мирового уровня. Сотрудникам физико-технического института в Ленинграде, которыми руководил сам А. Ф. Иоффе, жёстко высказали, что занимаются они бесполезным для страны делом. В таких условиях академики постепенно начали «шарахаться» от «неперспективной» темы исследований.
Первый сбор информации об исследованиях, связанных с созданием атомной бомбы, начался по инициативе Леонида Романовича Квасникова, руководителя научно-технического подразделения советской разведки, штат которой насчитывал за 2 года до войны всего три человека. В 1940 году Квасников, движимый интуицией и аналитическими данными, направил резидентурам нескольких стран (там, где считал возможность работ наиболее вероятным) телеграммы с указанием – внимательно следить за возможным началом работ по созданию атомного оружия.
Уже в 1941 году пришли первые данные из США и Великобритании. Было полностью подтверждено, что учёные этих стран начинают работу над созданием атомной бомбы. К 1943 году НКВД предоставил руководству страны данные разведки, после которых ГКО принял решение о развёртывании таких работ и в СССР. Была создана лаборатория № 2 в Институте атомной энергии, которая стала координировать работы всех учёных и НИИ Союза по атомной тематике.
В это время к работе был подключен разведчик Анатолий Яцков. Искали пути выхода на учёных, занимающихся атомным («Манхэттенским») проектом в США. Две подготовленные операции не дали результата. Зато он случайно познакомился с человеком, у которого в друзьях были физики-атомщики, готовые помогать Союзу из личных политических симпатий.
Подключили и тех, кто уже работал в США не один год. Так выпускник Массачусетского технологического института Семён Маркович Семёнов вывел Яцкова на контакт с поистине бесценным источником – Клаусом Фуксом. Контакт происходил через связного. Первый директор ЦРУ А. Даллес назовёт ещё одного помощника СССР – итальянского физика Бруно Понтекорво. Но сам Яцков эту версию американца не подтверждал, невзирая на том, что этого учёного позднее переправили с семьёй в СССР.
Клаус Фукс был сыном немецкого священника и убеждённым антифашистом. После прихода к власти Гитлера сначала эмигрировал в Англию, потом в США. Есть версия, что осенью 1941 года он сам пришёл в советское посольство в Лондоне и сказал, что участвует в создании атомной бомбы. С этого времени бескорыстно сотрудничал с советской разведкой. Передал в Советский Союз массу важнейшей технической информации. Был арестован в Великобритании. Английский суд приговорил его к 14 годам тюремного заключения. Был освобождён после 9 лет срока «за примерное поведение». Сразу после этого уехал в ГДР и жил там до конца жизни.
С ним в разные годы работы кроме Яцкова и Семёнова были связаны Леонид Романович Квасников, Владимир Борисович Барковский и Александр Семёнович Феклисов. Об этом они смогли рассказать лишь через много десятков лет.
Кроме Фукса на атомных объектах «Манхэттенского проекта» работало ещё четверо советских «агентов». Никто из них не работал за деньги. Один из этих учёных своё стремление помочь СССР объяснил тем, что такую страшную вещь можно было бы доверить только Советскому Союзу. Но раз у физиков нет возможности отобрать проект у США или Великобритании, значит нужно сделать так, чтобы о всех работах было известно и в советской стране.
Сложно приходилось не только учёным, но и нашим связным. Одной из них была Леонтина (Лесли) Коэн. Ей приходилось приезжать в достаточно пустынный городок рядом с атомным центром. Но важно было не только забрать материалы, но и довезти их. Однажды, когда обыскивали каждого входящего в вагоны, ей пришлось сыграть растерянную пассажирку, которая ищет куда-то запропастившийся билет. В этот момент лёгкую коробочку с салфетками (где внизу лежали секретные документы и чертежи) она буквально всунула в руки «подержать» одному из проверяющих.
Постепенно от наших учёных разведчики стали получать вопросы, требующие дополнительного уточнения. Так стало понятно, что информация идёт в дело. Одно время Берия и ряд учёных заподозрили, что к ним из-за границы идёт дезинформация. Но Курчатов своим авторитетом сумел убедить их в правильном направлении работы. Наши учёные не только обсуждали и использовали данные разведки, но и искали свои пути развития.
В мае 1945 года СССР знал о первых готовящихся испытаниях, а уже в июне получил все данные по ним. Американская контрразведка долгое время была уверена, что русские понятия не имеют не только об испытаниях, но и о самих секретных объектах по разработке атомного оружия.
В новой России какое-то время впадали из крайности в крайность – то считалось, что без разведки учёные не создали бы так быстро ничего, то писали, что информация из зарубежных центров не имела особого значения. Истина остаётся где-то посередине.
Но сами разведчики на первый план ставят работу учёных. В одном из интервью Анатолий Антонович Яцков заявил, что бомбу создали учёные, а переданная им информация лишь легла на благодатную почву. Просто разведка позволила получить выигрыш во времени.
А это не дало развернуться таким планам, как «Троян» или «Дропшот», где каждому промышленному советскому городу предназначалось своё количество атомных бомб. Атомный шантаж против Советского Союза не удался.
Дорогие друзья, спасибо за ваши лайки и комментарии, они очень важны! Читайте другие интересные статьи на нашем канале.