Биографические миниатюры
История с медом
Мне было шесть лет, а моему братишке три года, когда родители, оставив нас на попечение бабушки со стороны матери, съездили в далекое село Еланлы навестить родственников отца. Там жил его дядя, приходившийся мне, стало быть, двоюродным дедом. Дед содержал небольшую пасеку. Щедрой души человек, он наполнил эмалированное ведро свеженакачанным медом и отдал моим родителям: «Побалуете ваших парнишек».
Вернувшись из поездки, отец поставил ведро с медом на пол посредине горницы, посадил меня с братишкой рядом, вручил ложки. Сказал, не подумав о последствиях: «Ешьте вдоволь».
Ну, мы и расстарались. Наелись до дурноты. Потом много лет мы с братишкой смотрели на мед с отвращением. Даже в голодные годы Великой Отечественной войны, если б мне предложили это сладкое угощение, я от него отказался бы.
В молодые наши годы бытовала шутливая поговорка: «Все хорошо в меру, как сказал товарищ Неру». Джавахарлал Неру, премьер-министр Индии, был популярен в нашей стране. Слыша приписываемую ему ради рифмы поговорку, я невольно вспоминал случившуюся со мной в детстве историю с медом. Теперь я ем мед. С особым удовольствием, если он слегка горчит.
Война
Я помню день, когда началась Великая Отечественная война. Мне кажется, взрослые тогда не сразу осознали масштабы опасности, нависшей над страной, хотя даже я, восьмилетний, почувствовал разлившуюся в воздухе тревогу. Мои родители вечером, как обычно в воскресенье, пошли в районный Дом культуры посмотреть кино, взяв с собой и меня. Перед сеансом по уличному громкоговорителю прозвучали последние известия. Мне запомнилось сообщение, что наши летчики в тот день сбили более трех десятков вражеских самолетов. Я обрадовался: ну, мы им покажем!
Потом начался фильм «Последний табор». Есть в нем эпизод: цыгане переправляются через бурную реку, неожиданно трос, вдоль которого ходил паром, обрывается, река уносит бедняг вниз по течению. Душа у меня замерла: ой, что теперь будет? Но демонстрация фильма тоже прервалась, в зале вспыхнул свет, на сцену выскочил пожилой мужчина и обратился ко всем, кто может взять в руки оружие, с призывом не ждать повестки из военкомата, а пойти туда самим и отправиться на фронт добровольцами. Родина в опасности!
В зале возникла сумятица, теперь я испугался и захныкал.
– Ну-ну, – сказал отец, – успокойся, мы сумеем защитить свою страну!
На войну его взяли не сразу, видимо, как специалиста сельского хозяйства придержали в тылу. Он ушел воевать 6 января 1942 года и пропал без вести на Калининском фронте. Сейчас считается, что около 4 миллионов солдат и офицеров той войны, наших солдат и офицеров, все еще остаются засыпанными в окопах или утопшими в болотах, не похороненными надлежащим образом. Думаю, и мой отец среди них. Молодежные поисковые группы находят их останки и предают земле с почестями, зачастую – не дожидаясь помощи со стороны государства. Государство и во время войны подозревало погибших при чрезвычайных обстоятельствах воинов в измене Родине. Наша мама отчаянно билась тогда, чтобы я и мой младший брат не умерли с голоду или от тифа, спасла нас, поставила на ноги, и мы вырастили теперь своих детей, внуков и внучек. Но до сих пор я не забыл вкуса черных лепешек из размолотых семян лебеды, которые мы грызли, стараясь утолить голод, и нервничаю, если вечером не вижу на столе кирпичика белого хлеба, припасенного на завтра.
Американские штаны
Во время войны с гитлеровцами я слышал много разговоров о наших союзниках-американцах. К нашей матери иногда заходила старушка-гадалка и гадала на бобах, когда АКШ (это название США по-татарски) откроют Второй фронт. Отношение к заокеанской стране в народе было в общем положительным. Американцы помогали нашей армии техникой, а населению – яичным порошком и, как называется это сейчас, секонд-хендом. Мне довелось несколько раз попробовать яичницу из этого порошка. Говорили, что делают его из черепашьих яиц. Так ли это, нет ли – я не знал, но блюдо мне понравилось.
Однажды мама угодила на раздачу собранной для нас американцами слегка поношенной одежды. Ей достались желтые бархатные штаны, сшитые для мальчика моего возраста. Я учился тогда в четвертом классе. Штаны эти, подобно пифагоровым, по школьному присловью, штанам, были на все стороны равны. В них могли бы влезть сразу два таких, как я, мальчика. Я не мог представить себе американского ровесника, для которого они были сшиты. Мама перешила их, подогнала по ширине к моей фигуре, и я несколько лет щеголял в бархатных штанах.
С тех пор, несмотря на годы холодной войны, когда Соединенные Штаты представлялись главным нашим потенциальным врагом, я храню в душе теплое чувство к безвестному американскому мальчику, пожертвовавшему своими штанами ради меня. Человеческая доброта не забывается.
Сам себе режиссер
Когда я учился в педагогическом училище, наша преподавательница литературы Ольга Николаевна организовала драмкружок с тем, чтобы мы подготовили спектакль и выступили на районном смотре художественной самодеятельности. Для постановки выбрали пьесу «Сказка о правде», посвященную подвигу Зои Космодемьянской. Мне досталась роль персонажа по имени Костик.
В ходе репетиций возникла мысль вставить в спектакль какую-нибудь песню. Какую? Одна моя сокурсница предложила спеть песню, которая начиналась так: «Мы, цыгане, люди бедны, Разменяйте деньги медны…».
– Что ты, милая! – возмутилась Ольга Николаевна. – Это никаким боком нам не подходит!
Решили негромко спеть очень популярную тогда «Катюшу». Больше особо значимых режиссерских установок наша руководительница не давала, предоставив каждому право стать самому себе режиссером.
И вот мы – в районном Доме культуры. Мне предстояло появиться на сцене со спешным сообщением, о чем – точно уже не помню. Можно было просто выбежать, но я решил проявить творческую смекалку, выбежал, волоча свою телогрейку по полу, будто бы второпях нечаянно наступил на нее и чуть не упал, чем вызвал оживление в зрительном зале. Еще раз привлек к себе внимание в сцене у партизанского костра. Товарищи мои сидели, опершись об учебные винтовки, а я вынул затвор и почистил его рукавом.
Жюри оценило наш спектакль в целом положительно, а мой талант отметило особо, присудило мне премию – 15 рублей.
Потом, чтобы получить эти деньги, я долго ходил к заведующему Домом культуры. Он, должно быть, их потратил и все обещал: «Вот устрою платные танцы – и рассчитаюсь с тобой». Я обиделся и решил больше в художественной самодеятельности не участвовать. Может, зря так решил. Может, из меня получился бы знаменитый артист. Впрочем, тем, как сложилась моя дальнейшая жизнь, я в общем доволен.
Пятно на совести
Я окончил педагогический институт с красным дипломом. Это не значит, что очень уж усердно корпел над конспектами лекций и учебниками. На экзаменах иногда приходилось пользоваться маленькими студенческими хитростями.
На нашем факультете студенты были разбиты на три группы, обозначенные литерами «а», «б» и «в». Готовили нас к преподаванию русского языка и литературы, соответственно, в русских, башкирских и татарских школах. Лекции слушали все вместе, каждая группа дополнительно изучала лишь методику преподавания в тех школах, где нам предстояло работать.
Я учился в трупе «в», а мой друг Саша Филиппов, в будущем – народный поэт Башкортостана, – в группе «а». Его группа сдавала экзамены первой, моя – тем же наставникам спустя день. Воспользовавшись этим, перед экзаменом по истории педагогики, предмету, на мой взгляд, второстепенному, я попросил Сашу как-нибудь пометить доставшийся ему билет, а я, мол, хорошо подготовлюсь к ответам на вопросы, содержащиеся в этом билете. Саша просьбу выполнил, да не очень ловко. Тряхнул авторучкой над обратной стороной билета, хотел пометить небольшим чернильным пятнышком, а капнули несколько большущих капель. С испугу он провел по ним рукой, размазал капли, усугубив свою неловкость.
Экзаменаторша все же испачканный билет не сменила. Я получил оценку «отлично» плюс пятно на совести. Впрочем, угрызения совести особо меня не мучили.
Много лет спустя у гроба Александра Павловича я вдруг вспомнил эту историю и благодарно улыбнулся ему сквозь слезы.
Сожаление
Сразу после окончания института меня призвали в армию. Отслужил от звонка до звонка три года.
Ночь. Стою на посту у знамени полка. Мне не положено ни сидеть, ни расхаживать, имею право лишь моргать глазами и искоса поглядывать налево-направо. Поодаль от меня у входа в штаб дежурит, развалясь на стуле, мой сослуживец Аркашка, форменный разгильдяй. Дымит махорочной самокруткой, что Уставом караульной службы запрещено. Мы оба – из роты ТЭЧ (технико-эксплуатационная часть авиаполка). Дисциплина в роте не очень строгая, так как мы не столько солдаты, сколько работяги-механики, обслуживаем дальние бомбардировщики. Правда, Аркашка несет службу за рулем ремонтной мастерской на колесах, чувствует себя человеком вольным, почти штатским, потому и разгильдяй.
Неожиданно открылась дверь, в коридор вошел начальник штаба полка. Что его привело в штаб ночью – осталось для нас загадкой. Аркашка вскочил, положив дымившуюся цигарку на тумбочку. Начальник штаба, увидев непорядок, молча протянул руку в направлении цигарки: дескать, что это за безобразие? Аркашка прикинулся дурачком, схватил его руку и энергично затряс:
– Здравствуйте, товарищ подполковник, здравствуйте!
Подполковник, ничего не сказав, видимо, впав в растерянность от такой чудовищной наглости, повернулся и ушел.
Наутро Аркашка получил пять суток ареста. Отбыв срок на гауптвахте, вернулся в казарму с безмятежной улыбкой на лице. Вот счастливый человек, никакое наказание его не пронимает!
Вспоминая об этом происшествии, я слегка сожалею о том, что сам ни разу на гауптвахту не угодил. А мне это не помешало бы. В журналистской и писательской работе полезна осведомленность о всех сторонах жизни. Может быть, Достоевский стал Достоевским, каким его знает весь мир, потому, что на себе испытал ужасы каторги.
Посчастливилось
Мне посчастливилось в числе делегатов от Башкирии принять участие в работе XVI съезда комсомола. О впечатлениях от съезда я рассказал в записках под названием «С прошлым расстаюсь смеясь». Но один памятный эпизод в эти записки не вписался, ничего особо смешного в нем не было. Решил рассказать о нем сейчас.
…Закончился перерыв в заседании, в президиуме поднялся председательствующий, чтобы продолжить работу. В этот момент между рядами кресел появился то ли чуть запоздавший делегат, то ли гость съезда, торопливо высматривавший свободное место. Рядом со мной одно сиденье было не занято, на это сиденье он и присел. Я мельком глянул на него, что-то побудило меня посмотреть на соседа снова, внимательней, и я мысленно ахнул: да это же летчик-космонавт СССР Алексей Леонов! Случаются же чудеса на свете, я сижу рядом с известным всему миру героем, первым из землян шагнувшим в открытый космос!
Сейчас мы не все фамилии космонавтов помним, а тогда имена первых – Юрия Гагарина, Валентины Терешковой, Алексея Леонова – были у всех на устах. Они представлялись нам сказочными богатырями похлеще Ильи Муромца, а тут сидит слегка запыхавшийся, смущенный опозданием молодой человек, внешне ничем не отличающийся от обыкновенных парней. Да и все космонавты, наверно, на вид обыкновенные люди, только с особым стержнем в характерах.
Мой брат Мадриль, одно время работавший собкором Центрального телевидения по Башкирии, будучи в Москве, в гостинице «Юность» столкнулся у входа в парикмахерскую с Юрием Гагариным. Мне эта сценка представляется так: оба они смущенно улыбнулись и, как все хорошо воспитанные люди, движением руки, жестом предложили друг другу пройти первым. Но Гагарин-то для всего мира навсегда Первый с большой буквы, ему любой встречный должен был уступать дорогу. А он сам уступил…
Я не решился перекинуться с Леоновым хотя бы парой фраз, но само это безмолвное соседство стало одним из самых памятных событий моей жизни.
Да, наши космонавты – обычные земные люди, но с них началась новая эпоха в истории человечества. И даже шнурок Юрия Гагарина, развязавшийся, когда он шел с рапортом о своем полете, стал умилительным фактом истории. Мы стали свидетелями этого времени, вот что дорого.
Бережливый человек
В молодости был у меня сослуживец по имени Сергей, очень бережливый человек. Он всегда ездил только в трамвае, не садился в автобус или троллейбус, потому что трамвайный билет стоил на две копейки дешевле. Товарищи по работе посмеивались над ним, никто с Сергеем всерьез не дружил, не приглашал его в гости, зная, что и он не пригласит.
Благодаря бережливости Сергей еще до перехода в стране на рыночные отношения приобрел автомобиль «Жигули» одной из первых моделей. Мы ему немножко позавидовали. Мне тоже хотелось купить машину, но осуществить желание так и не удалось. Нет у меня автомобиля поныне, зато много друзей. Те из них, кто стал уже в нынешние времена автовладельцем, в случае нужды безотказно подвозят меня куда нужно.
Автор: Марсель Гафуров
Издание "Истоки" приглашает Вас на наш сайт, где есть много интересных и разнообразных публикаций!