«Магия, целиком пребывает в заколдованности мира и хочет расколдовать мир путем своекорыстного знания, дающего власть над тайнами естества. В магии нет свободы, в ней ложное, своекорыстное направление воли, без просветления, без рождения к новой жизни».
Николай Бердяев.
Я слышала близкие раскаты грома и видела сверкающие молнии в темном грозовом небе. Это было пугающе и захватывающе одновременно. Синь горизонта, зелень молодой травы очаровывали, а свежее дыхание весны будоражило душу. Ливень всколыхнул природу, одевая меня в свои теплые струи, но тут с неба посыпались искрящиеся льдины, и я заметалась, ища укрытие…
Меня разбудил грохот, который с минуту назад в моем сне был следствием града с куриное яйцо. Я испуганно подскочила и уставилась в потолок, но через пару секунд поняла, что кто-то настойчиво тарабанил в калитку.
- Улька, кого это принесло?! – раздался из соседней комнаты сонный и ужасно недовольный голос Маруси.
- Да я откуда знаю?! – крикнула я в ответ, напяливая теплый халат. Часы показывали семь утра. – Кому это не спится…
Обувая калоши, я почувствовала, как что-то кольнуло в правом глазу, и потерла его костяшкой пальца. Под пальцем глаз начал чесаться, что сразу меня насторожило. Какого черта? Чесотка на глаз переместилась?
От этой мысли мне стало смешно, и я тихо захихикала, выходя на крыльцо.
На улице было пасмурно, ночной дождь все еще капал с серого неба, но стало теплее, что не могло не радовать. Громко зевая, я подошла к калитке, нащупала ключ в кармане и отодвинула засов, предполагая, что за ней стоит кто-то из тех, кто занимается в клубе живописью или готовит концертную программу к празднику. Пусть сами открывают Дом культуры и делают там сегодня, что хотят, ведь это был о-очень важный праздник – День поселка. Кто решил, что этот день третье мая, оставалось загадкой, но каждый год в это время вся деревня впадала в веселое буйство. Начиналось все с концерта в центре нашего населенного пункта, а заканчивалось у клуба, где накрывали бесконечные столы. Они всегда ломились от еды и напитков, которые специально к празднику готовили местные жители.
Но распахнув калитку, я чуть не задохнулась от стыда, увидев трех врачей-калачей. Они стояли напротив меня такие свежие, бодрые, пышущие здоровьем, что я в этот момент остро почувствовала свою убогость. После вчерашних побегушек и выпитого вина, у меня немного отекло лицо (я просто видела свои щеки, если опускала глаза вниз). А еще я легла спать с влажной головой, и теперь мои густые волосы были похожи на соломенную крышу, которыми раньше накрывали старые хаты-мазанки.
- Доброе утро, – тот, которого величали Игорь Викторович, смотрел на меня таким глазами, что хотелось провалиться сквозь землю, и чтобы сверху еще елка упала. – С вами все в порядке? Вы хорошо себя чувствуете?
- Доброе, - я сделала серьезное лицо. – А почему вы спрашиваете?
У меня снова зачесался глаз, но я сдержалась и не стала тереть его перед ними. Странно… он становится уже или мне кажется?
- Просто мы вчера ночью видели вас… - ответил назойливый врачишка. – Все это выглядело очень странно… Если вам нужна помощь, просто скажите.
- Ах, вы об этом! – я махнула рукой, натянуто рассмеявшись. Смех у меня вышел тоже дурацким. Эдакое утробное «ох-хо-хо». Так смеялась Изаида Кимовна – руководитель и солистка вокального квинтета «Матрешки». А Изаидой она была по велению ее батюшки, ярым фанатом дедушки Ленина. Столь необычное имя происходило от сокращения словосочетания «иди за Ильичем, детка».
- Именно об этом, - подтвердил хирург-проктолог, глядя на меня хмурым, изучающим взглядом.
- Ничего странного и необычного. Мы просто лечились от чесотки по методу моей бабушки. Покойной, - я несла эту чушь, и в этот самый момент реально ощущала, что глаз действительно становится уже. – Нужно выйти ночью под дождь, в чем мать родила и сказать: «Смой с меня дождь почесуху и перенеси ее на… муху»…
Господи, что я несу? Я смотрела на них взглядом мертвой селедки и даже не краснела, хотя внутри уже несколько раз умерла от стыда.
- Вы это серьезно? – Максим Андреевич, наверное, не мог сообразить, дура я или просто издеваюсь над ними.
- Более чем, - кивнула я и протянула руку. – Вот, смотрите, ни малейшего следа.
Они втроем посмотрели на мою конечность, а потом опять уставились на мое лицо.
- Что ж, если вы не хотите, чтобы мы помогли вам, настаивать не будем, - медленно произнес молчавший до этого Алексей Александрович. – Но вот вам мой совет – от алкогольной зависимости очень трудно избавиться. Особенно женщинам. Возьмите себя в руки и обратитесь к специалистам.
Пока я с открытым ртом переваривала сказанное, они попрощались и потопали прочь, засунув руки в карманы.
Что-о?! Они нас за пьянчуг приняли?!
Меня охватило такое возмущение, что я даже тихо зарычала, несясь к дому. Вот гады! Помощники! Советчики хреновы! Кто вас звал с вашей заботой?!
Забежав в дом, я первым делом бросилась к зеркалу и мой вопль, похожий на ор павлина в брачный период, пронесся по дому. На меня из зеркала смотрело Лихо-одноглазое…
Копна волос, помятое после сладкого сна лицо и огромный ячмень на глазу, который казалось, вырос буквально за несколько минут. Он красиво лоснился, отсвечивал алым, а его желтоватая головка жирненько раскорячилась прямо между ресницами.
В комнату ворвались подруги, и я замерла, глядя на их лица. Раздуло всех.
* * *
- Ну что, думаешь, подействовало? – Мотя в нетерпении потирала руки. – Это ведь быстрое колдовство?
- Быстрое, быстрое… - довольно произнесла Пистя, пряча колдовские атрибуты. – Пусть с ячменями походят! Морды перекосит, будь здоров!
- Отлично. Вот и посмотрим, смогут ли они от этого избавиться! – ее сестра зло прищурилась. – А мы понаблюдаем.
- А ведь скоро праздник в поселке! Ульянка-то, должна присутствовать в клубе! – захихикала Епистимея. – Вот смеху-то будет! С такой рожей да в люди!
- Что думаешь, может и нам на праздник сходить? – задумчиво протянула Мотя. – На людей посмотреть… Повеселиться…
- А чего, можно конечно. Местные вроде собирают харчи на стол, так и мы не с пустыми руками придем! – воодушевилась вторая ведьма. – Чтобы никто ничего не подумал. Мясо приготовим, водки захватим! Эх, чувствую, повеселимся!
- Можно Леньке и Володьке зелья подлить! – Мотя порылась в ящике стола и достала оттуда маленькую книжонку. – Я туточки нашла один рецепт интересный!
- А чего там? Чего? – засуетилась Епистимея. – Любовное?
- Да зачем нам любовное? – насмешливо поинтересовалась ее сестра. – Нам похотливое подавай!
- Похотливое-е-е… - мечтательно протянула Пистя, прикрыв глаза. Но вдруг она всполошилась и спросила: - А ежели они избегать нас станут? Последний-то раз нехорошо получилось…
- Пусть избегают. Как только зелья выпьют, сразу подобреют! – захохотала Мотя, трясясь всем свои полным телом. – Нежные какие!
- Знаешь, что я думаю? – вторая ведьма перестала смеяться и стала серьезной. Ее глаза загорелись адским огнем. – Может баб их со свету сживем? Будут еще под ногами путаться!
- И то дело… Ведь колдовство в полную силу не подействует, если жена перед глазами крутиться станет, - поддержала ее сестра. – С пути собьет. Постоянно подколдовывать придется…
- Ну вот! Тогда и для баб зелье готовь! У тебя хорошо получается на паралич делать! – Пистя взяла с полки что-то завернутое в тряпицу. – Мертвый хлеб…
Мотя что-то долго варила в котелке, потом бросила туда краюху и прошептала:
- Иссохни, исчахни!
По крошкам сухим обмякни!
Что мертвым уготовано, живому приготовлено!
По крошкам не собрать, слово мое не сломать!
«Портить людей для черных ведьм не развлечение, а образ жизни. Они чувствуют своеобразную власть над обычными согражданами, и демонстрация этой власти даже для самих себя доставляет им особое удовольствие. Реальное письмо ведьмы: "...Растут у меня во дворе два деревца крест-накрест, старые уже, старше меня. Как ветерок, так и скрипят они, прямо стонут... Закапываю я между деревцами фотографию или вещь какую-то, скажу, что нужно, и начинает тот человек скрипеть да чахнуть. Быстро избавляет он землю от своего ненужного присутствия, а я всё время удивляюсь: до чего же это было просто и быстро!"
Просто и быстро убрать свою жертву с белого света - эта возможность даёт чёрной ведьме пьянящее ощущение могущества и власти над человеческой жизнью…»