<< Начало
<< Предыдущая глава
Во вторник вечером Гоша Рябцев был близок к самоубийству. Он высидел полтора часа нудной консультации перед экзаменом в институте, отпахал шесть часов тяжелой смены на работе и наконец-то вернулся домой. Не раздеваясь, он сел за компьютер и дважды кликнул по заветной иконке на рабочем столе. Как вдруг позвонили в дверь.
Гоша с сожалением встал из-за компьютерного стола. Плетясь к входной двери через коридор, увидел Янкины ключи и телефон на комоде. Ну конечно же!
Нелепая улыбка сама собой растянула губы Гоши, но тут же исчезла, когда он открыл дверь и увидел, что Янка пришла не одна, а вместе с Саней.
— Тоша! Привет!
Саня первым влетел в квартиру и с деланой радостью начал рьяно трясти своей огромной лапой худощавую ручонку Гоши.
— Гоша, — попытался с вызовом поправить тот, но получился тон обиженного ребёнка, будто вот-вот расплачется.
— Да пох. Слуш, у меня к тебе разговор есть.
«Опять скажут: сходи погуляй», — подумал Гоша.
Но слова Сани хлестнули его, словно пощечина:
— Может, ты того… съедешь отсюда?
Гоша оторопело смотрел на осклабившегося Саню. Перевёл взгляд на Янку. Та, кокетливо сморщив носик, прислонилась к стене и глядела куда-то на потолок, словно всё это её не касалось.
— И куда я съеду? — еле шевеля губами, проговорил Гоша.
— Ну ты мужик или где? Найдешь уж себе хату. Только это… Тоша, братан, войди в положение… тебе родаки лаве высылают, сам ты степуху в институте получаешь и работаешь, продолжай свою долю за хату платить. А то мне-то никто денег просто так не даёт. И с работой писос, ничо нормальное не подвернётся.
— Да я… я, блин… — начал Гоша, захлёбываясь словами от возмущения. — Да я и так за нас двоих уже четыре месяца плачу!
— Я тебя всё верну, — тут же промурлыкала Янка.
Даже не глядя на неё, Гоша отчетливо увидел невинную улыбку на Янкином лице. Потому что эти слова, этот тон, эта улыбка — всё это длилось уже четыре месяца.
— Вернёт, братан! Отвечаю.
Мысли в голове Гоши носились беспорядочным стадом, сбивали друг друга. В этой суматохе он не мог ухватиться за нужную.
— Ты, братан, подумай, да? А пока это… сходи погуляй, а? Я ненадолго, мы с мужиками через час футбол в бар идём смотреть. Сегодня там не твоя смена?
Гоша снова глянул на Янку. Та, всё ещё улыбаясь, рассматривала свои ногти на одной руке, а другой нежно водила по коротко стриженной голове Сани.
Гоша рванулся с места и прямо в домашних тапочках вылетел из квартиры, громко хлопнув дверью.
От прохлады уходящего дня Гоша затрясся всем телом так, что зубы застучали. Не помня себя, он хаотично бродил по дворам близлежащих домов и без остановки что-то бормотал себе под нос. Прохожие озадаченно оглядывались на него и ускоряли шаг.
Примерно через полчаса Гоша смог чуть успокоиться. Безумие понемногу вытесняла жалость к себе. Он медленно побрёл к своему дому и тяжело опустился на скамейку во дворе.
Жалея себя, он вспомнил холодный декабрьский день, когда впервые всерьёз задумался о самоубийстве. Тогда Гоша, полностью погружённый в игру, сидел за компьютером, нацепив наушники, и чуть не подпрыгнул от испуга, когда сзади его коснулась Янка. Испуг быстро сменился стыдом. Гоша густо залился краской, будто его застали не за игрой, а за просмотром порно. Янка же с интересом взглянула на монитор, где светловолосая грудастая эльфийка стояла на месте в ожидании Гошиных приказов.
— Красивая, — улыбнулась Янка. — Похожа на меня?
Она чуть наклонилась вперёд, отчего её грудь выступила ещё более явно в и без того глубоком вырезе красной кофты. Блеснул под светом люстры позолоченный крестик. У Гоши пересохло во рту и затряслось всё внутри.
— Похожа, — просипел он.
— Гош, можно тебя кое о чём попросить?
Гоша быстро закивал. Янка чуть замялась.
— Ты не хочешь погулять?
Неужели? Неужели она сама ему предлагает свидание? Неужели его чувства к ней ответны? Неужели всё это время, с самого детства, она испытывала к нему то же, что и он к ней, и так же стеснялась своих чувств? Неужели она тоже каждый день с тоской смотрела на соседний дом в их родном поселке?
— Хочу.
Голос снова подвёл, но сейчас это было неважно.
— Тогда сходи куда-нибудь, а? Просто ко мне сейчас кое-кто придёт.
Гоша не сразу понял смысл сказанного. Он продолжал сидеть на месте, безуспешно борясь с искушением заглянуть в Янкино декольте.
— Гоша? Ну так что?
Запоздало в голову пришло понимание, что всё не так.
— Ко мне мой парень сейчас придёт. Можешь пока уйти?
Внутри у Гоши всё рухнуло. Душа огромным валуном скатилась в ноги, отчего те онемели.
Дальнейшее он помнил смутно, отдельными картинками. Вот он встает, натягивает водолазку, надевает куртку. Вот он сталкивается в дверях со здоровенным гопником Саней. Вот он так же, как и недавно, бесцельно бродит по дворам. В наушниках поёт про плачущее кровью от скуки небо вокалист любимой «Стигматы». Тогда музыка его спасла. И самоубийство, о котором он задумался, показалось чем-то красивым, театральным. Гоша представлял, как будет рыдать Янка, узнав о его кончине.
Теперь песни не помогали.
«Сентя-а-абрь гори-и-ит, убийца пла-а-ачет», — пропел в наушниках Нельсон.
Тексты «Стигматы» и «Аматори» казались детским лепетом. И теперь Гоша понимал, что если он покончит с собой, то едва ли Янка будет плакать, ей будет всё равно… и от этого покончить с собой хотелось ещё больше.
Гоша вытащил телефон из кармана, бесцельно полистал пункты меню. И от нечего делать включил радио.
«Считанные минуты остаются до начала в Загребе футбольного матча между сборными Хорватии и России в рамках отборочного турнира Евро-2008. Напомним, что в сентябре встреча этих сборных в Москве закончилась безголевой ничьей», — сообщил диктор.
«Значит, Саня уже ушёл», — переключая радиоволны, подумал Гоша и даже порадовался, что сегодня вечером в спортбаре, где он подрабатывал, не его смена.
Меньше всего сейчас хотелось видеть отвратительные пьяные рожи Сани и его друзей. Слушать белиберду, которую они несут заплетающимся языком, так же как Гошин алкаш-отец.
Мысли о бате отвлекли, вспомнился скрипучий голос бабушки, наставлявшей: «Вот, Гошка, будешь плохо учиться — станешь как отец!» А фоном для этих слов был визг мамы, которую батя таскал за волосы в соседней комнате. С той самой секунды Гоша решил, что ни за что не станет похожим на отца, никогда не будет пить и ни в коем случае не поднимет руку на своих детей и жену. Которой, как он надеялся, когда-нибудь станет Янка.
Внезапно на одной из радиоволн сразу же чисто и без помех заиграла песня. Музыка чем-то напоминала «Стигмату», но вокалист пел совсем не так: спокойно, без надрыва, но при этом вкладывал в слова гораздо больше эмоций и боли.
Начался припев, в котором вокалист пел о том, что он раскрасит этот чёрный мир изумительным красным цветом, и палитра его — ещё не вскрытая вена, а кисть — обычный кухонный нож.
Гоша замер и едва дышал, слушая песню. Покачивал головой в такт, постукивал ногой. Когда снова заиграл припев, он уже подпевал, удивляясь, как быстро ему запомнился текст. И чуть не завыл от досады, когда песня закончилась и заговорил диджей.
«Вот так вот, господа и дамы. Если вас сегодня тоже посещали мысли о суициде, звоните нам, и мы с удовольствием выслушаем вашу историю. А сейчас у нас на связи Дмитрий. Дима, здравствуй!»
Гоша почувствовал, как мурашки пробежали по спине. Что это за радио такое?
«…я застал жену в постели с врачом, у которого она лечилась, — уже торопливо рассказывал Дмитрий. — Я… я не знал, что делать… а они лежали неподвижно, как будто думали, что я их так не увижу. Я что, змея?!»
Гоша не заметил, что на улице совсем стемнело и скамейки вокруг опустели. Поднявшийся ветер расшатал деревья. Оторвавшаяся ветка легонько стукнула Гошу по затылку. Но и этого он тоже не заметил.
«Ну-ну, Дима, не рыдайте. Теперь уже поздно плакать. Ведь вы приняли волевое и единственно правильное решение — покончить с собой. Но перед этим сделали кое-что ещё, не так ли? Ну же, расскажите!»
«Да, я убил их обоих. Этого Пилюлькина я бил, пока он в отбивную не превратился! А жену зарезал! А потом тем же ножом себе вены вскрыл».
«Ну-у-у, — разочарованно протянул диджей, — это слишком быстро и неинтересно. Наши слушатели ждут другого. Давайте подробнее! Этот доктор, он просил вас пощадить, умолял не бить?»
«Да, умолял. На колени встал голый и так ко мне полз, хреном своим болтал. Я сначала хотел ему его отрезать…»
«Хотел? Или отрезал?»
Пауза. Невыносимо долгая.
«Отрезал… Да, отрезал! Но потом, когда уже забил до смерти. Мне этого было мало, он слишком быстро сдох! Поэтому я на кухню побежал, взял нож и отрезал хрен этой твари!»
«Ого! Вот это я понимаю! А что ваша жена делала в этот момент?»
«Эта сука визжала, как свинья! С ней я не повторил той же ошибки и убивал медленно. Сначала просто двинул в челюсть так, что у неё два зуба вылетели. Потом начал медленно её резать».
Трясущимися пальцами Гоша только с третьего раза попал по нужной кнопке, чтобы переключить волну. Он сбивчиво дышал, со лба тёк холодный пот, а по ноге — тёплая струйка.
«В Загребе после первой половины матча между сборными России и Хорватии счёт не открыт», — сообщил диктор с другой радиостанции и…
**
«…для всех, кто этим вечером поставил на победу России свою квартиру, почку и левую ногу, звучит песня Михаила Круга «Подруга-ножовочка». Слушаем, рыдаем, страдаем…»
Следующая глава >>
____________________
Эта версия повести «Страдай ФМ» отредактирована специально для «Дзена», в ней изменены или вырезаны откровенные и жестокие сцены.
Версия повести без цензуры доступна на сайте Автор Тудей.