Продолжение
Нам, сегодняшним, удовлетворить свои потребности очень сложно. У нас, жителей технократической цивилизации, стратегии ресурсирования большей частью путанные. В них много «нельзя», «не смей», «терпи», «обходись». Нам кажется, что ресурс – где-то там, снаружи. Что его распределяет кто-то более значимый, чем мы, у которого ресурса много: родители, начальник, президент, Господь Бог. Поэтому надо себя вести правильно, чтобы ресурс заслужить и получить в награду. Или нагло, чтобы успеть первым и схватить.
Это огромная проблема нашей современности, зависеть от внешнего ресурса, от обстоятельств, которые определяют, быть человеку в ресурсе, или нет. Уповать на кого-то более умного, сильного и решительного, кто всё за тебя придумает, решит, даст денег и скажет, что и как делать. Этого сильного ресурс есть всегда, и он выдаёт его в обмен на старательность и послушание. Или не выдаёт за «плохое поведение», и нужно ловчить, воевать и брать своё хитростью или силой. В такой картине мира люди всегда зависят от кого-то, кто «заведует раздачей», как ребёнок от родителя, ребёнок послушный или ребёнок бунтующий. В такой картине мира мало самостоятельности, готовности нести ответственность за свои решения и их результаты. Зато много желания переложить ответственность за свою жизнь на вешние фигуры: мне кто-то всегда что-то должен, мешает, запрещает, не создаёт условий. Или кто-то помогает, позволяет, одобряет, хвалит. Говорит, как я должен себя вести, и тогда я знаю, как мне жить. Люди с такой картиной мира живут в созависимости с действиями, оценками и решениями других людей. И считают, что жизни других людей так же зависят от чужих действий, решений, оценок и выбора.
При таком взгляде на мир люди уверены, что один человек зависит от ресурсов другого. И эти ресурсы первый выпрашивает или отбирает, а второй или считает, что обязан давать, или воюет за своё, или, проиграв, страдает.
Эти процессы в 1968-м году проанализировал американский психолог Стивен Карпман. В теории транзактного анализа он описал психо-социальную модель взаимодействия между людьми, которую сейчас называют треугольником Карпмана. В этом треугольнике есть три роли: агрессор, жертва, спасатель. Отношения между этими ролями строятся по одному и тому же алгоритму: агрессор тиранит жертву, отбирает ресурс и заставляет жертву страдать. Спасатель видит эти страдания и начинает жертву спасать от агрессора, пополняя её потери собственным ресурсом.
Как-то, дело было в 90-х годах, я очень пожалела одну старушку. Стоит у хлебной лавки сгорбленная, тянет руку за подаянием. «Ей даже на хлеб не хватает!» – ужаснулась я и подала из своих скудных в то время средств. Я увидела её жертвой голода и спасла, поделившись последним.
Но на спасении дело не заканчивается. Как только спасатель спасает жертву, роли меняются на противоположные. Жертва становится агрессором, спасатель – жертвой. А тиран-агрессор – спасателем. «Как же так!», – воскликнет неискушённый в психологии читатель, – Почему жертва такая неблагодарная! Её же спасают, а она – накидывается!» На самом деле не обязательно накидывается. Просто как-то так получается, что теперь от действий жертвы страдает спасатель.
Возвращаясь через полчаса домой, я шла мимо киосков, торгующих водкой (в 90-х такие были). И увидела «голодную старушку». Бодрая и не сгорбленная, она покупала в киоске водку, на которую насобирала возле хлебной лавки, а я почувствовала себя обманутой и использованной. Да лучше бы я на те деньги, что ей подала, себе что-нибудь купила! Они мне самой были нужны! Я поделилась с голодающей, а она водку жрёт! Я в тот момент чувствовала себя жертвой, старуху – агрессором. А спасателем стало решение, что больше никогда никому не буду подавать.
Другой пример. Муж пьёт, а жена борется за его трезвость. Тут тиран – алкоголь, который разрушает мужу здоровье и репутацию. Жертва – муж, который не может не пить. Спасатель – жена, которая ругается, выливает водку, укладывает пьяного спать и выводит его из запоев. Вылила водку – отыграла роль спасателя, но муж разозлился и полез драться. Треугольник Карпмана сменил цикл: теперь муж стал тираном, а жена – жертвой. «Да, на, пей, только угомонись!», – сдаётся жена, и водка становится спасателем.
Та же закономерность действует везде, где человек старался для кого-то (спасатель), потому что этот кто-то (жертва) сам не может справиться с ситуацией (которая выступает агрессором).
Читаю истерические призывы в соцсети «В нашем кошачьем приюте для парализованных кошек заканчиваются памперсы и сухой корм. Животные на грани гибели! Будьте неравнодушны!». То есть, владельцы приюта взялись собирать больных животных по подвалам, держать их в клетках в приюте и продлевать им агонию. В живой природе кошки бы уже отмучались, а тут их спасают. Но у спасателей кошек закончились силы, и теперь голодные больные кошки в клетках – агрессоры, держатели приюта – жертвы, которые ищут тех, кто мог бы теперь их спасти, взяв на себя ответственность за жизнь кошек.
Люди делают добро? Не факт. Скорее, множат проблемы, вмешиваясь в естественный ход вещей.
Работаю с клиенткой. От неё решил уйти муж, с которым прожила пятнадцать лет и все эти пятнадцать лет заботилась о его сытом будущем. Она затеяла бизнес и вынуждала его заниматься делами в этом бизнесе. То есть, спасала мужа от бедности. А теперь муж обзывает её всячески и задевает за больное, изучил за пятнадцать лет. То есть, стал агрессором, и жена сейчас «огребает» за то, что все годы их жизни спасала мужа от его возможной нищей старости. Супруг теперь сбрасывает на жену раздражение, накопившееся за годы, что его «спасали» и решали за него. Жена – жертва его агрессии, страдает из-за его злости. А спасателем в этом цикле будет несытое будущее мужа, в которое он от неё уйдёт. «Вот! Я же говорила!»
В треугольнике Карпмана главная фигура – спасатель. Пока это отношения между двоими, человеком и его ситуацией, человек получает какой-то свой урок и опыт, разбирается со своими стратегиями выхода в ресурс или избегания боли. Или просто таким вот образом получает ресурс, как та старушка у хлебной лавки: она собирала деньги на водку, всё остальное додумывали те, кто ей подавал.
Это спасатель делает треугольник треугольником. Он всегда в ситуации видит своё, больное. И вмешивается.
Спасатель видит примерно следующее. Агрессор (тиран) делает так, что жертве плохо. Давит на жертву, отбирает у неё ресурс. Жертва в этом контакте не может генерировать ресурс, ей «нельзя», «больно» или «невозможно». Под напором агрессора жертва ресурс теряет: обижается, страдает, пропадает. Спасателя это беспокоит, и он начинает вкладываться в ситуацию своим ресурсом. Ему искренне кажется, что он должен вмешаться и помочь, отогнать агрессора, чтобы не лез, и поддержать жертву, чтобы та могла справиться с ситуацией.
В эпизоде со старушкой я видела, что она старая, немощная и голодная. Мне, помню, стало так её жаль, что, вот, стоит, никому не нужная и одинокая. Жена алкоголика видит, что водка его разрушает и старается алкоголь убрать, а мужа восстановить. Спасатель котиков решил за котиков, что голодная жизнь в памперсах для них лучше быстрой смерти и старается продлить жизнь любым способом. Женщина, которая обеспечивала мужу безбедную старость, считает одниокую нищую старость самым ужасным развитием событий.
То есть, спасатель поддерживает жертву своим ресурсом, помогая ей выйти из проблемы и жить «нормально». Но эта проблема и эта норма в чьей картине мира? Жертвы или спасателя?
Казалось бы, – жертвы. Она же страдает! Но если реагирует и вмешивается в ситуацию спасатель, то и норму, и проблему видит тоже он. Видит некую слабину в жертве, которую стремится укрепить своей силой. Он выдаёт туда свой ресурс, делает доброе дело. Я видела, что старушка немощная и голодная, а должна быть хотя бы сытая, и дала ей денег на хлеб. Жена алкоголика борется за трезвость мужа, потому что ей нужен трезвый и здоровый муж. Держатель кошачьих приютов тратит деньги на корм бедным котикам, потому что чувствует себя в ответе за чужую жизнь и виноватым в чужой смерти. Жена «непрактичного» вовлекает мужа в свой бизнес, чтобы он жил понятной ей жизнью.
Но вскоре спасатель понимает, что больше не может вкладываться в жертву. Или не хочет. У него кончились силы, деньги, терпение, он понял, что его обманывали, или что жертва страдать будет вечно. А жертва уже привыкла к подачкам спасателя, включила его в свою стратегию «получать ресурс». И ждёт, что её опять «накормят».
Что жена не даст заснуть пьяному в мокрых штанах, переоденет. Что в протянутую руку всегда сунут деньги. Что можно не думать, как жить дальше, жена уже всё решила. Что сухой корм всегда лежит в этом блюдце.
А спасатель не кормит, кончились силы. Надоело. «Я больше так не могу».
И тогда жертва становится тираном, явным или неявным. Попрошайка, которому не дали денег, а он ждал, злобно матерится в спину. Алкоголик, ради которого старается жена, эту жену лупит. Муж, которому жена зарабатывала на сытое будущее, обзывает её колодой и уходит к «настоящей женщине». Котики орут голодным мявом и гремят мисками.
Спасатель уже готов отстать от жертвы, пусть дальше без него как-нибудь. Но «Мы в ответе за тех, кого приручили», жертва без него «пропадёт». И спасатель, чувствуя вину и угрызения совести, продолжает, надрываясь, тащить бывшую жертву на себе, не замечая, что теперь жертва – он сам.
Резюмирую. Созависмые отношения между людьми выстраиваются по модели, описанной Крпманом: тиран, жертва и спасатель. Спасателю кажется, что тиран отбирает у жертвы ресурс, и он вмешивается, чтобы спасти жертву. Вкладывается в неё своим ресурсом, и сам превращается в жертву, а жертва становится агрессором. Так происходит, потому что спасателю невыносимо видеть какую-то ситуацию из-за собственной боли, и он пытается её изменить.