Здравствуй, друг.
У меня уже была не особо успешная попытка делиться здесь своим собственным творчеством, и вот я пытаюсь снова. Это рассказ. Здесь лишь фрагмент, так как Дзен некоторые эпизоды может посчитать шок-контентом. Потому, если тебя заинтересует, можешь перейти в конце текста по ссылке на Автор.Тудей и дочитать там (бесплатно, разумеется). Заранее благодарю за интерес. Итак, поехали...
Выход
Я сидела, уткнувшись в свои колени, уже около часа. Плохо было лишь в первые 15-20 минут, остальное время я просто пыталась прийти в себя, отдышаться. Когда, наконец, я окончательно слилась с блаженной, спасительной тишиной, воцарившейся вокруг меня, я поднялась, постояла ещё с минуту и отправилась домой.
Выйдя из заброшенного, слегка потрепанного непогодой и временем, дома, и отойдя на несколько шагов дальше, я обернулась, чтобы в тысячный раз рассмотреть дом. Он был огромным, пятиэтажным, но время пощадило лишь часть здания. Пол местами провалился, в одном месте потолка зияла огромная дыра, стены сплошь покрылись плесенью от сырости.
На пятом этаже была комната: ее я любила больше всего в доме. Комната была маленькая, но светлая, уютная. Из мебели – лишь деревянный стол, который мне очень нравился. Не знаю, почему. Он был таким уютным на вид, я любила сидеть за ним, положив голову на руки, когда ещё здесь был стул. Но в очередной свой визит сюда я с досадой обнаружила, что сломанный стул валяется в углу. Видимо, алкаши какие-нибудь постарались. А вообще здание было расположено в таком безлюдном месте, что постоянно пустовало – даже бомжи не добрались до него. Зато для меня дом стал верным прибежищем, укрытием от страшных бурь, которые время от времени случались в моей собственной… душе, вы подумали? Нет, в голове.
Комната была целая – потолок целый, стены тоже, окно, как ни странно, хорошо закрывалось, и стекла у него не были выбиты. Поэтому, хоть сырость добралась и до этой части дома, дожди сюда не проникали.
Оставшуюся часть дома я исследовала не с меньшим энтузиазмом, однако ничего интересного не нашла. С тех пор прошло… полгода? Какое же всё-таки быстрое течение времени – оглянуться не успеешь, вся жизнь останется позади.
Правда, об этом я не сильно беспокоилась. Мне было чуть более двадцати, но часто ощущала я себя гораздо старше. Особенно в последнее время, потому что чем дальше – тем сильнее становились бури в моей голове.
Я развернулась и зашагала прочь от заброшенного дома, в котором обитали лишь тишина и покой, в свой собственный, который кишел людьми и был полон шума и жизни.
День шел за днём, неделя за неделей. Все было хорошо, и я не могла вдосталь насладиться этим покоем. Приступы не мучили меня, в душе была гармония. И это было странно. Хорошо – и странно.
Приступы преследовали меня с детства. Но большую часть моей жизни они были редкие и очень кратковременные – в среднем минут по 5-10. Это было тяжело, но жить с таким вполне возможно. Но за последний год приступы изменились. Они стали интенсивнее, продолжительнее и чаще. И это сводило меня с ума.
За последние несколько месяцев приступы преследовали меня каждые пару недель, бывало и чаще. С последнего раза прошло уже два месяца – и эти два месяца были самыми спокойными за последний год. Это было прекрасно – и непривычно. К хорошему быстро привыкаешь, но, чем лучше реальность, тем сложнее поверить в нее.
Я была права. Это было затишье перед бурей. Я сидела в своей комнате, обхватив голову руками. Чем сильнее я пыталась зажимать уши, тем отчётливее в мой мозг врезался шум, причиняющий мне адскую муку.
Соседи сверху устроили вечеринку, целью которой, похоже, было использовать звук в качестве орудия массового поражения для соседей. Бесконечные крики, ревущие голоса рок-вокалистов, визги, грохот – казалось, адской какофонии не будет конца.
Да, у меня фобия звуков. Нет – это прозвучало не совсем верно. Все сложнее.
Иногда (в последнее время все чаще) некоторые звуки запускают во мне какой-то процесс. Я не знаю, как это называется в психологии. Я называю эти ужасные моменты в своей жизни приступами. Звуки запускают процесс, который порождает во мне тревогу, ужас, страх, панику. Это сложно объяснить. Мне просто становится очень плохо. Пока длится приступ, мне причиняет ужасную боль почти любой звук, но особенный кошмар представляет все, что скрипит, орет, вопит, а также звуки, сопряжённые с ударами и стуком.
Вы думаете, я не терплю музыку, плохо себя чувствую в толпе, не могу ходить на концерты? Как бы не так.
Я безумно люблю рок-музыку. И на концертах могу чувствовать себя комфортно. И шумные компании не вызывают во мне дикой паники. Ещё я очень люблю детский смех. И много чего ещё. Поэтому дело вовсе не в самих звуках. Я не знаю, в чем.
Мой друг усиленно советовал мне начать ходить к психологу. Собственно, из-за этого мы поссорились и не общаемся уже несколько месяцев. Я знаю, что он искренне хочет помочь, но я не давала ему права решать за меня. А он пытался. Записал меня к специалисту – дважды. Без моего согласия. Оба сеанса я пропустила. Однажды он пригласил какого-то знакомого медика прямо ко мне домой. Это уже было слишком. Я была вне себя от ярости. Все, что накипело в душе, все обиды и обвинения были высказаны в лицо другу, который на самом деле был виновен лишь в том, что слишком сильно желал мне помочь.
«Ты безумна, но не желаешь этого видеть. Ты не сумасшедшая в буквальном смысле, но твои приступы постепенно сводят тебя с ума. Однажды они сломают тебя. А ты даже не желаешь этого понимать, не желаешь принять помощь, упорно отвергая, что порой человек не в состоянии справиться сам и что в протянутой помочь руке нет ничего позорного».– Это было последнее, что он сказал мне, прежде чем уйти. Больше мы не виделись.
Я встала с кровати и стала мерить комнату шагами. Безумие у соседей сверху продолжалось. Я с тоской и ужасом взглянула в окно – лил дождь. До заброшенного дома идти в такую погоду было не самой разумной идеей. Но я готова была на это безрассудство. Лишь бы эта мука прекратилась.
Я кинулась одеваться. Но тут грохот стих. Наверху выключили музыку, слышно стало лишь, как переговариваются между собой два голоса. Слов не разобрать, но я поняла, что другие соседи вызвали полицию. В конце концов, время перевалило за полночь. С огромным облегчением я вздохнула и без сил легла на кровать. Спасение было столь неожиданным, что приступ прошел мгновенно. Вот ещё одна ловушка моей «болезни» - даже отпустив, она ещё продолжает меня преследовать какое-то время в виде тревоги и паники – но не в этот раз.
С блаженством я позволила сну завладеть своим телом и сознанием.
С каждой неделей мне становилось хуже. Я ошиблась, доверившись обманчивой надежде, что наступил период облегчения. Это была издевательская сладость моей болезни, чтобы наступившая после горечь казалась ещё более нестерпимой.
Вначале я сбегала из собственного дома на работу, потому что у соседей сверху что-то стало с дверью: она постоянно скрипела, что сводило меня с ума. Лишь ночью наступала блаженная тишина, в которую я проваливалась с ощущением, будто терзающие мой мозг стальные когти на время дали мне передышку.
Через какое-то время я, напротив, перестала ходить на работу, взяла административный отпуск, потому что там в некоторых помещениях нашего офиса начался ремонт, звуки которого врезались в мою голову не мягче, чем нож вонзается в плоть разделываемой туши животного.
Раньше такого не было. Раньше было проще. Реже. Раньше я могла с этим жить. Могла спокойно пропускать мимо ушей шум, сопровождающий ремонтные работы. Могла даже с удовольствием слушать рок концерт, где орущие и вопящие голоса доставляли мне эстетическое наслаждение, а вовсе не изощрённую пытку, способную довести до безумия.
Я не имею представления, что со мной случилось, отчего произошла трансформация болезни. У меня уже не осталось неповрежденных частей нервной системы, чтобы начать заниматься самокопанием. Сейчас я слишком занята тем, что берегу те редкие часы и минуты покоя, которые ещё выпадают на мою долю. В эти часы и минуты я делаю себе крепкий обжигающий чай, сажусь, держа чашку в руках, на свой любимый широкий подоконник в комнате, и начинаю наблюдать за жизнью, протекающей на детской площадке за окном. Делаю глоток за глотком из чашки – медленно, смакуя вкус, думая о том, как это чудно – ощущать обжигающее тепло в горле, распространяющееся затем по всему телу. Как это чудно – ощущать то, что ты живая.
Затем я спешу взяться за одну из любимых книг, или выйти на улицу и прогуляться, вдыхая теплый летний воздух, не просто вдыхая, а делая глубокие и частые вдохи, будто пытаюсь насладиться чистотой воздуха вдосталь, будто пытаюсь успеть вдохнуть как можно больше ароматов деревьев и самой жизни вокруг – пока ещё могу этим наслаждаться, пока ещё у меня есть время для этого.
Каждую ночь перед сном я вспоминала слова друга.
«Ты постепенно сходишь с ума, но сама этого не осознаешь. Твое безумие не в том, что обыкновенно понимается под этим словом. Твое безумие в том, что скоро ты перестанешь радоваться жизни и жаждать ее. Все, чего ты будешь желать – перестать слышать, лишь бы прекратить боль… По-твоему, это нормально? Ты уже стоишь у пропасти. Ещё немного, и ты сорвешься в нее – если не согласишься принять протянутую к тебе руку помощи».
И он протягивал мне свою руку – всегда такую теплую, слегка шершавую, сильную, на которую можно было опереться. Он собирался повести меня к специалисту, он собирался лечить меня, возвращать к жизни. Он хотел спасти меня. Я не позволила.
В последнее время я только и задаю себе вопрос: почему я отказалась от помощи? Гордыня? Я ведь всегда считала себя достаточно сильной для того, чтобы самой справляться со всеми жизненными бурями. Но справиться с этой бурей я оказалась не в силах.
Уши, которые я зажала руками так, словно хотела вдавить их внутрь головы, все равно упорно продолжали пропускать в меня ад, устроенный соседями и состоящий из орущих голосов и музыки. Это длилось уже часа два. Это слишком долго. Это бесконечно долго для меня.
Когда звенящий, кричащий и оглушительно смеющийся ад не затих и через четыре часа, я бросилась вон из квартиры. Снова.
Всю дорогу до заброшенного дома я ещё не могла прийти в себя. Лишь дойдя до своего убежища, усевшись на полу своей любимой комнаты, уронив тяжёлую голову с готовым взорваться мозгом на колени и просидев в таком положении полчаса, я, наконец, возвратила к себе способность трезво мыслить и радоваться тишине.
Я подняла глаза к окну. Солнце ослепляло землю своими ласково-озорными лучами. Такой потрясающий день, сам воздух будто пропитан радостью и теплом бытия, а я заперла себя в мрачном помещении своих фобий. В сотый, а возможно, в двухсотый раз за последние месяцы я ощутила горечь от осознания того, что выкинула себя за борт жизни, отняла у самой себя возможность радоваться каждому дню и чувствовать все то, что делает человека живым.
Со стороны могло показаться, будто я человек, у которого в жизни все скучное, серое и однообразное. В последнее время из-за частых приступов оно так и есть, конечно. Но не потому, что я настолько посредственна и скучна.
Что я любила в своей прежней жизни – в той, когда ещё не потеряла способность радоваться и мечтать? Я любила ездить к своим родным, обожала привозить им подарки, особенно маме и младшим членам своей семьи – маленьким братьям и сестрам.
У меня даже был молодой человек. С ним, казалось мне, было хорошо. Но я ошиблась, думая, будто он выстоит против ураганных ветров жизни рука об руку со мной. Он трусливо сбежал, когда мои приступы участились и я попыталась найти помощь и утешение, уткнувшись в его плечо. Тогда меня посетила мысль: как это унизительно – зависеть от чьей-то жалости, нуждаться в чьем-то утешении. И тогда я дала себе слово изнывать от страдания, изойти кровью, рассыпаться на куски от боли – но не издать при этом ни звука жалобы. Я решила пройти все круги своего личного ада молча, кусая губы до крови и крича только в своих мыслях.
Не думайте, будто я была одинокой – это не так. Мои родные в любой момент пришли бы мне на помощь – если бы я только попросила их. Ещё у меня был тот самый друг, которого я сама же оттолкнула. Мы провели вместе всю свою юность. Друг был рядом со мной, когда меня чуть не выкинули из универа за провал на экзамене. Мы вместе совершали разные безумства, которые так соблазнительны для юной, цветущей, только познающей мир души. Друг лежал у меня на коленях, а я гладила его по волосам, даря утешение и тепло, в которых он так нуждался, переживая из-за развода родителей. Я подозревала, нет, я была уверена, что он в меня влюблён. Смутно похожее на влюбленность чувство было и в моём сердце, но я решила, что это лишь дружеская привязанность. Ошиблась ли я, и оказалась ли эта ошибка самой роковой в моей жизни, сломавшей мне эту самую жизнь? Теперь мне некогда раздумывать над этими вопросами. Если я ошиблась – это значит, что я собственными руками порвала нить, которая могла привести меня ко спасению. Если я буду думать об этом, моя жизнь станет казаться мне еще более нестерпимой, поэтому я предпочитаю не задавать слишком часто вопросов, ответы на которые могут скинуть меня в пропасть раньше времени.
До позднего вечера я просидела, вспоминая все самые светлые мгновения своей жизни и все то, что приносило мне в прошлом радость.
Я любила книги – море книг, которые я прочитала, и море книг, которые я хотела прочитать. У меня и у того самого моего друга были списки книг, которые мы непременно хотели прочитать до исполнения нам тридцати лет. В обоих списках преимущественно были книги из зарубежной и отечественной классики, но он все же отдавал предпочтение русской литературе, а я – зарубежной, за исключением нашего родного и обожаемого мною Достоевского.
У нас была ещё одна общая цель (на самом деле общих целей у нас было очень много) – увидеть мир. Друг, всегда отличавшийся более оптимистичным характером, чем я, твердо настаивал на том, что эта цель вполне достижима, и что бешеных денег на ее осуществление не потребуется. Единственное, что потребуется от нас в большом количестве – так это стойкости и отваги. Я же не верила, что сумею создать для самой себе достаточно возможностей, чтобы объездить весь мир, поэтому ограничивалась тем, что стремилась увидеть хоть маленький его кусочек – всю нашу родину (это, по крайней мере, было вполне реально сделать), Иерусалим и Германию – частично. Мне очень нравилась Германия в последние годы. Вернее, мне нравился ее образ, и я хотела увидеть воочию, насколько он соответствует реальности. Немецкий язык (на мой взгляд, один из самых красивых в мире) я не знала, но хотела выучить, и даже начала это делать, но бросила, когда приступы сильно участились.
Да, у меня были мечты, цели и стремления. Я жила нормальной, полноценной жизнью и планировала сделать в будущем все для того, чтобы в конце жизни, когда придет пора покинуть этот мир, бросить последний взгляд назад и убедиться в том, что после себя я оставляю что-то, пусть даже и незначительное, но доброе и светлое, что-то, что позволит хотя бы горстке людей вспоминать обо мне с теплой улыбкой.
Быть может, это все ещё возможно? Быть может, моя болезнь пройдет, приступы прекратятся или хотя бы станут реже меня мучить? «Серьезно в это веришь?» - шепнул предательский мерзкий голосок внутри меня. А вдруг? Но когда? Когда мне станет лучше, и я смогу вернуться к полноценной жизни, когда я перестану быть живым трупом?
- Быть может, всё-таки никогда? – прозвучало где-то… нет, не в моей голове, как я подумала в первую секунду – это был вовсе не мой внутренний голос, а совершенно самостоятельный, отдельный от меня голос, обладатель которого сидел сейчас напротив меня.
Дочитать на https://author.today/work/250816