В обширной N-ской губернии немало больших сел и даже городков, а деревень так и вовсе несчитано. Есть там и деревенька Чукреевка — стоит себе, прижавшись спиной к дремучему лесу, а боком сползая в болото. Обычная русская деревня, ничем, казалось бы, не примечательная. Редкий путешественник, забравшийся в этот комариный край, при виде дремлющих на тусклом солнышке кособоких чукреевских изб и унылых сараев сам невольно зевнет и смежит веки.
Да, ничем не примечательна Чукреевка, однако все же есть у нее особенность, путь она и не бросается в глаза. Пытливый исследователь окрестностей с удивлением обнаружит, что нет у этой старинной деревни своего кладбища. Ни покосившегося креста, ни могилки вокруг. Как такое может быть?
Еще более внимательный человек отметит странноватую походку местных жителей — неловкую, как будто бы шаркающую. Чего это они так? Да кто ж их знает...
А чукреевские живут себе, как всегда здесь жили. С полтысячи лет деревне, а то и полная тысяча, шутка ли! Чужаки в деревне редкость, нечего им делать здесь. Вот и живет Чукреевка древним своим порядком. Как только народился ребенок, кладут его в люльку и да перевязывают поперек — кто побогаче, ленточкой шелковой, а кто простой веревочкой.
Подрос ребенок, ходить учится — кладут ему в носочки, в лапоточки пластинки свинцовые. Не просто так, конечно! И чем старше ребенок, тем больше свинца ему требуется.
— Поди-ка сюда, Николка! — зовет мальчишку отец, вытянув над забором бородатую голову в выгоревшей фуражке.
— Чего тебе, тять? — недовольно откликается сын, увлеченный игрой с другими детьми.
— Иди на минутку-то, говорю!
Руки отца грязны по локоть, а в корыте намешана густая глина.
— А ну, ставь ногу в самый центр, постреленок! Новые подметки лить буду тебе. Вырос ты уже из старых, Николай... Как бы не унесло, в самом деле. Лови тебя потом...
Мальчишка ставит босую ногу на глину и поскорее возвращается к товарищам. А тятька, задумчиво оглядев отпечаток и вздыхая — как быстро растут они, детишки-то! — идет плавить свинец.
Дело в том, что без соответствующей возрасту и телесному сложению тяжести на ногах любой коренной чукреевец имеет наклонность оторваться от земли и воспарить над ней вплоть до окончательного исчезновения в небесах. И даже после смерти сохраняют местные жители эту удивительную способность, так что похоронный обряд в Чукреевке также отличается крайним своеобразием.
Называется это дело воздушные похороны. На третий день убранного по всем правилам покойника выносят во двор и при стечении народа отпускают. Глядят усопшему вслед. Крестятся сурово. Иные плачут.
Священника не зовут: своего батюшки в Чукреевке нет, а из райцентра везти далеко. Да и боятся, что откажет батюшка. Как-то раз, говорят, позвали, так попу при виде летающего покойника нехорошо сделалось. Еле отпоили. Теперь больше не зовут.
А бабы-то стоят, гадают: если покойник вверх головой вознесся, примет его Христос в раю, да и живым счастье будет. Если лежа ушел или, не приведи Господи, вертелся при этом, жди неприятностей — пожара лесного, неурожая грибов или клюквы, еще чего.
Судачат промеж себя:
— А помнишь, Анисья, как дед Мокрицын в позапрошлом году возносился? Семен Степаныч-то? Сначала вроде его шкивало туда-сюда, а потом ничего, выправился! Помнишь?
— Сначала трепыхался, а потом ровнехонько пошел, стрелочкой! Помню, Матвеевна, помню. Как не помнить...
==========
Вот такие пироги, друзья! Не скучайте — подписывайтесь, комментируйте.
Еще рассказы: