Наверное, буквально с детства едва ли не каждый человек в нашей стране в курсе, что герой Отечественной войны князь Петр Иванович Багратион умер от полученного ранения в Бородинском сражении. В некоторых изданиях, дабы «сгустить краски», приводят словосочетание «смертельное ранение».
Однако ранение было получено князем 26-го августа в первой половине дня, а умер Багратион … спустя 18 (!) суток, 12-го сентября, в имении князей Голицыных Сима, Владимирской губернии. Странно, не правда ли?
Во-первых, со смертельным ранением столько не живут – там скорость измеряется часами. А во-вторых, достаточно взглянуть на карту, чтобы убедиться, что от Бородино до имения Симы – 330 километров. Зачем надо было так далеко везти раненого?
Задавшись такими вопросами, я решил исследовать для себя эту тему и отправился по этим местам, чтобы лично, воочию, убедиться.
Конечно, я далеко не первый (и не последний), кто пытается разобраться в подобных вещах. Но собственное мнение, несмотря на любые авторитеты, иметь нужно.
****
Итак. Ответ на второй вопрос нашелся быстро. Несмотря на знатное происхождение, у Багратиона просто не было собственных владений, а поначалу выгодный со всех точек зрения брак с графиней Е.П. Скавронской (Le bel ange nu – «обнаженный ангел»), не принёс князю ничего кроме разочарований: жена быстро сбежала от уродливого мужа в Европу - у Багратиона был слишком длинный нос и некрасивое лицо. К тому же имелись слухи, что Багратион был заядлым картёжником…
Казалось, в это невозможно поверить: у генерала от инфантерии Русской императорской армии не было своего поместья! Тем не менее – это свершившийся факт. Потомок грузинских царей, обладатель всех высших российских и иностранных орденов не имел собственного крова над головой!
Этим и объясняется, на мой взгляд, весьма странное решение везти раненого человека за 100 с лишним километров из пылающей пожаром Москвы. Дорога на Владимир была чуть ли не единственной, не блокированной французами, именно поэтому генерала отправили в имение его ординарца князя Николая Борисовича Голицына (1794 – 1866), точнее в имение его отца, генерал-лейтенанта Бориса Андреевича Голицына (1766 – 1822), богатейшего человека своего времени. Старший Голицын был командиром Владимирского ополчения в войну 1812 года. Матерью Н.Б. Голицына была княжна Анна Александровна Грузинская, дальняя родственница Багратиона. Молодой Голицын сопровождал раненого полководца в имение родителей.
Несмотря на такие, казалось бы, родственные связи, Багратион в Симе был всего два раза в жизни. Первый раз его настигло здесь извести о назначении Главнокомндующим 2-й Западной армией, когда он по приглашению родственницы приехал в Симу в отпуск. Второй раз сюда его привезли уже тяжело раненым.
В общем, несмотря на обширные связи и положение в армии и обществе, в самый ответственный момент не нашлось никого, кто бы дал приют раненому герою! Исключение составил лишь дальний родственник и преданный ординарец (не исключено, что по долгу службы).
Теперь о самом ранении. Сразу на поле боя Багратиона осматривал старший врач Лейб-гвардии Литовского полка Яков Иванович Говоров (1779 – 1828), выпускник Императорской Санкт-Петербургской медико-хирургической академии. Он же в 1815 году издал книгу «Последние дни жизни Петра Ивановича Багратиона», в которой подробно описал свои действия. Согласно этому произведению, князь был «ранен в переднюю часть правой берцовой кости черепком чиненого ядра…» . Однако нужно иметь в виду, что книга составлялась уже по факту смерти генерала, когда стали известны все печальные нюансы этого дела. Не исключено, что Говоров написал это в своё оправдание.
На месте ранения Багратион потерял сознание, очевидно, из-за болевого синдрома и потерял много крови (сколько именно – не известно). Врач исследовал зондом небольшое отверстие раны и заподозрил повреждение берцовой кости. Поскольку интенсивного кровотечения уже не было, Говоров просто наложил повязку.
На следующий день, 27 августа, Кутузов отправил рапорт Императору Александру I, в котором сообщал:
«… К сожалению, князь Петр Иванович Багратион ранен пулею в правую ногу…» .
Как видно, Главнокомандующему сообщили первоначальный вердикт врачей, который по тем временам был не очень опасен - смертельными считались пулевые или ножевые ранения в живот.
Вторичный осмотр князя (уже на перевязочном пункте) производил лейб-хирург Императорского двора, Главный медицинский инспектор действующей армии и президент Медико-хирургической академии Яков Васильевич Виллие (1768 – 1854), который «вторично рассмотрел, очистил и перевязал рану, и Князь спокойно отправился в Москву» .
Как видно, речь шла лишь об очищении поверхности раны и об обычной перевязке. Причем, Говоров неточен. Во второй половине дня 26 августа Багратиона отправили в Можайск (а не в Москву) в большой дорожной коляске и в сопровождении адъюнктов и доктора. Здесь, в одном из трактиров был развёрнут госпиталь, в котором разместили раненого генерала.
Все последующие претензии многих авторов, занимающихся этой темой, сводились к врачебным ошибкам, а именно – профессионалы недооценили тяжесть полученной раны и не произвели хирургической обработки в той степени, какая полагалась в то время, а ограничились ревизией раны и наложением простых повязок.
Сам Багратион, находясь в Можайске, в письме Императору так упомянул о своём ранении:
«… Я довольно нелегко ранен в левую ногу пулею с раздроблением кости; но нималейше не сожалею о сём, быв всегда готов пожертвовать и последнею каплею моей крови на защиту отечества и августейшего престола…».
Из-за ранения Багратион не мог писать своей рукой, поэтому письмо было написано под диктовку.
Лишь 31 августа на консилиуме в Москве ординарный профессор Московской медико-хирургической академии Федор Андреевич Гильтебрандт (1773 – 1845) поставил вопрос о расширении раны и удалении инородных тел, но Багратион сам отказался от этого, несмотря на открывшиеся у него «лихорадку и горячку».
3-го сентября на очередном консилиуме в Сергиевом Посаде, при осмотре раны врачи согласились с фактом перелома большеберцовой кости. Стало ясно, что осколок ядра по-прежнему находится в теле. Было принято решение о безотлагательной операции, но от предложенной ампутации ноги Багратион отказался.
Только на тринадцатые сутки, 8-го сентября, когда по прибытии в Симы была произведена запоздалая операция, был установлен окончательный диагноз — произошел «совершенный перелом, и раздробление берцовой кости». К этому времени уже развились необратимые осложнения, которые, в конечном счете, и послужили причиной смерти раненого Багратиона.
Князя везли на карете князя Голицына, которая ныне представлена в экспозиции Юрьев-Польского историко-архитектурного и художественного музея. По легенде, крестьяне выстилали дорогу соломой, чтобы обессилевший князь меньше страдал от тряски экипажа, а последний километр несли его на руках.
Багратиона занесли в особняк с северной стороны и разместили на первом этаже в двух комнатах прислуги (хозяев не было дома). Здесь тяжелобольной в страшных мучениях, периодически приходя в сознание, провел последние пять дней своей жизни.
17-го сентября Багратион был похоронен в Богоявленской церкви, которая находится в 400 метрах от усадьбы, за рекой Симкой. Платиновая пластина, которая находилась на первоначальном саркофаге, ныне также хранится в Юрьев-Польском музее.
Храм этот не сохранился – был разобран в советское время. О первоначальном захоронении Багратиона напоминает памятная табличка на фасаде церкви Димитрия Солунского, построенной в 1775 году.
Через 27 лет, по инициативе бывшего адъютанта Багратиона, поэта-партизана Дениса Давыдова, прах генерала был перенесён на Бородинское поле - торжественный сбор войск был назначен на 26-е августа 1839 года. Однако сам Давыдов не дожил до этого события всего 4 месяца – он скончался 22 апреля. В процедуре перезахоронения участвовал сам Император Николай I.
****
Таким образом, для себя я уяснил следующее. Самая главная ошибка, которая первоначально была допущена врачами – не осмотрена как следует огнестрельная рана и не поставлен правильный диагноз – многооскольчатый передом большой берцовой кости. Хотя еще в «Кратком наставлении о важнейших хирургических операциях» того же Виллие было сказано – «Производи скальпелем расширение отверстий раны при входе и выходе». Тот же Виллие был сторонником радикальных методов лечения подобных ран – тотчас удалять инородные тела, которые «крепко сидят в самой кости», для чего даже можно и нужно было сверлить саму кость!
В чём была опасность осколка? И в чём его отличие от пулевого ранения? Пулю, как правило, в те времена не извлекали – со временем она выходила сама, её выталкивал организм, как занозу. Осколок попадал в тело с земли – т.е. с грязью, отчего, собственно, и развивалось заражение.
Другим трагическим событием стало бесконечное перемещение Багратиона на значительные расстояния. Подчас и здоровый человек с трудом переносит тяжести «походной жизни», а уж для раненого человека в опасном состоянии дорожная тряска по российским колдобинам была The Road to Hell (т.е. дорогой в ад).
