Через полгода после рождения дочки Тамарка всеми правдами и неправдами убедила Тимофея перебраться в город. Тимофей согласился без удовольствия. На уговоры Тамары, что там и жизнь легче, и культуры больше, да и Любочка окончит в городе десятилетку, только хмурился.
Начало рассказа
- Далась тебе эта культура, нашлась культурная, - ворчал он. Решающим фактором в пользу переезда стало заметно ощущаемое напряжение, царившее в избе тетки Анфисы.
После свадьбы она нарадоваться не могла на невестку, и ждала то девка Тимофея честно, и из себя была крепкая, ладно скроенная, и уважительная, и трудолюбивая. О такой невестке для своего сына любая мать могла только мечтать.
Первый холодок пробежал после появления в доме Любаши. Уж больно не похожа она была на смуглого, кареглазого и темноволосого Тимофея. С Тамаркой особого сходства тоже не наблюдалось. Деревенские бабы на все лады судили да рядили, в кого же детёнок такой светленький. Спас ситуацию, сам того не подозревая, младший брат Тамарки Никита, родившийся с льняными волосами и пробегавший светловолосым до четырех или пяти лет. Потом волосы его стали темнеть и в школу он уже пошел шатеном. На свет вытащили фотографию маленького Никитки, и бабий суд порешил, что пошла девочка родного дядьку.
И хотя тетка Анфиса с видимым удовольствием нянчила свою первую внучку, но теплота ее по отношению к Тамарке постепенно сошла на нет. Как не ластилась, как не заискивала перед ней невестка, как не старалась услужить – все было напрасно. То ли чувствовала тетка Анфиса обман, толи остались в ее душе какие-то сомнения, но остыла она по отношению к снохе, и все тут.
Тамарка понимала, что головка Любоньки со временем не потемнеет. Да еще на беду соседская девчонка Наташка, вызвавшаяся помыть полы у приболевшей Веры Леонидовны, извлекла злополучную сережку с искрящимся синим камушком. Тогда сказала Вера Леонидовна, что сережку потеряла ее племянница, гостившая в прошлом месяце. Но Наташка рассказала об обстоятельствах находки своей матери, а та растрезвонила уже соседкам, хвастаясь, какая глазастая и сноровистая у нее дочка.
После переезда Тимофей тосковал по деревне, по запаху свежескошенного сена, ветке яблони, бившей в окно горницы, по студеной, как бы сладковатой на вкус колодезной воде. Тосковала и Тамарка, но в отличие от Тимофея она четко знала – ей с Любонькой домой дороги нет.
Тимофей пошел на завод электриком. Тамарка, не раздумывая, устроилась нянечкой в заводской детский садик: работа в тепле, сама весь день сыта, а главное Любонька под присмотром. Да и к малышами она, нянчившая младших брата и сестру, с детских лет была привычной.
Жизнь потихоньку наладилась, дали комнату в заводском общежитии, хорошую, светлую, большую. Появились новые друзья и приятели, одно слово, грех жаловаться. И Тимофей уже меньше рвался в деревню, ходил с заводскими мужиками на футбол и в баню. Хотя придя из городской, долго и громко нахваливал свою, деревенскую.
Тамарка новой жизни радовалась, но в отличие от Тимофея хотелось ей большего, не для себя, нет, для Любоньки. После работы стала она учиться на бухгалтера, очень уж надеялась Тамара выбиться в люди. А когда Любоньке исполнилось пять лет дали им отдельную двухкомнатную квартиру в заводской новостройке. Все хорошо, одна беда, не было кроме Любаши у них с Тимофеем деток. А Тимофей уж очень сыночка хотел, да и от дочки второй тоже бы не отказался.
И свекровь, как не придут в деревню, начинала отсутствием внучка глаза колоть, и Тамарина матушка, нет-нет да упрекнет. И не знала Тамарка, как сказать Тимофею, что после Любушки (по словам врачей) больше деток у нее не будет. Уж как не старалась она лаской да заботой закрыть свою вину, но мучило это ее больше, чем та, единственная измена. Дорого, ох как дорого заплатила она за свою Любовь.
А ещё корила ее тетка Анфиса за непохожесть Любоньки на деревенскую родню. Вот ее младший сынок Петруша, после армии оженился, уже сыночка народили, просто вылитый Петенька, один в один. А Любаша, ну ни одной черточки, ни крошечки не подобрала у Тимофея и Тамары. Чужая, совсем чужая девчушка. И опять судачили бабы у колодца, искали сходство с родителями. Ненароком упомянул кто-то о случайно найденной когда-то сережке, и от колодца по дворам стали гулять слухи, и вспомнил Ильич про горевшее в темноте летней ночи оконце, и дошли слухи те до тетки Анфисы и до Тимофея.
Это лето было последним летом совместной жизни Тимофея и Тамарки. Каясь, заливаясь слезами, рассказала она мужу о той единственной ночи, и о второй своей тайне, страшнее первой, что тяготила и терзала ее все эти годы.
Понимала Тамарка, что народись у них еще ребятишечки, сохранила бы она семью. Знала, любил ее когда-то Тимофей крепко, может и сейчас еще любит, но есть то, что простить нельзя, поэтому и не просила она у него прощения. По-своему и она его любила, не так, как того, но любила, или может, просто привязалась по-бабьи…
Тимофей вернулся к матери в деревню. Столы, табуретки, ложки да плошки он с женой делить не стал. Но сказал, что алименты платить чужому ребенку не будет. Впрочем, Тамарка и не настаивала. Дочери Тимофей велел ничего не говорить, сказать, что уехал папка по работе. Проплакала Тамарка полночи, и стала жить дальше, восстанавливая свою жизнь и по кирпичику строя фундамент будущего благополучия для своей Любоньки.
В сентябре Тамарка решила съездить в областной центр, сводить Любочку в цирк, да зайти, если удастся, к Вере Леонидовне. Четыре года назад, встретив Тамару с дочкой в деревне, Вера Леонидовна зазвала их в гости, понянчила Любочку, ненароком сказала, что у Вадима тоже дочка, на полгода старше Тамариной, и скоро будет еще ребенок. Провожая гостей, она дала Тамаре свой адрес и телефон, сказав: «Пусть будет. Мало ли что».
Вера Леонидовна была рада гостям. Напоила чаем, выслушала беду Тамары, приласкала Любочку, а потом достала старый фотоальбом. Ненавязчиво, тихо она стала рассказывать о давно ушедших людях. И о тех, кто жил сейчас, тех, кто был и есть часть ее семьи, незримо вплетая в эту семью Тамару и Любочку, позволяя хоть на несколько мгновений стать крупинками этой семьи.
На одной из страничек была фотография Вадима с молодой красивой женщиной и двумя детьми. Они стояли на берегу моря, женщина счастливо улыбалась, держа на руках забавного карапуза, а девочка прижималась к Вадиму.
И все было безукоризненно и беспечно на этой фотографии, улыбающаяся женщина, обнимавший ее мужчина, нарядные дети, стройные кипарисы, вспенившиеся волны моря. Даже надпись «Сочи» внизу фотографии показалась Тамаре безукоризненной. Но в этой безукоризненной и беспечной жизни не было места ни Тамаре с ее любовью, ни ее Любочке.
Тамара это всегда понимала и принимала, и казалось, давно уже перестала переживать по этому поводу. Но, оказывается, это только казалось…
- Он развелся, Тамарочка, и успел опять жениться - услышала она голос Веры Леонидовны. Значит эта красивая, улыбающаяся женщина, тоже стала прошлым Вадима, как и она Тамарка. Уже в подъезде, спускаясь по лестнице, Тамара пообещала себе, что следующим летом она обязательно поедет с Любочкой к морю.
А жизнь шла своим чередом. Тимофей занимался хозяйством, женился, правда, женщину взял с ребенком. Отслуживший в армии Петр окончательно закрепился на Дальнем Востоке, пустил корни, обзавелся женой и детьми. Так что возвращению Тимофея тетка Анфиса была рада.
Сама Тамарка в деревне теперь бывала редко. Но, как не странно, отношения с теткой Анфисой стали лучше, более открытыми что ли. Точно бывшая свекровь стала забывать нанесенную ей и Тимофею кровную обиду или, может быть, вспомнила, что когда-то, в молодости, и сама была не без греха. Как-то встретив бывшую невестку сказала она то ли с укоризной, то ли с сочувствием:
- Эх, нагородила ты огородов, девка. Да чего уж теперь…
Любочку она, по-прежнему называла внучкой. И у себя в избе привечала вопреки молчаливому недовольству второй невестки. Тимофей же, идя в сельский клуб на кинофильм с новой женой и пасынком, брал с собой и Любочку, и даже как-то купил ей куклу. Но Тамарки он ещё очень долго и очень старательно избегал.
Много позже, уже от своей сестры, Тамарка узнала, что время от времени Тимофей давал их матери деньги. Немного, двадцать, иногда двадцать пять рублей, и просил передать Тамарке, строго-настрого наказав не говорить, что это от него.
Окончательно простили Тимофей и тетка Анфиса Тамарку лет через двадцать после развода, когда у тетки Анфисы обнаружили рак. Тамара, тогда уже давно жила в городе-миллионнике, где была областная онкологическая больница, и приезжая на обследование и лечение бывшая свекровь останавливалась у нее.
Тамара, по очереди с новой женой Тимофея, тоже приютившейся у нее, дежурила у постели тетки Анфисы после операции, носила ей протертые супы и бульон. В общем, окончательно примирили их, как это часто бывает в жизни, беда и время.