Начало. Глава 5
Утром в понедельник я, предупредив Ольгу Николаевну, что приём начнётся после обеда, отправился в колонию пообщаться с начальником. Идти пешком мне не пришлось, подбросили на машине. Один из жителей, который тоже там работал вольнонаёмным. Всю дорогу он травил анекдоты с пошлого на похабный, которые я слушал в пол уха и даже этого хватало, чтобы мои органы слух свернулись с трубочку.
— А ты никак за Нинка хлопотать поехал? И правильно. Она баб-то хорошая, правда нелюдимая. Другие товарки её все выходные квасят, а она даже чифир не употребляет. Да и опять же ребёнок у неё. Не, хорошая баба. Честная к тому же. Я как-то зарплату мимо кармана положил, сильно поддатый был. Она отдала, да до дому меня проводила. Положительная.
Так слушая монолог мужика, мы заехали в колонию. В подобных местах мне ещё не доводилось бывать. Да собственно место здесь ни чем не отличалось от деревни. Разве что дома здесь были деревянные двухэтажные бараки. Да люди были одеты практически все одинаково. Мне выписали пропуск и объяснили как найти начальника.
Начальник седел развалившись в своём кресле за столом и с ухмылкой меня слушал.
— Ну понятно. А от меня-то ты чего хочешь?
Я уже привык, что все деревенские ко мне обращались на "ты". Но их "ты" звучало с уважением. А этот разговаривал со мной как с грязью под ногами.
Снова ему объяснил положение дел.
— И сколько она болеть будет?
— При всех благоприятных условиях от двух недель.
Я, конечно, прибавил, но мне хотелось, чтобы Нина не только вылечилась, но и отдохнула немного.
— Ясно. Ну ты там это...справку ей с печатью организуй и кто там в вашей деревне из моих вертухаев живёт, будут заглядывать к ней проверять. И не дай Бог ты мне тут сейчас по ушам проехал!
Я его заверил и поблагодарил. Вышел из кабинета и вздохнул свежего воздуха. Там в кабинете дышать было нечем. И дело было совсем не в том, что там было накурено, а скорей в хозяине кабинета. От него просто смердело, неприятный тип. Не зря Нина боялась.
— Вы по поводу Нины? Как она? — ко мне подошли две женщины в таких же робах как у Нины и шалях.
— У неё двухсторонняя пневмония.
— А ей говорила! Она дня два уже как кашляла и бледная ходила. Она выздоровеет?
— Конечно!
— Ну и Слава Богу!
— А что же Вы видели, что она болеет и не посоветовали ей полечится?
— Да она всего боится! Боится лишнее слово здесь сказать, хоть на минутку опоздать на работу, никогда не огрызается и во всём наших вертухаев слушается. Даже не жалуется никогда. Боится, что ей снова изменят режим. А этот может! — она кивнула в сторону начальника, — За ним не заржавеет. Знает прекрасно, что Нинка на всё пойдёт, чтобы с ребёнком здесь остаться, от и куражится над ней.
— Как это?
Но ответить женщина не успела, из дверей вышел начальник и окрикнул их.
— Кузнецова и Абрамова, вам заняться нечем? Рабочий день давно начался!
Они передали привет Нине и удалились, а я пошёл на выход. Домой мне пришлось идти пешком. Не сказать, что очень далеко, всего километров пять, но, во-первых, я боялся заблудиться, во-вторых, морозно. А Нина ходит так ежедневно!
В коридоре нашего ФАПа собралось уже порядочно людей. Все меня ждали. И каждый, кто входил в кабинет, спрашивал, не за Нину ли я ходил, хлопотал. Вот любопытные!
Сегодня пришлось задержаться. Люди всё шли и шли. Их как будто прорвало. А вишенкой на торте в этот день была Ника, которая пришла, когда я закрывал свой кабинет. У меня не было ни сил, ни времени, ни желания сейчас выслушивать её претензии, поэтому я деликатно попытался её послать...домой.
— Ника, мне сегодня некогда, нужно ещё к пациенту тяжелому сходить. Давай, в другой раз увидимся. Я сам к тебе приду.
— А этого твоего пациента случайно не Скородова Нина зовут?
— Нет.
И я формально не рал, она ведь действительно не Скородова.
— А ты вообще знаешь как она срок получила, почему мотает его не в женской колонии, а на поселении? От кого у неё ребёнок?
— Нет...
— А хочешь я тебе расскажу!
Мне не хотелось слушать сплетни. Но Нику было не остановить. Она схватила меня за рукав и стала вываливать на меня всё про Нину.
— Нинка твоя муженька своего топором как полено изрубила. Ей десять лет дали и в колонию отправили. — я перестал сопротивляться и решил послушать. Тем более это походило на правду, — А в колонии она вдруг оказалась беременная. Потом родила. А знаешь что происходит если в колонии нет особого режима для вот таких вот горе-мамаш? Ребёнка отбирают и отправляют в дом малютки. И знаешь что она сделала? Переспала с хозяином! И только ради того, чтобы её сюда перевели. А здесь. Ты думаешь почему она живёт у деда, а не в поселении? Разрешили ей. А знаешь почему?
Дальше я не мог слушать. Столько одномоментного де@@@a на меня ещё не вываливали.
— Ника, прости, мне надо к пациенту.
Я развернулся и пошёл к Скородовым. Глеб поджидал меня на улице возле своей калитки. Увидев в припрыжку подбежал ко мне и буквально запрыгнул на руки.
— Я так скучал!
— А чего ты скучал? Ты разве в садик сегодня не ходил?
— Нет. Мама болеет. Дед болеет. Меня одного не пускают.
Я опустил его на землю, взял за руку и мы зашли в дом. Дед снова сидел возле печки и прилаживал к валенкам подошву.
— Вот и лекарь наш пришёл! Глебка сегодня весь день тебя выглядывает.
Это грело мне сердце. Я тоже привязался к мальчишке.
— Как Нина.
Дед махнул рукой.
— Кашляет сегодня весь день.
Я кивнул. Закончил с дедом и пошёл смотреть Нину. Она спала. Волосы вокруг лба были влажные, температура? Я наклонился, чтобы пощупать её лоб. Она вдруг вздрогнула и отпрянула.
— Ты что делаешь???? — испугано спросила она и вновь раскашлялась.
— Как ты себя чувствуешь?
— А ты не видишь?
Я уже начал привыкать к её грубости и старался не замечать этого.
— Я договорился с начальником колонии, ты можешь болеть дома. Я потом выпишу тебе справку, ты её туда предоставишь. И Крюков будет приходить, проверять, действительно ли ты болеешь.
— Хорошо.
Будем считать, что это была благодарность. Но сегодня я был не в настроении. Ещё и Ника меня накрутила своими рассказами.
— Нина, можно у тебя спросить?
Она подняла на меня свои красивые глаза с болезненным блеском.
— За что тебя по... то есть осудили?
— Ну тебе же, наверное, только ленивый не рассказал за что.
— Я не верю сплетням. Хочу от тебя услышать.
— А оно тебе надо?
— Надо.
— Ладно. Расскажу. Может тогда ты от меня отстанешь наконец!
Я взял стул, придвинул его поближе и сел, приготовившись слушать.
— По 105части первой.
— И?
— Убийство.
Я молча смотрел на неё, ожидая хоть какого-то пояснения. Нина вздохнула.
— Ну, Господи! Вот зачем тебе это? Я просто взяла нож и зарезала своего мужа! Всё! Счастлив???
— Мне сказали, что топором...
— Да какая разница! Ты всё, узнал, что хотел? Теперь иди, я спать хочу.
Она отвернулась от меня и накрылась одеялом с головой. А своими ответами Нина ещё больше распалила моё любопытство.
Я вернулся к себе домой ужасно злой, уставший и голодный. Баба Фрося засуетилась, накрывая на стол.
—Что-то ты сегодня, Николая, выглядишь не очень, ты часом не заболел?
— Нет. Устал просто. Думаю вот что ещё Нине назначить, из того что есть нашей аптеке.
— А ты по старинке, обмажь её барсучьим жиром, да вона редькой с мёдом попои.
— И где же я его возьму жир этот?
— Дык я тебе дам. И редьку дам. Хоть она и зэчка, но ведь тоже человек. А то что про неё болтают на дереве, ты не слушай. Собака лает, ветер носит.
Сегодня у меня не было ни сил, ни настроения слушать бабку, и я отправился спать.
А с утра, снабжённый жиром и редькой я решила сначала всё это занести Нине. Заодно осмотрю её. Не нравилась мне её температура. По дороге мне попаля дед с Глебом. Я поражаюсь, на сколько дед быстро идёт на поправку. Ещё совсем недавно он еле ноги передвигал, сегодня он слегка прихрамывая шёл в тех самых валенках с Глебом за руку.
— Пошли мы в сад. Нина дома, не спала, когда мы уходили. — доложил он мне.
Я не вошёл в избу без стука. И сразу понял, что в доме Крюков. Я не слышал начало разговора.
— ....Ну что ты ломаешься?! Нико не узнает! Что тебе терять-то?
Я кашлянул. Крюков видимо услышал это.
— Ну ладно, Нина, выздоравливай.
И пошёл на выход лишь кивнув мне слегка головой.
Я зашёл к Нине в комнату. Она плакала.
— Я тут тебе принёс народные средства. Барсучий жир и редьку. Баба Фрося сказала, жиром мазаться, редьку пить с мёдом.
Нина прижала к себе пакет с моими поношениями и снова расплакалась.
— Ну ты чего ревёшь? Из-за Крюкова? Он тебе что-то сказал? Что он вообще хотел?
— А ты не догадываешься?
Я пожал плечами. Конечно, я догадывался. Но почему-то я хотел сейчас ошибаться.
— Коля, скажи, почему ты это делаешь?
— Делаю что?
— Ну, вот так ходишь, ухаживаешь за мной, жир вот принёс? Ты единственный после деда, кто заботится обо мне. Зачем ты это делаешь?
— А просто потому что хочу помочь, такой ответ не устраивает?
— И тебе ничего от меня не надо?
— А что ты мне можешь дать взамен? Денег у тебя нет, золота тоже. А натурой, прости, я не беру.
И Нина вдруг рассмеялась. Я впервые слышал как она смеётся.
— Коля, ты прости меня. Я ведь раньше не была такой. Меня такой сделали.
— Может расскажешь?
— Это долгая история.
— А я не тороплюсь. Мой рабочий день только через час начнётся. И ничего страшного не случится, если я немного опоздаю.
— Хорошо. Только я прошу тебя не перебивай.
Я кивнул и приготовился слушать историю Нины из первых уст. Наконец я пойму, где правда, а где ложь.
