Фото Алексея Белянкина
Володе Скворцову
из деревни Климовщина,
с которым я впервые посетил г. Пестово
Его судьба ему верна!
В просторе дня простого
Он улыбался, как весна,
Близ городка Пестово.
Сергей Макаров, 2002 год
Григорий Иоффе
19 ноября побывал на праздновании 20-летия журнала «Невский альманах».
Выступления с речами, подарками, вручением медалей и грамот, чтением стихов, пением песен продолжалось более трех часов.
В душном зале недавно отремонтированного Дома журналистов царил праздник. Внимая речам, я время от времени ловил себя на том, что из-за нехватки свежего воздуха нет-нет да выпадаю в другую реальность, и, пытаясь пошире открыть глаза, заставлял себя вновь и вновь услышать звуки, доносившиеся из громкоговорителей, и уловить смысл происходящего.
В другой реальности накатывала ностальгия, вспыхивали зарницами далекие события, оживали давно ушедшие образы. Но какими-то нитями все эти видения были связаны с происходящим на сцене и в зале. Я попытался вспомнить, когда же впервые услышал о «Невском альманахе», не том, что издавался с 1825 по 1915 годы, а вот об этом, который возродил вместе со своими соратниками в 2002-м стоящий теперь на сцене поэт Владимир Скворцов.
Ну да, ну конечно! На заседание радакционного совета журнала в Дом офицеров меня привел старый друг и вечно юный поэт Сергей Макаров. «Старик, мы введем тебя в состав редколлегии!» – торжественно заявил мне Серега. Но его редколлеги отнеслись к этому предложению как-то так, ез энтузиазма. Точно так же, как и я, потому что мне и в своем издательстве дел хватало по горло. Было это... как представляется мне теперь, году в 2005-м. Начиналась новая волна наших с Сергеем отношений: так случалось, что мы в какие-то периоды жизни дружили и часто встречались, а потом приходило время, когда мы теряли друг друга из вида, и вот опять…
Это опять случилось в 2004 году в кабинете Анвара Сайтбагина, директора еще не разрушенного временем и алчными застройщиками Дворца культуры имени Капранова. Здесь собиралась инициативная группа, которой предстояло подготовить и издать книгу «Сказания о Казани», посвященную условному 1000-летию этого славного города. Пришли руководитель проекта доцент ИТМО Ринат Магдиев, поэтесса Лилия Насибулина, композитор Сергей Смольянинов, предприниматель и поэт Григорий Елинер. И вот, наконец, открылась дверь, и в кабинет ворвался румяный человек объемной наружности, в котором я тут же узнал поэта Макарова, с которым мы не виделись уже… энное, не поддающееся точному исчислению, количество лет. Он, конечно, тут же принялся меня обнимать и чуть не задушил. Мы так увлеклись нашей встречей, что забыли, зачем сюда пришли, пока нам не напомнил об этом строгий директор дворца.
Так началась новая волна нашей дружбы, с заплывом в «Невский альманах» и знакомством с его редактором Володей Скворцовым. Теперь я вижу его на сцене, солидного и сосредоточенного на происходящем. Сочувствую: трудно устоять под водопадом льющегося на твою голову елея. Только и остается: достать в очередной раз платок и смахнуть со лба выступившую испарину.
…И выпадаю опять. Журналу двадцать… А когда же мы познакомились с Макаровым? Конец 1972 года. Точно! Ровно 50 лет назад!
В октябре того года я стал, по крайней мере, по записи в трудовой книжке, журналистом. Сотрудником местного радиовещания обувного объединения «Скороход». Вторым сотрудником была красавица Алла Зайцева, дочь журналиста-очеркиста, публиковавшегося, в том числе, и в толстых журналах. А учила нас с Аллой говорить в трубу Софья Давыдовна Коникова, скороходовка до мозга костей с 30-х годов, здесь же, на фабрике, проработавшая и всю блокаду.
О Кониковой и ее творческом методе – разговор отдельный. То есть – произведения отдельные. Очерк к ее 70-летию в "Скороходовском рабочем", после которого она обозвала меня змеиным выкормышем, а еще - этакий памфлетик под называнием «Три зубила»: намек на сатирический радиожурнал «Клещи» ("Здравствуй, левая клещина!" - "Здравствуй, правая клещина!"), для которого мы с Аллой, перерабатывая классиков, писали всякую дребедень, духовно отдыхая от новостей про обувные пары, полупары и пинетки.
С Аллой мы быстро подружились. А потом – и не только с ней. Короче, новый год мы с женой встречали в ее небольшой квартирке в хрущевском доме. Дом этот находился в невообразимой почти дали от собственно города, и туда, от площади Александра Невского, надо было ехать на автобусе минут сорок, не меньше. Но зато какая там была компания!
До сих пор не понимаю, как оказались в этой глухомани, на одной лестнице, все эти люди. Как они нашли друг друга и подружились.
Восходящая звезда российской поэзии Сергей Макаров, у которого вскоре, в 73-м, вышла первая книга «Именинница», которую он нам всем, конечно, тут же подарил.
Уже взошедшая на музыкальном небосклоне Ленинграда звезда – композитор Виктор Плешак, чья песня «Экипаж – одна семья» («Нам нужны такие корабли на море…») только что штормом прошлась по всем громкоговорящим устройствам страны в исполнении ансамбля «Самоцветы».
Муж Аллы – сионист проклятый Григорий Рыскин, тоже поэт не последнего ряда, преподававший литературу в детской колонии и написавший об этом заведении никому не нужную в Стране Советов повесть.
Любимым развлечением на тот момент для Макарова и Рыскина, причем, без всякой зависти к композитору, было извращение слов песни про экипаж. Как истинные поэты, они создали целый цикл новых стихов на музыку Плешака, переделав слова песни про моряков (написанные поэтом Юрием Погорельским) на людей других, самых разнообразных профессий. Короче, корабли у этих модернистов превратились в самолеты, автобусы и прочее, прочее. Типа: «Нам нужны такие парники в колхозе…»
Жизнь, однако, текла, и волны ее постепенно раскидали этот творческий коллектив по городам и весям, российским и зарубежным.
Алла через несколько лет развелась с Рыскиным и с сыном Ромой перебралась в Таллин. Работала сначала в славной газете «Молодежь Эстонии», потом, выйдя замуж за эстонского уже почти классика Тээта Калласа, выучила эстонский и стала переводить его романы, совмещая эту забаву со службой в качестве главного редактора журнала «Радуга». И уже в новом тысячелетии умерла после долгой болезни.
Диссидент Рыскин при первой же возможности умотал в ЮСА, где пробавлялся на ниве разнообразных, доступных его пониманию, профессий. Особой его гордостью была профессия массажиста, оказавшаяся прибыльной вдвойне. Рассказы своих особо разговорчивых клиентов он записывал и составил из них книгу. Время от времени Гриша наведывался в город Таллин, чтобы навестить сына. Заглядывал и в Питер, где мы с ним однажды, лет двадцать назад, посидели за чашечкой кофе в кафе на Невском. Речь шла об издании его книги. Я даже составил ее из тех текстов, изданных и не изданных, которые он привез, но проект этот вскоре после его отъезда так и заглох, не осуществившись.
А через несколько лет мы узнали, что Рыскин закончил свою жизнь, выпав из окна американского небоскреба.
Виктор Плешак так и не стал знаменитым автором одной песни, сумев пройти испытание славой и став большим композитором, автором академической музыки, балетов, опер и мюзиклов. Буквально на днях мы пересеклись с ним ВКонтакте…
С Макаровым мы виделись все реже и реже, а в 84-м году я уехал на Колыму, потом на Чукотку, в Певек, оказавшись волею судеб редактором районной газеты «Полярная звезда». Однажды утром, разбирая редакционную почту, обнаружил письмо со знакомым обратным адресом, подписанное С.Г. Макаровым. Тут же разорвал конверт и нашел там послание стандартного содержания с предложением опубликовать «в вашей газете» прилагаемые стихи. В таких случаях надо сказать: я чуть не свалился со стула. Стихи были посвящены разнообразным всенародным праздникам и могли украсить хоть первую, хоть четвертую полосу любой газеты. Потому что Серега был профессионалом, и даже стихи на потребу писал не левой ногой.
Прислал он их не мне. Он рассылал их по всей стране. Зарплату поэтам не платили, а на редкие гонорары от книг и публикаций в журналах тоже прожить было не просто, тем более, такому жизнелюбу, каким был Сергей. Районки, городские и областные газеты в комплексе давали хороший приработок. Везде платили: тут трешка, там пятерка, а придешь на почту – только успевай заполнять извещения.
Конечно, я сразу начал его публиковать, и, конечно, тут же написал ему письмо с приветом от чукотского друга.
Потом опять встретились в Ленинграде, и опять разошлись по своим углам, чтобы вдруг, неожиданно друг для друга, слиться в общем стремлении навеки прославить столицу Татарии… В какой-то момент Сергей вновь исчез с моих горизонтов, а потом оказалось, что он переехал в Новгород, и даже возглавлял там какое-то время областную писательскую организацию. Больше мы не виделись. Он умер в 2017 году…
Выйдя из Дома журналистов, очнулся я на промозглом Невском уже на Аничковом мосту. Было ощущение, что не с праздника я иду, не с торжества, а с теплой встречи с давними друзьями, вернувшимися из прошлых времен. Несмотря на дождь и мокрый снег, дышалось легко.
Владимир Скворцов
С Рубцовым пить не довелось
Недоумения не скрою:
Вникая в творчества секрет,
Я слышал там и тут порою,
Что часто пил Рубцов-поэт…
Да разве главное в нём это?
О, как народец измельчал!
Нигде непьющего поэта
я в долгой жизни не встречал!
Я пил с Владимиром Костровым
В гостях у Строева в Орле.
Я пил с Рачковым и Ребровым,
Закуска стыла на столе…
Гудел с Орловым и Сабило
И в поездах, и в кабаках…
Ничто тогда нас не губило,
Мы все витали в облаках…
Болел ангиной, а не СПИДом,
И не остыл мой прежний пыл!
Я выпивал с Ризой Халидом*…
А вот с Рубцовым я не пил!
Я выпивал с Бобровым в Кстове,
Я пил с Макаровым не раз
И в Петербурге, и в Пестове
Исподтишка и напоказ!
Порой не белочка скакала,
А приходил огромный лось…
Пил даже с внуком аксакала –
С Рубцовым пить не довелось…
За мной не раз брела косая
С косой огромной… Просто жуть!
Мне наливал Егор Исаев, **
Ну как с героем не глотнуть?!
Попал с Горбовским в вытрезвитель
(он здесь – известный старожил),
Когда мы вышли, предводитель
За Колю выпить предложил…
Я поддержал идею эту,
Схватив бутылки, как штурвал,
Сопел, завидуя поэту:
Горбовский с Колей выпивал!
Порою, стоя на колене,
Я унимал свой тяжкий пыл…
И подтвердит поэт Тюленев,
Что с ним в Москве я тоже пил!
И вот пока я в трезвом виде,
Признаюсь вам в конце концов,
Что на судьбу я не в обиде,
Жаль без Скворцова пил Рубцов!
*Риза Халид – выдающийся крымско-татарский поэт.
**Егор Исаев – поэт, Герой Социалистического Труда.
Стихи.ру 18.9.22
Сергей Макаров
БЕЗОТВЕТНО
Ливень сбросив на луга,
Гром ударился в бега,
Обратив свою гульбу
В отдаленную пальбу.
Молний скоропись в тот миг
За дубраву прыг да прыг –
Вымельк рыжий круглым ртом
Пень-сухарь глотал притом!
И – сронила туча зло
Вороненое крыло...
На язык пастух остёр,
К рыбакам в густой костер
Обронил случайно плеть –
Знать, на углях ей дотлеть...
Солнца рдяного ядро,
Гибкой радуги ребро,
Вновь кукушечий набат
В березняк прихлынуть рад.
Разрезают синь стрижи,
Словно черные ножи.
Солнце каждый луч, как нить,
Успевает нажелтить,
И – вплетает в иглы трав:
«Шью накидки для дубрав!»
Сочно красками светя,
День улыбчив, как дитя,
А красавица, в избе –
Словно зоренька, в судьбе.
Муж-художник – за окном,
И – треножник с полотном.
Рек художник звучно, всыть:
«Мне, кукушка, долго ль жить?
Целых сотню лет в судьбе
Намечтал я сам себе.
Отзовись, тебе я – друг!»
А кукушка – смолкла вдруг:
Поперхнулась в час дневной,
Подавилась тишиной...
Реклама полна неожиданностей!