Наработка знаний и опыта
В стремлении «остепениться» в науке я еще в 1984 году получил поддержку своего начальства и посла СССР в КНР И.С. Щербакова. Имея на руках свой напечатанный труд «Письмо, язык и мышление китайцев», я решил двинуться соискателем в Институт языкознания АН СССР. Для обсуждения монографии требовалось отношение с места работы. Ознакомившись с книгой, рекомендацию дал посол И.С. Щербаков, причем собственноручно дописав текст письма фразой: «По нашему мнению, работа представляет научный интерес». По сути это был пропуск в сферу науки.
Приказом № 37 директора Института языкознания академика Г.В. Степанова от 29.05.1985 я был зачислен на три года соискателем в группу «Философские проблемы языкознания» под научное руководство доктора философских наук В.З. Панфилова.
Летом 1986 года я вернулся из Пекина в Москву. Пришел в Институт языкознания и обомлел. В институте был новый директор – член-корреспондент АН СССР В.М. Солнцев. Однако в новом качестве главного языковеда Союза ССР Вадим Михайлович Солнцев «сменил гнев на милость» и взял мое робкое соискательство ученой степени под свою
могучую опеку.
Тут надо заметить, что официальное занятие наукой было зримым прикрытием моей «безупречной службы» в ГРУ и, как повелось, «деятельности, несовместимой со статусом дипломата».
Вроде как обстановка прекрасная, все шло к успешному представлению моей монографии в качестве диссертации. Но тут опять случился облом: в СССР началась перестройка…
В 1987 году группа «Философские проблемы языкознания» в Институте языкознания была упразднена, В.З. Панфилов – уволен.
В 1988 году «приказал долго жить» отдел ЦК КПСС по связям с коммунистическими и рабочими партиями социалистичесих стран («гнездо птенцов» Ю.В. Андропова), смотрящий за Китаем.
Проблемы мира и социализма в ракурсе понимания идей Мао Цзэдуна административно сократились до размеров сектора Китая в международном отделе ЦК КПСС. Примечательно, что сектор полностью укомплектовали моими сверстниками – товарищами по первой командировке в Пекин в конце 1970-х, из гражданских.
Поднятый перестройкой «ветер перемен» стал сметать и устои кадровой политики в ведомствах, причастных к международным делам. Тяжкие оковы номенклатуры ЦК разваливались на глазах.
Я же без особого сожаления распрощался с соискательством в науке, ибо вновь был отправлен уже в третью командировку, опять в посольство СССР в Пекине (1989–1992).
В Пекине я пересидел все перипетии развала Союза ССР и образования Новой России демократического выбора.
Поскольку на «китайском фронте» я находился уже 20 лет, опыт ремесла разведки и знание китайской специфики позволяли мне решать задачи наилучшим образом. Скажу больше: я, по базовому образованию переводчик, добился выдающегося результата в радиотехнической разведке, занимаясь волнами и импульсами.
Лишь по частотно-временным характеристикам сигналов китайских средств слежения и телеметрии при испытательных пусках ракет – опорный сигнал – с наложением на обезличенную смысловую информацию – подсвечивающий сигнал – мне удалось прозреть «голографическую картину» создания китайских межконтинентальных баллистических ракет (МБР) для подводных лодок, разобраться с космической программой КНР.
А навык понимания схем конкретно-символического мышления китайцев (как они думают иероглифами) позволил приблизиться к дешифрованию троичных схем китайской политики, построенной на непонятном для людей европейской культуры Законе перемен.
У нас в России до сих пор ни лица, принимающие решения, ни замечательные китаеведы не понимают троичную схему китайской политики «Мы сами. Наши враги. Наши союзники». Не понимают, почему Дэн Сяопин назвал теорию председателя Мао Цзэдуна о делении мира на три части величайшим вкладом в сокровищницу марксизма-ленинизма (ведь основа марксизма – диалектика). О применении же китайским руководством кода перемен к глобальной политике и бизнесу говорить с нашими умниками вообще не приходится.
Подчеркну, что присяге служить трудовому народу Союза ССР я не изменил, мундир не менял и идее коммунизма остался предан.
По возвращении из Пекина в Москву с военной службы сразу уволился. Либералы даровали свободу, и из списков офицеров ГРУ я был исключен по собственному желанию 23.02.1993.
А 5 марта 1993 года я вернулся в Китай и окунулся в море бизнеса, где в курортном городке Бэйдайхэ на берегу Желтого моря буквально из ничего (только проворачивая схемы долевого участия на приманках будущей прибыли) создал совместное китайско-российское предприятие «Лэньфа» (общей выгоды).
Статус перед китайским государством мне придавал имидж последнего секретаря парткома советского посольства в Пекине.
Только в Бэйдайхэ, где я прожил семь лет и где как гендиректор отвечал за людей, деньги и имущество, со всей документацией на китайском языке, с постоянным общением с китайцами всех уровней без переводчиков я на деле познал Великое Дао в части того, что называется «китайская специфика».
Однако в 1999 году по стечению обстоятельств и из-за предательства со стороны бывших соратников по ГРУ, перешедших на сторону либерализма в России, я был к радости контрразведки изгнан из Китая с формулировкой «За пользование преимуществами и привилегиями, на которые не имел права». После чего еще семь лет пребывал для КНР в статусе «персона нон-грата».
Вернувшись в Москву, я оказался не у дел и в 2000 году написал книгу «Китайская специфика. Как понял ее я в разведке и бизнесе».
Так волею судеб я оказался в свободной профессии литератора.
(продолжение следует)